Валерий Елманов - Битвы за корону. Прекрасная полячка

• Название: Битвы за корону. Прекрасная полячка
• Автор: Валерий Елманов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9922-1560-1

Чем выше взбираешься по ступеням власти, тем более одиноким ты становишься. Это хорошо прочувствовал на себе попавший в далекое прошлое Руси Федор Россошанский, став правой рукой юного царевича Годунова.

Вроде бы гибель государя Дмитрия должна облегчить задачу надеть на сына царя Бориса шапку Мономаха, но не тут-то было. Жива Марина Мнишек — венчанная царица всея Руси. И чтобы добиться единоличной власти, тайная католичка не гнушается ничем. Например, во всеуслышание объявила, что носит под сердцем царское дитя. Правда, на самом деле она вовсе не беременна, но… Неужто не найдется человек, который поможет ей в этом? Честолюбивая вдова готова пойти и на откровенное предательство. И вот уже летит от нее к королю Сигизмунду, пославшему на Русь свои рати, тайный гонец. А у выступившего навстречу полякам Россошанского сил и без того немного: два стрелецких полка и верные гвардейцы…

---

— А к чему такая спешка?

— Тебе с казней правление начинать не с руки, а без них никак. Вот москвичи и помогут, — откровенно пояснил я. — Поэтому, когда люди вдоволь наплачутся, я тебе шепну, ты махнешь рукой, на площадь выведут пленных мятежников, и народ сам с ними разберется.

Вроде бы все обрисовал, можно и выдвигаться. Время-то о-го-го, а нам надо предварительно заехать к патриарху. Осталось внести последний штрих в наряд Годунова — одежда-то хороша, эдакая неброская, темных тонов, а вот ранение, полученное им в боях за Ливонию, стоит подчеркнуть. Пусть москвичи воочию лишний раз убедятся, кто за Русь кровь проливает. А если кто-то решит, что рана получена сегодня, при защите государя, еще лучше. Словом, отыскав кусок материи, Дубец соорудил роскошную перевязь.

Но не успели мы спуститься вниз, как у крыльца показался запыхавшийся Курнос, которого я в числе десятка гвардейцев оставил подле Архангельского собора. Мол, безутешная вдовица просит Федора Борисовича улучить для нее единый часец и заехать в храм. Мы с Федором быстро переглянулись.

— Ничего там не случилось? — уточнил я.

Курнос неловко передернул плечами и помотал головой. Странно, тогда зачем ей понадобился Годунов? Я вопросительно оглянулся на своего ученика — может, послать назойливую барышню, сославшись на неотложные дела? Но Федор довольно улыбнулся:

— А ты мне сказывал, будто она за власть цепляться станет. Небось кто цепляется, своего супротивника просить ни о чем не станет, — и, повернувшись к Курносу, распорядился: — Лети обратно и упреди, что скоро явлюсь.

Через пять минут мы были у дверей Архангельского собора. Марина поджидала на крыльце, причем без сопровождения, отправив своих фрейлин в палаты. Тет-а-тет? Зачем? Еще одна загадка. Как говорила Алиса в Стране чудес, все страньше и страньше. Однако ломать над этим голову было некогда, и я, заявив, что время дорого и сам съезжу к Игнатию, направился на патриаршее подворье.

Туда меня поначалу не пустили, ссылаясь на недомогание святителя. Во всяком случае, именно в таком духе ответил мне приоткрывший калитку монах-привратник. Как я понял, хитрый грек решил остаться в стороне, выжидая время, поскольку победители вроде бы определены, но пока их слишком много, минимум двое. Желая наверняка оказаться в одной лодке с победителем, он и попытался взять тайм-аут.

— Болезнь-то не иначе как медвежья, — зло выпалил я.

Монах негодующе засопел и попытался захлопнуть калитку перед невежей и хамом, но я успел вставить в щель ногу. Привратник нажал, я тоже. Противостояние длилось недолго — молодость победила, хотя и не без труда.

Правда, у самых покоев мне вновь преградили дорогу два дюжих плечистых монаха, стеной вставшие на моем пути. Один даже скинул с плеч полушубок и по локоть засучил широкие рукава рясы. Пришлось пригрозить. Я поднял руку, подавая знак десятку гвардейцев, стоящих позади меня, и те взяли на изготовку свои арбалеты.

— У вас, святые отцы, еще есть время, пока я досчитаю до трех, — предупредил я. — Потом его не будет. Ра-аз…

— Грех это великий, — пробурчал один из них, с укором глядя на меня.

— Спорить не берусь. Тем более с будущими мучениками, — пожал плечами я. — Ну ничего, замолю. Авось ради святого дела. Два-а…

Они нерешительно переглянулись, но продолжали стоять.

Я обернулся к гвардейцам и развел руками:

— Не хотят понимать. Ну-ка, разок, но для начала с уважением к сану.

Пять арбалетных стрел впились в притолоку, на десяток сантиметров повыше монашеских голов. Говорить «три» не понадобилось — оба мгновенно раздались в стороны. Все, проход свободен.

Патриарх действительно лежал в постели, но, как я и заподозрил, болезнью не пахло. Тем более медвежьей. Зато пахло чем-то вкусненьким. Сомнительно, чтоб у хворых людей был такой замечательный аппетит — на столе стояли исключительно пустые или полупустые блюда, а на них — вот те раз — остатки скоромной пищи. Вон в мисочке обглоданное крылышко курочки, а на краю стола сиротливо притулился недоеденный пирог с мясной начинкой. Ишь ты, а ведь нынче пятница.

Но виду не подал, тем более православная церковь болящим действительно разрешает не соблюдать посты. Да и время поджимало, не до подковырок. Взяв быка за рога, я заявил, что сегодня каждому придется определиться со своим выбором и на чьей он стороне. Игнатий слабым голосом принялся уверять, будто он еще поутру хотел урезонить неразумных, ан глядь, а от великого огорчения ноги отнялись. Так-то он конечно же всей душой с нами, и если бы не окаянная немощь, то он непременно… но я бесцеремонно перебил его:

— Душой, святитель, — это замечательно, но к ней придется добавить тело.

Он открыл рот, но возразить не успел. Не давая ему встрять, я небрежно поинтересовался, известно ли патриарху, что помимо государя заговорщики планировали заменить и главу православной церкви. Игнатий встрепенулся, настороженно уставившись на меня. Конечно, я блефовал. Но, помнится, когда поляки сидели в Кремле, письма по городам с призывами к народу рассылал уже Гермоген, и сложить два и два труда не составило.

— А Федор Борисович? — деловито спросил он.

«Надо же, взбодрился, и голос окреп», — умилился я, ответив, что Годунов — человек богобоязненный и никогда не позволит себе произвола в отношении столь важной духовной особы. Кроме того, он весьма охотно прислушивается к моим советам, а мне нынешний патриарх, если честно и откровенно, как на исповеди, весьма и весьма симпатичен. Говорю не голословно, ибо оное ранее успел неоднократно доказать на деле, решительно вставая на его сторону. Например, когда ныне покойный государь возжелал сместить с ростовской митрополичьей кафедры владыку Кирилла. Но ныне пришел черед самого Игнатия поддержать нас, поэтому придется встать и, превозмогая свою тяжкую хворь, прошвырнуться на Пожар, дабы помочь окончательно добить врагов.

— Наших общих врагов, — на всякий случай уточнил я.

— Превозмогу, — твердо пообещал он.

— Тогда мы с Федором Борисовичем через полчаса будем ждать тебя у Константино-Еленинской башни, — предупредил я и, дождавшись его согласного кивка, отбыл обратно, к Архангельскому собору, забирать Годунова.

Марина и Федор по-прежнему оживленно беседовали подле храма. Издали это напоминало свидание робкой школьницы, жаждущей признаться в любви, со здоровенным физруком. Сам физрук, то бишь Годунов, в основном помалкивал, смущенно улыбаясь и время от времени снисходительно кивая. Школьница, это чувствовалось даже на расстоянии, в обилии источала флюиды ласки и нежности.

Подъехав поближе и спешившись, я понял, что первое впечатление меня не обмануло — суть происходящего именно такова. Правда, при мне Марина ворковала недолго, быстренько закруглившись, но таким тоном, что казалось, будто еще миг, и она признается Федору в любви, бросившись на шею. Точно, точно. Даже само построение фраз и то продумано — чуть ли не каждая вторая без окончания, для соблюдения многозначительности, дабы человек сам мысленно продолжил недосказанное. Все остальное — и жесты, и мимика — соответствовало. А темные миндалевидные глаза ее чуть не светились от переполнявшей их нежности к царевичу.

— Вижу, его высочество торопится, потому более не задерживаю, — промурлыкала она напоследок.

— Да уж, и впрямь поспешать надобно, государыня, — посетовал Годунов.

Марина понимающе закивала, а меня его последнее слово резануло по ушам. Я недовольно прикусил губу, отметив свою вину. Следовало заранее проинструктировать Федора, что отныне называть ее так нежелательно. Пришлось компенсировать оплошность собственной подчеркнутой угодливостью — пусть видит, кто теперь на Руси истинный правитель, и я ринулся помогать Годунову забраться на коня. Но когда он уже оказался в седле, а я подошел к своей лошади, Марина, словно спохватившись, обратилась к царевичу с просьбой:

— Ах да, мне бы хотелось потолковать с твоим воеводой.

Федор оглянулся на меня. Я, сделав каменно-непроницаемое лицо, заметил:

— Вообще-то нам сейчас надо к Константино-Еленинской башне да распорядиться, чтоб выводили мятежников, а потом скоренько на Пожар — народ собрался и волнуется.

Она молча посмотрела на Годунова. Тот благодушно отмахнулся:

— Оставайся, я сам все повелю. Токмо не мешкай больно-то.

— Не позднее чем через один дробный часовец я его отпущу, — заверила Марина и в знак благодарности за выполненную просьбу слегка склонила голову.

Федор в ответ смущенно улыбнулся и неловко отмахнулся — мол, чего там, пустяки, право слово.

«Значит, промашка у меня получилась с анализом, — пришел я к выводу. — Судя по всему, деваха сделала ставку на моего ученика. Но как быстро она его уделала! Даже удивительно. А что уделала, точно — вон как раскраснелся от смущения. Ладно, нынче вечером предупрежу, дабы впредь держал с ней ухо востро и не расслаблялся».