Андрей Сенников - Пока мир не рассыплется в прах…

• Название: Пока мир не рассыплется в прах…
• Автор: Андрей Сенников
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Постапокалипсис
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-67369-8

Конец света, назначенный на декабрь 2012-го, не состоялся. Свечи, макароны и тушенка пылятся по кладовкам. Но не спешите их выбрасывать! Вспомните, крохотный по космическим масштабам метеорит над Челябинском всерьез напугал не только жителей этого города. Извержение исландского вулкана закрыло небо над Европой, на несколько дней отбросив ее на сто лет назад, когда люди передвигались только по суше и воде. А Фукусима? А цунами в Индийском океане, которое унесло сотни тысяч человеческих жизней? И пусть оптимисты сколько угодно рассуждают о том, что настоящий конец света наступит не ранее чем через три миллиарда лет, когда погаснет наше Солнце, мы-то с вами не столь долговечны…

---

Легкая тень скользнула в толще извести. Федор попытался не выпустить ее из поля зрения, но взгляд наткнулся на перевернутую бутылку в штативе, легкие пузырьки всплывали за стеклом в толще прозрачной жидкости. Пластиковая трубка тянулась вниз. Он следил за ней, опуская взгляд, казалось, в глазницы насыпали толченое стекло. Трубка оказалась приклеенной пластырем к его локтевому сгибу. За ней маячило лицо старика. Он сидел на низком стуле в ногах кровати. Багровые тени играли в прятки в сетке морщин. Слезящиеся веки воспалены. Белки глаз иссечены кровавыми прожилками.

— Пить хочешь? Не тошнит? Дышать не тяжело?

Кажется, он выпил кружку воды пять минут назад. Слова едва доносились до него сквозь грохот барабана за потолком. Он таки сделал глотательное движение, в голове оглушительно щелкнуло, словно выстрелили из гаубицы. Саднило гортань, сердце колотилось.

— Ты извини, местный фельдшер, похоже, баловался наркотой. С морфием здесь туго…

— Что со мной?

Слова так и остались во рту сухими бумажными комками.

— Ничего. Все худшее уже случилось до того, как ты пришел сюда…

Федор закрыл глаза, пережидая волну дурноты и стискивая зубы.

— Ты пьян? — спросил он.

В полумраке сухо зашелестело. Старик смеялся. Радужные пятна под веками пришли в беспокойное движение.

— Теперь это непозволительная роскошь, хе-хе…

Воздух тек в легкие как расплавленное олово, скапливался на донышке и просачивался через диафрагму, заполняя обжигающей тяжестью ноги, словно пустые бутылки. Нестерпимо чесались ступни. Особенно правая. Поврежденную голень саднило.

— Мне пришлось ампутировать тебе ногу, — услышал Федор. — Для одного лишь хирурга при здешнем оснащении шаг более чем рискованный, но выбора у меня нет. Странно, что ты вообще выжил, хотя, что теперь говорить о странностях…

Старик сбился и замолчал.

Слова поднимались к потолку, радужно переливаясь, словно мыльные пузыри, и лопались там беззвучно, бессмысленно. Федор напрягся. Он хотел сесть на постели, но сумел только приподнять голову. Вены на шее вздулись. Он увидел широкий ремень, обхватывающий грудь и сразу же ощутил запястья прикрученные к… Нет, не к кровати. Он лежал на каталке высоко над полом, а старик сидел на обычном стуле. Голова его торчала рядом…

Взгляд заметался по складкам простыни. Глаза вылезли из орбит. Свинцовая кровь бросилась в лицо. Федор видел белый холмик ткани, натягивающий простыню слева, и… ничего не находил с правой стороны. Он упрямо попытался пошевелить ступней, хотя глаза говорили ему, что правая нога под простыней заканчивается безобразным утолщением чуть выше середины бедра. В пустоте нестерпимо чесалось и пульсировало.

Голова упала на подушку. Крик ветвился в бронхах, теряя силу, и лишь слабый выдох сочился через стиснутые зубы.

— Ты что сделал, а?! Ты что натворил, сука?!

Пальцы сжались в кулаки. Ремни заскрипели.

— Тихо, тихо…

— Ты же меня убил, тварь!

В глазах потемнело. Комната закружилась, верх стал низом и обратно. Кровь стучала в висках. Он задыхался, словно только что пробежал от подножия холма, через огороды до проклятого дома с призывом о помощи на крыше. В темноте металлически звякнуло. Запахло спиртом. В плечо ужалило. По виску тихонько скатилась невидимая бусина, оставляя влажный след.

— Как по-твоему, сколько мне лет?

Федор стиснул зубы. Он думал, что если сейчас сможет высвободить руки, то…

— Тридцать семь… А свое отражение ты когда в последний раз видел?

— Иди ты на хер!

— Тебе ведь лет восемнадцать-девятнадцать? Верно?

Послышался шорох, старик зашевелился в стороне от каталки.

— Открой глаза, — велел его надтреснутый голос.

Федор не хотел, но подчинился. Злость истаяла, сошла на нет. Он открыл глаза и увидел перед собой на подушке лицо отца, может быть, чуть моложе, каким он помнил его: «гусиные лапки» у воспаленных глаз, глубокие носогубные складки, заострившийся нос и скулы, туго обтянутые обветренной кожей; вот только вместо виноватой улыбки — оскал, зубы и десны в крови. Слеза набухла, повисела на мокрых ресницах и скатилась на висок. Федор моргнул. Лицо отца исчезло. Старик опустил зеркало…

— Что происходит? — спросил Федор, казалось, его голос тоже состарился.

Старик сел, тяжело опираясь о край каталки.

— Мы мертвы, — сказал он. — Мертвы с той самой минуты, когда случилось ЭТО…

Он махнул рукой в сторону заколоченного окна. Помолчал…

— Я не знаю тонкостей, я просто хирург районной больницы заштатного городишки, не генетик, понимаешь?

— Нет…

— Человеческий организм состоит из многих типов клеток. Разные ткани — разные клетки. Они постоянно обновляются и тоже с разной скоростью. Время жизни — неодинаково. Клетки умирают и повреждаются от внешних воздействий: ионизирующего излучения, питания, условий жизни, токсинов и так далее. Организм отторгает мертвые клетки либо частично поглощает их фагоцитами и использует как строительный материал для замены и заполнения пробелов, понимаешь? Мы стареем потому, что организм теряет способности к возобновлению: код ДНК в ядре клетки с каждым повреждением и восстановлением перезаписывается, но с ошибкой…

Он замолчал. Язычок пламени в лампе затрещал…

— Теперь мертвые клетки ведут себя несколько активнее, — он вновь засмеялся скрипучим смехом, и внезапно оборвал его, глядя на Федора затуманенными глазами. — Они вообще себя странно ведут, и можно только гадать, на что и как это влияет. Совершенно иная биохимия… М-да. Очевидно, фагоцитоз ускоряет процесс. Лейкоциты крови, что боролись с бактериями в твоей ерундовой ране, погибали и тут же переходили на сторону врага, понимаешь? Возможно, ты этого не чувствовал. Возможно, побочная реакция процесса — анестетический эффект. Возможно все! Понимаешь?! По радио все еще говорят, ЭТО — вирус. Вакцину вот-вот найдут… Жалкая, беспомощная ложь!

Он закашлялся. В легких сипело и свистело.

— А что тогда? — спросил Федор.

Старик перевел дух и пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Какая разница? Что-то сдвинулось в фундаменте. Изменился основополагающий закон Вселенной, может быть. А на белковых формах он «выспался» именно так. Там, — он снова махнул рукой в стену, — не ходячие мертвецы. Миллиарды колоний новой клеточной жизни. Да, ограниченной сроками распада и тления, но жизни, чья единственная программа — превращение всего вокруг в свое подобие: без злобы, ненависти, жажды убийства, голода. Без мысли и оправданий… До конца времен, пока весь мир не рассыплется в прах…

— Ну и топай к ним, теоретик… или удавись, — сказал Федор, ему стало противно до тошноты, но он верил человеку, который так безжалостно его искалечил. — Чего ты тут прячешься? Один бывший сержант говорил: «Если не можешь изменить правила — прими их»…

Старик посмотрел на Федора с интересом.

— Да, да, — кивнул он. — Именно так. Но я не могу, у меня близнецы на руках…

Федор вспомнил маленькое личико, скорбный рот, костыли…

— Убей их сам, — посоветовал он, закрывая глаза. Он больше не чувствовал правую ногу, боль вспучилась на конце культи, как гигантский нарыв. — Избавишь от… всего.

— Нет, — услышал Федор. — Нельзя. У них есть шанс, и… я не могу предать память жены. Она собой пожертвовала, чтобы они жили…

Федор рассмеялся. Неожиданно для себя рассмеялся, может, боль заставила его.

— Глупо, — сказал он и посмотрел старику в глаза.

— А вот и нет! — тот слюняво заулыбался, у него не хватало половины зубов.

— Что?

Старик качал головой, словно китайский болванчик. Потом принялся раскачиваться на стуле всем телом, мечтательно прикрыв глаза.

— Нет, нет, нет, — бормотал он. Тощая, морщинистая шея в распахнутом воротнике ковбойки вызывала непреодолимое желание сдавить ее пальцами.

— Заткнись!

Старик замер и выпрямил спину. Тонкие полупрозрачные веки опустились и поднялись, улыбка сделалась шире.

— Ты просто не знаешь, — сказал он. — Они наши единственные дети. В восемь месяцев от роду у них обнаружили симптомы прогерии. Знаешь что это? Синдром преждевременного старения, редкое генетическое ненаследственное заболевание, — он пошевелил тонкими птичьими пальцами. — Во всем мире не больше сотни случаев.

Он выглядел так, словно рассказывал анекдот.

— За один год они старели лет на десять-пятнадцать. Жуткое, невыносимое зрелище. И ничего нельзя сделать. И никто не виноват. К восьми годам у них уже имелся полный букет старческих болезней: от катаракты до полиартрита; морщинистая кожа; волосы выпадали. Когда случилось ЭТО, они уже не могли самостоятельно передвигаться, слишком больно. Не могли обходиться без постоянной врачебной помощи. Я не мог смотреть им в глаза…