GrayOwl - Замок Эйвери

• Название: Замок Эйвери
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Фанфик

---

Примерно это и пересказывает мне Блейз и, выпив ещё стакан (я только допил свой), просит перевести.

- Да зачем тебе это, если и так всё понял?

- Хочу сравнить мои догадки с твоим литературным переводом, ну и заодно ещё раз прослушать затейливый мотив в твоём исполнении. Я же далеко не первый, кому ты поёшь любовные или весёлые баллады, - говорит он, почему-то с горечью, и внезапно понимаю его, говоря:

- Да, не считая профессора Синистры, ты - третий…

- Всего третий?! Но это… невероятно! Сколько же ты прожил с первым супругом, о котором ты ничего не рассказываешь, но всем известным - Героем?!

- Месяц, и супругом моим он стал и, может, это и было основной моей ошибкой, лишь только, как Королева, после Алхимической Свадьбы,

Яотвечаю устало и нажимаю на особые точки на переносице - лучшее тактильное средство от головной боли, но она только разгорается, а Блейз молчит и смотрит куда-то в стену, видимо, нумерологически обрабатывая вероятностную линию моей жизни в связи с открывшимися обстоятельствами. Это я так горько шучу, - на самом дале Блейз полагал, что у меня огромный

список почитателей… ну, только, если в среде Пожирателей кто-нибудь положил глаз на вечно спокойного, равнодушного и холодного «друга» самого Лорда, хотя вряд ли кто-нибудь из них вообще думал, что у меня есть что-то, кроме строгой чёрной одежды, лица - маски и немытых, слипшихся волос.

Нет, мне нужно ещё хотя бы исполнить моему Блейзу авторизованный перевод этой, в общем-то, пустенькой баллады, но если он хочет… призываю коньяк и рюмку, выпиваю её залпом… отпускает… может, и вправду не добивать Люпина, раз он мне такое хорошее средство для лечения головной боли предложил… или это был Гарри? Не помню… опять болит, причём в строго определённом месте… а-а! Я же этим самым местом об днище ванны ударился, и было это уже много часов назад - конечно, волшебное обезболивающее заклинание перестало работать…

- Anaestetio localus! - произношу я вслух - к сожалению, невербальным мне его сделать не удалось… ай, хорошо!

- О чём задумался, Блейз, или пора баиньки?

- О-о, нет, я бы хотел выпить ещё.

- А не многовато ли будет? Мне, конечно, для тебя огневиски не жалко, вот только придётся посмотреть, есть ли в запасе Антипохмельное зелье?

Встаю, смотрю - нет, придётся идти в лабораторию, а вот туда почему-то идти неприятно… - Может, это воспоминания о старом диванчике со сломанной пружиной, что впивалась в рёбра? - стараюсь я себя приободрить. - Нет, это воспоминание о Минни, в ужасе кричащей, да, Минни кричала, что Блейз умирает. Всколыхнулось ли во мне что-то тогда действительно впервые по-настоящему? Нет ответа, но идти надо.

- Блейз, я спущусь в лабораторию за зельем для нас, чтобы завтра не было похмелья.

- Сев, а… можно я с тобой?

- Можно, вьюноша ты мой неразумный, совсем без меня не можешь? - посмеиваюсь я, в душе чувствуя благодарность за то, что не придётся идти одному. Ну почему я просто, без весомой причины, и то, когда совесть замучает, не могу выразить перед этим добрым, слегка заикающимся, красивым мальчиком благодарность, просьбу простить, помочь? Что же со мной произошло - почему я стал таким жёстким даже с самым близким, беззаветно любящим меня юным волшебником? Что-то сломалось во мне тогда, когда мой супруг совершал преступления, превосходящие мифические зверства Пожирателей. Да, они, безусловно, были жестоки, но только целенаправленно - им давалось задание, и они его лишь выполняли, а планировал-то всё это не маравший рук уже долгие годы, со времён первой Войны, Близкий Круг…

А Ремус был просто необуздан, дик, он, наконец, выпустил своего зверя, с которым мы так увлекательно занимались любовью. Когда-то.

Пока я размышляю, мы уже вернулись из лаборатории, а я даже не запомнил, как взял четыре, с запасом, пузырька с зельем и даже зелье не перепутал со стоящим рядом, как сейчас помню, Кроветворным.

- Ну что ж, продолжаем пить и петь - последствий не будет, - говорю я весело. - Хочешь, не откладывя на потом, спою перевод?

- О-о, да, лю-би-мый, - пропевает Блейз свою прекрасную песнь песней.

… Да, и ещё Ремус любил Малфоевское вино «Песнь Песней», хотя от самой библейской книги, в отличие от Гарри, в восторг не приходил… даже стены здесь, что ли, пропитаны Ремусом? Вот ведь не думал о нём, ни разу, а тут вдруг столько обрывков воспоминаний… бьёт через край… ничего, скоро здесь всё пропитается тончайшим оттенком дамасского клинка, тогда и посмотрим, Ремус Люпин, кто победит…

И я пою, пою для моего возлюбленного Блейза, слышишь, Ремус, не для тебя!

Пифон, сей змей, в смертях повинный,

Что Фебовой стрелою был убит,

Величиной был с десятину,

Как сам Овидий говорит.

Но змея, что сильней страшит,

Зреть никому не приходилось,

Чем тот, чей зрю жестокий вид,

Когда прошу у дамы милость.

Семь глав сидят на шее длинной,

И каждой доброта претит.

Нет сил управиться с кручиной,

Душа томится и скорбит:

Отказ, Презренье, Страх и Стыд,

Досада, Строгость и Унылость

Ввергают душу в мрак обид,

Когда прошу прошу у дамы милость, - подпевает мне прекрасно поставленным голосом Блейз, - ещё один талант?

У дамы сладостной личина

Жестока: смех уста язвит;

Для смеха вряд ли есть причина,

Когда я мукой в прах разбит.

Меня страшит, меня крушит

Та боль, что в сердце поселилась,

Она терзает и томит,

И хором:

Когда прошу у дамы милость.

Глава 24.

Семь глав сидят на шее длинной,

И каждой доброта претит.

Нет сил управиться с кручиной,

Душа томится и скорбит:

Отказ, Презренье, Страх и Стыд,

Досада, Строгость и Унылость

Ввергают душу в мрак обид,

Когда прошу прошу у дамы милость, - подпевает мне прекрасно поставленным голосом Блейз, - ещё один талант?

У дамы сладостной личина

Жестока: смех уста язвит;

Для смеха вряд ли есть причина,

Когда я мукой в прах разбит.

Меня страшит, меня крушит

Та боль, что в сердце поселилась,

Она терзает и томит,

И, хором:

Когда прошу у дамы милость.

Блейз ещё выводит высоким голосом замысловатую шуточную руладу, и музыкальная часть вечера заканчивается нашим общим весёлым смехом…

Да, всегда пел только я, другие же - Тонкс, Гарри, Хоуп, Ремус - только внимали, и ни с кем из них я не пел хором. Как же это, оказывается, замечательно!

Даже с Гарри я столько не смеялся, был более скованным и одновременно раскрывал тайники своей души, в то же время познавая возможности собственного тела… А с Блейзом не надо заниматься поучительными историями об унижениях Альбуса, жуткого самолечения, ещё более страшного, высасывающего душу не хуже Дементора, чувства полного, колоссального одиночества… вот и сейчас даже тайком от самого себя вспоминать не нужно… вот уже Блейз подобрался совсем близко, но вместо того, чтобы поцеловать, надувает губы, становясь ещё большим ребёнком, и просит:

- Сев, в-всего разик.

- Только поцеловать, ну, можешь ещё шеей заняться, я не против.

Он молниеносно оказыается у меня на коленях и целует так, как это делают дети - чмокает в щёку, потом в глазах его появлется звёздный свет, и он начинает покрывать поцелуями, глубокими, до боли от охватившего меня вожделения, шею, ласкает языком кожу за ухом, прикусывает мочку… у кого, где и когда этот юноша научился… такой изысканной ласке, к которой приходят годами, и я тихо спрашиваю, как около полумесяца назад:

- Неужели ты… сам придумываешь эти ласки?

Он на миг отвлекается от своего занятия и, лаская мои волосы, нежно шепчет:

- А это разврат? Скажи.Только не смейся потому, что, да, это я сам… так тебя люблю.

- Нет, возлюбленный мой, конечно это - не разврат, это называется любовными играми. А то, что ты сам, несмотря ни на что, сохранил способность, а, главное, желание экспериментировать в весёлой науке любви, говорит лишь о силе твоего духа, ну и… любви ко мне. Ты пробовал проделать то же самое с Клодиусом? Ответь - я не буду ревновать к такому паршивцу.

- Д-да, пробовал, пару раз поласкать его лицо, но он не позволил, сказав, что это «глупые игры для сосунков», так он сказал. Я даже полностью обнажённым его не видел, только фрагментами, главный из которых… ну, ты понимаешь. А ещё он почти всегда был сверху и там бы и оставался, но удовлетворить его могло только около десяти актов за ночь. Подожди, я расскажу всё, чтобы ты знал, а то у меня потом смелости не хватит рта раскрыть, а сейчас я навеселе и могу говорить, так вот, если бы он не утомлялся так сильно, будучи сверху, а он был грузноват, мой Клодиус, да и остаётся таким, мне и не удалось бы побывать в его излюбленной позе… но быть с тобой - это совершенно иное, это обострение всех органов чувств, нет, это просто непостижимое ощущение парения, как птица…

- А приземление очень неприятно?

- Если ты о семяизвержении, то след этого чувства остаётся надолго, анус тоже пульсирует и снова жаждет либо нового соития, либо преобладает «жажда» пениса овладевать снова и снова. Так что для меня единичная эякуляция лишь подталкивает к дальнейшему занятию любовью - весёлой наукой, как ты говоришь.