Владислав Реймонт - Последний сейм Речи Посполитой

• Название: Последний сейм Речи Посполитой
• Автор: Владислав Реймонт
• Жанр: История

---

- Латынь безупречная, живот - как у бернардина, а все же бьюсь об заклад, что вам не осилить.

- Держу, что выпью! - протянул тот руку, лукаво подмигивая припухшими глазками.

- Двадцать пять дукатов, что - нет! - горячился Воина.

- А я ставлю за него! - воскликнул фон Блюм, скорый на всякий азарт.

- Я тоже! Я тоже! - раздалось несколько голосов.

Все окружили его, сбежались даже дамы, расспрашивая с любопытством, что случилось.

- Деньги на бочку, господа! - крикнул Воина, высыпая в чью-то шапку свои дукаты.

Его примеру последовали остальные, и через минуту собралось с полсотни червонцев.

- Принимаете заклад? В шапке пятьдесят червонных!

- Принимаю, ради денег чего не сделаешь! - проговорил он с серьезным видом по-латыни.

- Выдуешь - твои дукаты; нет - всыплем тебе пятьдесят горячих. Таков уговор! - заявил категорически Новаковский.

- Ладно, только пороть на ковре. Шляхтич я, как и вы все, вельможные...

- Ладно! Принимайтесь за дело! А на ковре, так уж конечно! - раздались возгласы.

Кулеша отвернулся, чтобы расстегнуть пояс и шаровары, саблю воткнул в землю, повесил на нее шапку и, усевшись на траве, велел подложить себе под лопатки свернутый в трубку коврик.

- Эй, мужичье, выбивай пробку! - крикнул он прислуге.

Сташек ловко выбил пробку и подвинул бочонок. Кулеша перекрестился, схватил бочонок за уторы и, подняв его надо ртом, откинулся слегка назад и стал тянуть вино.

Кругом все стихло, даже музыка смолкла; все сбежались посмотреть на такое зрелище и впились в шляхтича глазами, а он пил и пил, работая лишь вовсю кадыком и отдуваясь, откидывался все больше и больше назад, пока не уткнулся спиной в свернутый коврик, и продолжал тянуть, но все медленнее и медленнее. Глаза уже выкатывались у него на лоб, обильный пот заливал посиневшее лицо, жилы на шее вздувались, как веревки, а живот разбухал с поразительной быстротой. Зрелище из потешного становилось до того отвратительным, что дамы разбежались, молодые же люди с беспокойством ждали конца. Кулеша допил последнюю каплю, отбросил бочонок и пробормотал:

- Ничего удивительного. Слово сказано - кобылка у плетня. Ясь, гляди в оба, не спи.

И свалился на траву, мертвецки пьяный.

Паренек сунул шапку с дукатами ему под голову и принялся стебельком травы щекотать его высохшую глотку, пока не последовал благодетельный результат.

Все отшатнулись с отвращением, один только Сташек с удивительной заботливостью подошел, чтобы закрыть пропойце лицо полой балахона, пробуя одновременно добраться до дукатов, но Ясь буркнул грозно:

- Не трожь, по башке получишь. - И с молодецким видом схватился за свою шпажонку.

- Не допился бы он только до царствия небесного, - забеспокоился Заремба.

- Выспится и завтра опять будет готов.

- Это пьяница, известный на всю Речь Посполитую! Обучался, сказывают, под руководством самого покойного князя "Пане Коханку"! Мастер, однако! поражался Новаковский.

- Откуда вы его раздобыли?

- Из корчмы. Рассказывал он мне такие прибаутки и так пересыпал латынью, что я решил привести его, чтобы развеселить публику. Не знал я, что он такой фокусник. Куда едете? - обратился он к пареньку.

- На сейм, в Гродно, - ответил тот, вытирая платком отцовскую физиономию.

- Найдет достойных партнеров. Сомневаюсь только, чтобы кто-нибудь его перещеголял. Есть ещё дюжие глотки, особенно между сермяжниками. Думаю, что и Подгорский мог бы с ним потягаться.

- Пять гарнцев бургундского одним духом не выпьет. Скотина, не человек, этот стольников сын, - процедил сквозь зубы с отвращением Воина и пошел вместе с Зарембой к дамам, весьма смущенный Капризом княжны Четвертынской, которой вдруг захотелось во что бы то ни стало свежего молока.

Блюм был в отчаянье, так как молока не оказалось ни в привезенных запасах, ни в корчме. К счастью, кто-то подал проект привести корову с ближайшего выгона. В эту геройскую экспедицию отправились бегом все трое Кротовских с несколькими офицерами, и через некоторое время появились на поляне, таща и подталкивая какую-то мычащую коровенку. За ними бежала, вопя благим матом, пастушка с развевающимися по ветру волосами.

- Есть молоко! - торжествующе восклицал Блюм. - Но кто его надоит?

- Конечно, я сама, - заявила решительно княжна.

- Фи, от нее так несет хлевом! - скорчила гримасу пани Новаковская.

- Даже в романах коровы не благоухают лилиями, - заметил насмешливо Воина. - Можно ее, впрочем, спрыснуть духами, это будет очень поэтично.

Корове действительно обмыли вымя "Ларендогрой" и всю обрызгали духами, ко всеобщему умилению и великой потехе прислуги. Особенно Сташек, стоя за своим барином, положительно чуть не лопался от хохота.

- Ой, не могу, пан поручик, с ума сойду... Ой, батюшки, святые угодники, и довелось же моим грешным очам увидать этакую штуку! Ох, пес ее возьми! Хо-хо-хо!

Корову с большими церемониями повели на разостланный ковер, прислуга держала ее за рога, спину и хвост, княжна уселась под ней на целой куче подушек и среди всеобщего безмолвия принялась доить в какую-то вазу.

- Божественная картина! Очаровательно! Восхитительно! Невообразимо! посыпались сразу восторги, когда княжна, надоив с полвазы, подняла ее вверх и воскликнула:

- Кто жаждет, того напою настоящим нектаром!

Жажду почувствовали, конечно, все, но лишь не многие коснулись устами волшебной чаши и хлебнули, точно в экстазе, неизъяснимого счастья.

Когда же дошла очередь до Воины, тот заметил:

- Удивительное превращение: корова черно-белая, а молоко - фиолетовое!

- В самом деле! Что за чудо! Это что-то удивительное! Фиолетовое молоко! - поражались все.

- И даже пахнет фиалками, - с серьезным видом обратила внимание пани Ожаровская.

- Княжна доила в перчатках, и они слиняли, - захохотал Воина.

Княжна подняла руки. Действительно, длинные вышитые золотом фиолетовые перчатки на пальцах и ладонях совсем побелели, вылиняв от молока.

Кругом запенились сдержанные смешки. Воина же изрек снова:

- Так кончаются всякие чудеса!

- Противный вольтерьянец! - злобно прошептала задетая за живое пани Новаковская.

Конечно, молоко тотчас же вылили на землю, корову же прогнали с позором. Кто-то, однако, заметил пастушку, стоявшую точно в столбняке под дубом.

- Прелестная девчонка! Ты чья?

- Папина! - подбежала она к корове, пощипывавшей в двух шагах траву и забывшей уже обо всем, что с ней проделывали.

- Надо нарядить ее, она будет совсем похожа на лесную дриаду, предложила графиня Камелли.

Дамы сразу подхватили эту идею, словили девочку, повели в кусты и, невзирая на ее визг и слезы, наскоро нарядили ее нимфой.

Тем временем солнце уже зашло за горизонт, белый туман окутывал поляну, мрак пеленой ложился на леса и расползался по долинам. На поляне зажгли большие костры, над которыми взвились причудливые языки огня и клубы дыма. Откуда-то с берега Немана доносилось протяжное мычание коров, возвращающихся домой, и отдаленное, заглушенное расстоянием, пение.

Веселая компания стала собираться домой, покрикивая на прислугу, разыскивая потерянные предметы и суетясь, со смехом и новым градом острот.

Заремба давно уже нервничал в тщетном ожидании знака Изы, не уезжал еще, однако, держась вблизи, хотя она не обмолвилась ни единым словом, оживленно веселясь с окружавшей ее кольцом молодежью.

Все уже тронулись к корчме, где ждали экипажи, как вдруг из кустов блеснуло несколько десятков факелов, и в огненном их кольце предстал хор фавнов, который, дуя изо всех сил в дудки и пищалки, вел посредине смущенную и совершенно растерявшуюся пастушку, наряженную нимфой. На белых, как лен, распущенных волосах красовался венок из цветов. Она была почти вся обнажена и покрыта только гирляндами из зелени и полевых цветов. Высоко подобранная над коленями юбчонка открывала ее худые и грязные ножонки, она шла, вся дрожа от страха, слезы оставляли на ее накрашенном лице глубокие следы, голубые глаза, однако, сияли восторгом, и на открытых губах играла улыбка детского изумления. Картина, несмотря на свою причудливость, была совсем необычная, а сама пастушка так полна дикой красоты и перепуганной прелести, что со всех сторон посыпались аплодисменты и крики восторга.

- Просто прелесть! Надо взять ее с собой в Гродно, - решила пани Ожаровская.

- Мы изловили лесную русалку и свезем ее всей кавалькадой пани Дзеконской.

- Даже на картинке трудно придумать что-нибудь красивее! - раздавались возгласы.

Никто не обращал больше внимания на спящего на траве Кулешу и на сидевшего рядом с ним Яся. Все тронулись бурным потоком с поляны, и лесной мрак затрепетал от мерцающих огней факелов, свиста флейт и возбужденных возгласов.

- Жду тебя. В полночь будет свет со стороны сада. Люблю! - услышал вдруг Заремба, и одновременно чьи-то жгучие губы прильнули к его губам таким жадным поцелуем, что у него захватило дыхание и из глаз посыпались искры.