Светлана Алешина - В пекло по собственной воле (сборник)

• Название: В пекло по собственной воле (сборник)
• Автор: Светлана Алешина
• Жанр: Боевик
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002959-4

В море падает самолет с двадцатью пассажирами, среди которых заместитель министра МЧС. Капитану спасателей Ольге Николаевой удается выяснить, что причина аварии — взрыв, устроенный представителем одной из силовых структур.

Через месяц-другой волна цунами смывает островной поселок и рыбокомбинат. Японцы утверждают, что это — результат искусственного землетрясения, устроенного российской стороной. Капитан Николаева и здесь выходит на след человека, устроившего взрыв в самолете. Преступник схвачен за руку. Теперь дело за малым — разоблачить «крутое» ведомство…

---

Слезы сами навернулись мне на глаза. Я отвернулась к стене, чтоб ни Менделеев, ни Анохин не увидели моего лица, и потихоньку утерла глаза кулаком.

«Почему это бросил? — возразила самой себе. — Он меня не бросил. Он от меня просто ушел. И то только потому, что я сама этого захотела. Если бы я повела себя по-другому, он до сих пор жил бы со мной и мы продолжали бы ругаться каждый вечер… Ну, положим, далеко не каждый вечер, каждый вечер меня просто дома не было — то на ликвидации последствий землетрясения где-нибудь в Океании, то на учениях в Подмосковье, то во Франции, на катастрофе во время авиационной выставки… А он дома. Один. А может быть, и не один. А чего я хочу? Кто согласится жить с такой женщиной? Которая дома не бывает — раз! Которая работает спасателем — два! И еще хочет, чтобы мужчина был сильнее ее, — три! Меня даже эта дура-тетка, Тамара Алексеевна, с мужиком спутала! Не хочу я быть такой! Эта работа всю меня изуродовала! Я же раньше мягче была и женственнее… Впрочем, откуда мне знать? Мне же даже сравнить не с чем. На меня никто внимания не обращает из мужиков. Видят во мне или дочку — как Григорий Абрамович, или друга, „братана“, как Кавээн, или врага, как эти два придурка…»

Я с обидой посмотрела на Менделеева и представила, какой он в постели. Наверное, это очень возбуждающее сочетание — природная грубость с искренней нежностью. Ведь он, наверное, умеет быть и нежным, этот генерал-майор?

Менделеев был целиком занят рулями глубины и двигателем, ему не до меня.

«А ведь он меня подозревает! — подумала неожиданно для себя. — Он тоже меня подозревает, как и я его, в связях с нашими врагами. И я сама натолкнула его на эти подозрения — своим интересом к драке в самолете и к третьему участнику этой драки…»

Вспомнив про того худого пассажира, так ловко дравшегося с Менделеевым, я вдруг ощутила приближение какого-то воспоминания, которое крутилось на самой поверхности памяти, но никак не проникало в сознание. Очень неприятное состояние. Тот, кто его испытывал, хорошо поймет, о чем я говорю. Уже, кажется, ухватил это слово или этот образ и он вот-вот вынырнет и отпустит тебя, снимет напряжение, но он опять ускользает и ты опять и опять роешься в памяти и настраиваешься на него, и он опять подплывает к самой поверхности и опять дразнит.

Я почти вспомнила, о ком подумала мимоходом, когда Чугунков сказал, что этот худой пассажир похож на одного его знакомого, но мои усилия прервал на этот раз возглас Менделеева.

— Вот черт! — воскликнул он, вглядываясь в иллюминатор. — Похоже, нам не удастся всплыть именно в том месте, где ты погружалась.

Поскольку фраза была адресована мне, я подобралась поближе к Менделееву и тоже заглянула через его плечо в иллюминатор.

«Скат» шел к поверхности под небольшим углом, и в тусклом, теряющемся в равномерной черноте нашем луче чувствовалось еле заметное движение водной массы. Мало того, сверху, с поверхности, изредка проникали какие-то вспышки света, рассеиваемые толщей воды, но все же хорошо заметные…

— Что это? — спросила я Менделеева. — «Посейдон» подает нам знаки?

— Если бы, — ответил он, и я не услышала в его голосе радости. — Это молнии. Там, наверху, — шторм. Всплывать в такой обстановке — равносильно самоубийству. Нас просто размолотит тут друг о друга на волнах…

Я вспомнила те недолгие секунды пребывания во власти ветра и волн при погружении и не могла не согласиться с ним…

— Что с воздухом? — спросила я. — На сколько нам еще хватит?

— Часа на четыре, — ответил Менделеев, взглянув на манометр.

— Четыре часа — слишком мало для того, чтобы шторм утих, — предположила я. — Так или иначе, но подниматься нам придется… Нужно подумать — где лучше это сделать. «Посейдон» далеко от нас?

Менделеев усмехнулся.

— Хотел бы я сам это знать, — ответил он. — Нас снесло значительно южнее того района, где произошло падение самолета. Определить наше местоположение я не могу даже приблизительно. Половина приборов на «Скате» не работает, повреждены во время падения вместе с самолетом на дно.

— Что будем делать?

Не могу даже ответить, кто из нас произнес этот вопрос. Я посмотрела на Менделеева, потом на Анохина. И у того и у другого на лицах было написано одно и то же. Наверное, то же, что и на моем:

— Что будем делать?

Глава четвертая

Вопрос повис без ответа. На меня навалилась какая-то апатия. Со мной это бывает, когда я лишена возможности действовать активно и вынуждена просто чего-то ждать. Ненавижу ожидание!

Думать не хотелось. Ничего не хотелось. Руки и ноги ломило, как от долгой и трудной ходьбы, в груди почему-то тоже началось странное покалывание. А в довершение ко всему сильно стали чесаться руки и шея. Я уже растерла себе горло до красноты, а зуд все не проходил. Поглядывая на Менделеева, я заметила, что он часто расправляет плечи, словно от сильной усталости, и тоже расчесывает себе спину и сломанную правую ногу.

«Что за чесотка на нас свалилась? — подумала я. — Может быть, кто-то из них заразил меня этой дрянью?»

Я оглянулась на Анохина. Тот прислонился к стене, закатил глаза и тихо постанывал. Вид у него был совершенно больной.

— Николай Яковлевич! — сказала я Менделееву вполголоса. — А этот Анохин, он здоров? Вид у него что-то неважный…

Менделеев повернулся, посмотрел на меня, потом на Анохина. Затем улыбнулся:

— Да не бойся, Николаева, это не заразно. Легкие симптомы кессонной болезни. Как только полностью выровняем давление — само пройдет через пару часов. Я в молодости водолазом работал, можешь мне поверить.

— Я бы рада вам поверить, — неожиданно для себя брякнула я. — И не только в этом, но не могу…

— Что такое? — Он снова повернулся ко мне. — Опять начинаешь нашу странную словесную игру?

— Это не игра, Николай Яковлевич, — возразила я. — Григорий Абрамович, которого вы не можете не знать, из-за этой «игры» уже месяц лежит в больнице… Если это и игра, то начала ее не я. Это жестокая игра. Я не люблю играть в такие игры.

Менделеев хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ну да! Вспомнил! — воскликнул он. — Ты же из группы Воротникова. Знаменитый тарасовский психолог, про которого он все уши прожужжал. Вот уж не думал встретиться с тобой при таких обстоятельствах.

Наверное, мое состояние было тому причиной, но я совершенно не обратила внимания, что он уже вспомнил один раз, гораздо раньше, кто я такая, — и фамилию мою, и даже специальность. Сам же мне об этом сказал! А теперь он попросту валяет Ваньку! Или — тоже забыл, что уже говорил это.

— Так вы, значит, не сомневаетесь, что я та, за кого себя выдаю?

— Так же, как и ты не сомневаешься, думаю, что я именно Николай Яковлевич Менделеев, — улыбнулся он мне в ответ.

— А кто это? — спросила я, кивнув на Анохина, который, казалось, задремал в своем углу.

— А вот это и меня интересует больше всего остального, пожалуй, — сказал Менделеев.

— Может быть, вы расскажете, что произошло в самолете? Как это было на самом деле? — попросила я со всей вежливостью и доброжелательностью, на какие была способна в этот момент. — Мне показалось, что вы рассказали далеко не все…

Он посмотрел на меня снисходительно, но на этот раз — добродушно.

— Ты мне сначала объясни, в чем меня-то подозреваешь? В том, что я взорвал этот самолет? Или в том, что я хотел угнать его в Турцию? Кстати, почему именно в Турцию? Глупость какая-то!

— Давайте так, Николай Яковлевич, — предложила я. — Вы рассказываете мне, что там у вас произошло на борту самолета, а я раскрываю свои карты — в чем вас подозреваю и почему. Так пойдет? Но только вы — первый!

Он посмотрел на меня еще раз и улыбнулся, на этот раз удивленно. «Что за девчонки становятся офицерами МЧС!» — прочла я в его взгляде.

— Ну что ж! — вздохнул он. — Мне скрывать-то, собственно говоря, от тебя нечего. Я и в самом деле летел в этом самолете как частное лицо, хотя и не в отпуск, и не к друзьям, и даже не в Красноводск. Со мной был один мой старый товарищ…

Он помрачнел.

— …Чином не вышел, жизнь у него как-то не так сложилась, как у меня, но человек был надежный. Не то чтобы телохранителем при мне он был, специальной подготовки для этого он не имел, а вот чутье у него на разные гадости хорошее. Ну и полетел со мной, так, на всякий случай. Если, говорит, что — так я первый почую… Ну и почуял…

Менделеев помолчал пару секунд.

— Нам минут пятнадцать до посадки в Красноводске осталось. Там бы, вероятно, и застряли. Прогноз паршивый, можно ли дальше лететь — неизвестно. Сижу, нервничаю. Встреча может сорваться, а встреча важная. Теперь-то уж точно — сорвалась. Ну да ладно, теперь другие дела пошли, надо сперва с ними разобраться… Нервничаю, значит. Тут Леня меня за плечо трогает и говорит: «Посмотри на того, вон, худого, словно мощи, придурка, что в первом ряду сидит». Я, конечно, посмотрел. Ну, сидит, ну, головой туда-сюда крутит. Ну и что с того? «Что-то он слишком нервничает», — говорит тут Леня и встает с кресла. Представляешь, в этот же момент встает и этот, с первого ряда кресел. Встает и — шмыг в кабину к пилотам. Леня в два прыжка — за ним. Я за Леней. «Что за х… за ерунда такая?» — думаю. А тут этот козел в проходе встречает и ну за меня цепляться. Еле отбился. Только хотел за Леней к пилотам протиснуться — оттуда этот пассажир худой выскакивает и в стойку против меня встает… Дерется он, конечно, профессионально, могу подтвердить. Съездил меня так, что я в салон улетел, к тетке какой-то под ноги. Только вскочил я на ноги и хотел его приласкать по-настоящему, — уж поверь, я это умею, когда меня разозлить, — как самолет начал резко высоту терять, ну, прямо нырять стал. Мы все с катушек сразу же покатились — и я, и тот костлявый хмырь, что ногами махал, и этот козел тоже…