Лев Айзерман - Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?

• Название: Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?
• Автор: Лев Айзерман
• Жанр: Публицистика

Книга Л. С. Айзермана, заслуженного учителя России, проработавшего в школе 60 лет, посвящена судьбам преподавания литературы. Но она не только о школьных уроках литературы. Она о том, как меняется в нашей жизни отношение к литературе, нравственным устоям, духовным ценностям, эстетическим ориентирам. А потому она адресована не только учителю, но и всем, кого волнуют проблемы нашей современной жизни и нашего будущего, судьбы молодого поколения. Книга рассказывает отцам о детях, а детям – об отцах.

---

Наверное, человечество иначе не умеет. Наверное, оно слишком велико. Наверное, оно слишком загружено повседневными своими делами, чтобы оставить хотя бы маленький кусочек души своей на что-то “постороннее”, “непрактичное”, на то, что “ни съесть, ни выпить, ни поцеловать” – на сострадание, на сопереживание, на милосердие…

И боюсь, это не “плохо” и не “хорошо”. Это – так. У нас нет в запасе другого человечества – только такое: готовое, если понадобится, умереть за своего ребенка, да что там за ребенка – за сорокачасовую рабочую неделю готовое умереть, но решительно не способное палец о палец ударить ради “дальнего своего”».

Я был поражен. Об этом же писали в своих сочинениях, которые я сейчас читал, мои ученики:

...

«Мы живем как бы вместе, но в то же время как бы каждый сам по себе, отдельно. Чаще всего мы не видим и не слышим друг друга, а чьих-то страданий даже и не подозреваем и не мыслим, что, может, это где-то рядом, что несчастье может произойти не только там где-то, но и здесь, вдруг, возможно (не дай Бог!) с нами».

Но… не только по санаторию, о чем я уже писал, но и по многолетней работе в школе, в том числе с родителями, слишком хорошо знаю, что и умереть, если понадобится, за ребенка своего тоже не абсолютная норма, особенно если это касается мужчин. Когда многие и многие из них скрываются всего лишь от алиментов.

Но главное, я не могу принять эту констатацию как неизбежную норму. То, о чем писал Достоевский в последних снах Раскольникова и Чехов в «Крыжовнике» о человеке с молоточком, мне куда ближе: ведь там предупреждение и необходимость противостояния, иначе гибель человечества, самоликвидация.

Инна Вишневская после смерти великого актера вспоминала о Михаиле Ульянове:

...

«Знаешь, – говорил он мне (а мы были на ты с послевоенных лет), – как меня поразила история “Курска”. Кто-то рассказывал мне про стук в обшивку. Мне кажется, вопреки всему, что это был стук сердец. Вот если бы так стучали в ответ наши сердца. Чтобы не внешний сюжет занимал нас, не интрига, не новая пьеса. Нет, этот пепел Клааса, который всегда стучит в сердце вольных людей».

И мне понятна идея соборности, понимаемой как духовное единение людей друг с другом вне зависимости от всяких государственных и политических структур. Идея сутью которой, по словам С. Н. Булгакова, является «нахождение себя в единении с другими». И понятие это шире только его религиозного понимания. В сегодняшнем нашем атомизированном обществе все это приобретает особое значение. Ведь, по словам Владимира Соловьева, «всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи» не могут не привести к «самоистреблению человечества». Отсюда так важны сплачивающие, собирающие начала.

Закончив уроки по роману Достоевского «Преступление и наказание», прочитав последний сон Раскольникова, в котором каждый только за себя и все против всех, я показываю на уроках фильм Феллини «Репетиция оркестра». Фильм о распадении оркестра, целого, единого организма, что убивает музыку, а потом и живого человека. Но после фильма мы возвращаемся к снам Раскольникова о том же. А заканчивая роман Льва Толстого «Война и мир», прочитав страницу, на которой идет речь о последнем сне Пети Ростова, в котором звучит оркестр, исполняющий мелодию единения, согласия, гармонии, мы вновь вспоминаем и сон Раскольникова, и фильм Феллини.

И это очень важно, чтобы ученики наши осознали и на уроках жизни, и на уроках литературы значение неповторимого и единственного Я во всей своей полноте, индивидуальности, неповторимости, единственности и вместе с тем восприняли это Я как часть целого, человечества, мира. Не только потому, что такое самосознание обогащает человека, но и потому, что судьба каждого из нас во многом зависит от того, что вне нас. Без этого открытия себя как другого и другого как себя нет постижения литературы.

Нужны ли такие книги, как «Чернобыльская молитва»? Да, нужны. Но, естественно, нужны не только такие книги. Человеку для жизни нужны белки, жиры, углеводы, соли, витамины, вода. Но и духовная пища должна быть качественно разнообразной и сбалансированной. Что касается дня сегодняшнего, то, на мой взгляд, в духовном рационе нынешнего подрастающего поколения, нынешней юности ощутим дефицит витамина добра, веры в людей, в подлинное и настоящее, которое все-таки существует.

Сам я принадлежу к миллионам советских людей, которые постоянно ощущали дефицит правды в жизни и искусстве и потому так набросились на вернувшиеся из небытия книги, эту правду несущую, как бы они ни была горька. Но как учитель я понимаю, что поколение моих нынешних учеников испытывает прежде всего дефицит положительных эмоций. Вот почему мне так близка мысль И. Роднянской:

...

«Ужасы и горечи жизни были всегда. Но не всегда их встречали настолько разоружившись. Уместно будет диагностировать не рост Зла, а дефицит мужества, питаемого знанием Добра».

Отметим, что в «Чернобыльской молитве» не только много Зла, но и велико мужество, питаемое знанием Добра. Другое дело, что жизнь внесет свои коррективы в послешкольную судьбу наших учеников. И коррективы эти будут идти в разных направлениях.

За несколько дней до начала учебного года я встретил своего ученика, который окончил школу двенадцать лет назад.

Это был один из лучших учеников класса, умный, думающий, читающий. Но неулыбчивый, хмурый, часто печальный. Оно и понятно: не так давно умерла мать, отец потом собирался жениться на ее подруге, они поехали на дачу, и отец погиб в автомобильной катастрофе. Как бабушка их с братом, которого я потом тоже учил, поставила на ноги, даже не представляю. Дома я разыскал его сочинение, написанное в десятом классе на тему «Что значит жить хорошо». (Его писали после уроков по поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».)

...

«Однажды мне пришлось добрую четверть часа, когда я ехал в метро, смотреть на плакат, висевший на противоположной стене. Там был нарисован мужичок, карикатура на русского, он что-то пил, лежа на огромном кошельке золота. Рядом море, пляж и пальмы. Все пятнадцать минут у меня было навязчивое желание сорвать этот рекламный плакат. Мне был ненавистен этот пухлый мужичок, похожий на наглую и самодовольную свинью. Его ухмыляющаяся мордочка всем своим видом говорила, что все существующее по сравнению с его жизнью и медного гроша не стоит. Но он, подобные ему люди и даже сам художник, нарисовавший этот плакат, серьезно ошибаются. Не только в этом заключаются счастье и радость жизни. Никогда деньги не приносили счастья человеку, они давали только обеспеченную жизнь. Деньги я ценю только как средство достижения цели…

Я учился в пятом классе с одной девочкой, которая приходила в школу каждый раз в новой одежде. Причем она ни разу не одевала то, что хоть раз носила. Ее наряды вызвали зависть и восхищение у моих одноклассниц. Она, похоже, была заражена опасной формой вещизма. Эта девочка презирала остальных ребят, в том числе и меня, считая ниже своего достоинства общаться с нами. Этот пример – одна из причин моей ненависти к мужичку на кошельке, похожему на эту девочку».

И вот теперь мы встретились в метро. Он вырос: в школе я был выше его, теперь он меня обогнал. Элегантный, стройный, радушный, ироничный, благополучный. Было уже около часа дня, но он только ехал в свой банк («Я сам решаю, когда мне нужно быть на работе»). Не женат («Никак не найду»). Спросил, что интересного я прочитал в последнее время. Я назвал роман Владимира Маканина «Асан».

– О чем?

– О Чечне.

Усмехнулся.

– Нет, этого читать не буду. Хочется читать книги мажорные, оптимистические, поднимающие тонус жизни.

Я, конечно, был рад, что жизнь у него сложилась. Только вот печалила – как бы это помягче выразиться – смена литературных ориентиров.

Хорошо, если это всего лишь смена литературных ориентиров, а не смена ориентации.

И все же, и тем не менее, и несмотря на все… Наступили другие времена. Изменилась жизнь. Изменились наши ученики, как, впрочем, и их родители. Новые проблемы встают перед преподавателем литературы. Другие ценности. Стремительно уходит с уроков литературы сама литература. Читают даже программные произведения всё меньше и меньше. На книжных прилавках – сборники готовых сочинений, ответов на билеты экзаменов, готовые рефераты, вся классика в кратких пересказах. А часов на преподавание литературы в школе все меньше. И всегда готовый на подсказки и материал для списывания Интернет. Казалось бы, все усилия учителей, методики литературы должны быть направлены прежде всего на одно: как вернуть литературу на уроки литературы, как сделать уроки литературы уроками литературы. Как привить интерес к литературе, желание читать и, кто знает, может быть, даже и любовь к ней.