Григорий Речкалов - В небе Молдавии

• Название: В небе Молдавии
• Автор: Григорий Речкалов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Я верю в тебя, - напутствовал Лобжанидзе. - Хорошим летчиком будешь, береги себя только. Будь, как горный орел, смелый, как лев, осторожный, как лань. Так учили меня мои предки - этого хочу и тебе. Пусть твой путь будет прямым и светлым, как солнечный луч.

От него в тот день я услышал слова, сказанные по моему адресу старшим лейтенантом Некрасовым: "Он своей смертью не умрет".

Товарищ мой дорогой! Не знаю, как сложилась твоя судьба, но много, очень много раз я вспомню тебя в своей жизни.

* * *

Приближались майские праздники. Клуба у нас не было, если не считать летней киноплощадки с десятком скамеек да "пятачка" для танцев. По вечерам собирались в красном уголке, на веранде. Участники художественной самодеятельности разучивали песни, плясали, декламировали. Во время репетиций всегда было шумно и весело.

Петя Грачев, руководитель и организатор самодеятельности, за эти дни совершенно измотался. Из летчиков наибольшую активность проявляли Борис Комаров и Виктор Иванов. Механики Почка и Шевчук старались не отставать от них. Грачеву удалось привлечь и двух девушек - официанток из летной столовой. Зоя Мацырина, обладательница задорного носика и красивых карих глаз, играла на гитаре и пела. Голос у Зои был тихий, грудной. Вторая девушка, высокая стройная молдаванка, - все звали ее Марго - была у нас нарасхват: в паре с Комаровым она лихо отплясывала, с Кондратюком репетировала какую-то одноактную пьеску.

Собирался выступать и Хархалуп. Он любил Маяковского. "Поэма о Ленине" и "Стихи о советском паспорте" звучали в его исполнении так, словно читал их, по крайней мере, Владимир Яхонтов.

Как-то заглянул на репетицию старший политрук Пушкарев. Хархалуп заканчивал в этот момент отрывок из своего любимого "Облака в штанах":

...Плевать, что нет

у Гомеров и Овидиев

людей, как мы,

от копоти в оспе.

Я знаю

солнце померкло б, увидев

наших душ золотые россыпи!

Жилы и мускулы - молитв верней.

Нам ли вымаливать милостей времени!

Мы

каждый

держим в своей пятерне

миров приводные ремни!

- Здорово получается, Семен Иванович! - восхищенно заметил комиссар. Может, возьмешь к себе на выучку?

- Вас? - удивился Хархалуп.

- А чем я не артист?

Пушкарев выпятил грудь и гоголем прошелся по веранде. Все засмеялись.

- Нет, не возьму, пожалуй!

- Это почему же? - Пушкарев притворно нахмурился.

- На репетиции редко ходите, да и комплекция у вас не совсем артистическая, - похлопав себя по животу, рассмеялся Хархалуп.

- Что ж, а ведь, пожалуй, ты прав: буду плохим примером для остальных, - добродушно согласился комиссар.

Когда смех немного утих и все угомонились, Пушкарев сообщил:

- Завтра прилетает командир дивизии. Как, товарищи артисты, подготовите несколько номеров?

Все переглянулись. Для нас приезд начальства всегда означал лишние треволнения. Начинались проверки, уборка территории. Бывало и так, что все эскадрильи в полном составе ходили цепочкой по аэродрому, подбирали бумажки и окурки.

- Подготовить-то мы, конечно, подготовим, - почесывая затылок, без особой радости ответил за всех Грачев, - но концертик будет слишком уж бледный.

- По сравнению с тем, что нам устроит генерал Осипенко, - добавил Хархалуп.

В этот вечер, просматривая "Вестник воздушного флота", я засиделся допоздна. Керосиновая лампа отбрасывала слабые тени. За окном чернела ночь, теплая, непроглядная.

Незадолго до отбоя в комнату вбежал возбужденный Петя Грачев. Раздеваясь и шумно потирая руки, он стал рассказывать о сегодняшней репетиции. Но вдохновлял его, конечно, не приезд комдива: от такого визита хлопот не оберешься. Я догадался, что сегодня, как и обычно после репетиций, Петя провожал домой "артисток". Тут он и сам признался:

- Понимаешь, какая эта Марго славненькая... - Петя сдернул с себя гимнастерку. - Наивненькая такая простушка, всю дорогу меня выспрашивала, женат я или нет.

- Ты, конечно, был холостяком? - поддел я.

- Катись-ка со своими шуточками... - обиделся Грачев и, швырнув в меня майкой, помчался в умывальник.

Хороший был парень этот Петя Грачев. После назначения его помощником комиссара по комсомолу жизнь в эскадрилье заметно оживилась. Везде он успевал, со всеми быстро находил общий язык. И пожалуй, только благодаря его настойчивости наша казарма приобрела "жилой" вид и стала числиться в полку на лучшем счету.

Была у Петра небольшая слабость - повышенный интерес к слабому полу, вернее к вполне определенной его категории - официанткам; и жена его тоже работала когда-то в столовой.

Нельзя сказать, чтобы он увлекался всерьез. Здесь, скорее всего, сказывалась любовь Грачева к вкусной и здоровой пище. Девушки не обходили вниманием интересного сероглазого парня. Нам, сидевшим с ним за одним столом, часто приходилось в этом убеждаться. Гарнир в Петиной тарелке всегда был обильно полит соусом, жаркое накладывалось в полуторном размере, в дополнительном стакане компота он не знал отказа.

На подтрунивание друзей Грачев отвечал своим излюбленным "пшел к чертям" и, взглянув в глаза тому, кто любил подбрасывать в его огород камешки, спрашивал:

- Слышал такую мудрость: "Поступай по отношению к другим так же, как ты хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе"? Впитал я ее от своего приемного отца. Усыновил он меня девятилетнего вместе с сестренкой и с тех пор воспитывал так, чтобы мы любили людей.

Вернувшись из умывальника, Грачев перегнулся через мое плечо, заглянул в журнал:

- Немецкими самолетами интересуешься? Должен тебе сказать, - заметил он, массируя широкую грудь, - маловато пишут о воздушной войне. Конечно, иметь представление, как завоевать господство в воздухе, нужно. А вот мне, например, хотелось бы знать, как немцы с англичанами дерутся. Нашел ты что-нибудь об их тактике?

- Кроме летно-тактических данных ничего нет. Вот, правда, схемы боевых порядков; немцы применяют их последнее время над Англией после больших потерь при налетах. Неправдоподобные какие-то...

- Смотрел я эти рисуночки. Ни черта не разобрал, - признался Грачев. Несуразица какая-то. Не могут немцы таким строем летать.

- А все-таки здорово они бомбят англичан. Авиация у них на первом плане!

- Что ж тут особенного? Современная война, брат, это война моторов. Дай-ка мне один журнальчик, полистаю на сон грядущий.

- Моторы моторами, - возразил я, передавая журнал. - Все дело в том, где этих моторов больше - на земле или в воздухе.

- У немцев их теперь везде много, но не больше нашего, хоть и работает на них вся Европа. А ты как считаешь, где их должно быть больше - в воздухе или на земле?

- В воздухе, Петя, и только в воздухе, - раздался голос Кондратюка.

В комнату вошли командир звена и Гичевский.

- Вспомните-ка польскую кампанию. В первые дни войны немцы полностью уничтожили панскую авиацию и парализовали с воздуха работу тылов армии.

- А Бельгия и Франция? - заметил Гичевский. - То же самое. Посмотрите, как они лупят англичан! Авиация сейчас, дружище, - бог войны.

- Ну, знаете ли, это чистейшей воды дуэлизм{*1}, - вскипел Грачев. Не хотите ли вы сказать, что воздушная сфера в войне будет решающей?

- А почему бы и нет? - возразил Кондратюк. - В наше время кто силен в воздухе, тот силен вообще.

- Браво, Кондратюк! - закричал непоседа Яковлев, как всегда, сваливаясь словно снег на голову. - Кто это сказал, знаешь? А нас загнали в казарму, как солдат, да и вообще авиация пасынком стала: ворошиловские завтраки отобрали - раз, кожаные регланы не выдают- два...

- Замолчи ты, белобрысый, - цыкнул на него Грачев. Он вскочил с кровати, сердито взъерошил русые волосы. - Значит, катись к чертям артиллерия, матушка-пехота, ура авиация! Так, что ли?

- Нет, не так, Петя, - возразил я. - Ребята этого не говорят. Ты ведь не станешь отрицать, что немцы всегда отводят авиации решающую роль. А почему? Потому что они умно ее используют: все силы бросают на то, чтобы парализовать авиацию противника, бомбят города, а танки уже добивают паникующие войска и тылы. Дуэ же проповедовал на земле только сопротивление. Вот в чем все дело.

- Немцы, немцы! Чихать я на них хотел, - не унимался разгорячившийся Грачев, - не нам у них учиться. Русские пруссаков всегда бивали.

- Виват, внуки Суворова! - засмеялся Яковлев. - Дайте-ка лучше закурить.

- Только что дымил. Не давайте ему, - попросил сидевший у стола Кондратюк.

- Пусть коптится, жалко, что ли, - Гичевский протянул папиросу, бери, твоя любимая марка: "чужие".

Яковлев прикурил, с размаху плюхнулся на мою кровать и несколько раз подпрыгнул на матрасе. Жалобно заныли пружины, зашуршала, переламываясь, туго набитая солома.

- Эх, хороша офицерская постель!

- И когда ты только за ум возьмешься? - прикрикнул на него Кондратюк. - Ведь уже летчик, даже женился однажды, а все дурачишься.

- Вот женюсь второй раз - поумнею, - отпарировал Яковлев, пуская на Кондратюка струю дыма. - Что за книженция? - указал он на мою тумбочку.