Андрей Лазарчук - Аська. Ведьма

• Название: Аська. Ведьма
• Автор: Андрей Лазарчук
• Жанр: Драматургия

---

Молодой гранд пушечным ядром влетел в политику. И опять у него все получилось: он стал одним из немногих дворян, которые способствовали тайному бракосочетанию короля Арагонского Фердинанда и принцессы Кастильской Изабеллы. С Фердинандом он сошелся очень близко, и в дальнейшем это не раз пригодилось.

Война между тем продолжалась. Дон Хуан командовал верными королю и королеве войсками во время подавления кастильского мятежа, угрожавшего самому существованию королевства, и в окончательном освобождении испанской земли от мавританского владычества. Так, он лично принимал капитуляцию у короля Гранады Боабдила — и совершенно очаровал этого сурового мавра. Сохранилась их переписка, занимающая два объемистых тома, и драгоценный миниатюрный портрет короля с дарственной надписью.

Вопреки распространенному мнению, испанцы в то время, даже под чудовищным моральным давлением католической церкви, вовсе не были такими ханжами, какими представляют их литературные источники. Представьте себе ситуацию перманентной гражданской войны: король далеко, Бог высоко, а до ближайшего попа — сто верст по бездорожью. Так что ж теперь, и не?.. Как-то выкручивались испанцы. Не вымерли.

Та же свобода нравов царила и в верхних слоях атмосферы — то бишь в окрестностях Вальялолида. Больше всего это заставляло нервничать одного человека: королеву Изабеллу. Бедняжка получила полноценное монастырское воспитание. А поскольку муж ее Фердинанд и его закадычный друг дон Хуан были неразлучны в своих эскападах, королева задалась целью во что бы то ни стало женить охальника. С шестого или седьмого раза — удалось.

Жертвой королевской затеи стала воспитанница того же монастыря, тихая милая девочка из хорошей, но обедневшей семьи. Звали ее Эльвира де Охеда. В полуобморочном состоянии она была извлечена из монастыря и так удивила нашего героя своей миловидностью и скромностью, что он рассыпался в неосторожных комплиментах. Августейшая Изабелла, завзятая интриганка, немедленно перетолковала все по-своему и, не дав молодым людям даже мяукнуть в знак возражения, запихала их под венец. Сыграл свою неприглядную роль и дон Хименес, к тому времени превратившийся в пересохшего грифа, — именно он совершил обряд венчания. Возможно, это была его месть за мулету, некогда вонзенную воспитанником в филейную часть наставника…

Первая, а за ней вторая, третья…дцатая брачные ночи прошли в богословских беседах. Именно так, по представлениям Эльвиры, и должна была выглядеть идеальная супружеская жизнь. Дон Хуан ее детских заблуждений не разделял, однако проявлял понимание и недюжинное терпение. Его дипломатический талант впервые не привел к успеху, но не драться же с ней было! Гранд ретировался с поля боя и с удвоенной энергией принялся исправлять страшный вред, нанесенный организму долгим и мучительным воздержанием.

Дамы пришли в восторг.

Королева была крайне недовольна.

Донна Эльвира молилась.

Фердинанд в честь возвращения друга к нормальной жизни проставился в пяти крупнейших кабаках Севильи (в «Юной девственнице» до сих пор сохранилась памятная грабовая табличка, рассказывающая о сем замечательном событии).

А войны как назло не было!

Поэтому, чуть придя в себя, дон Хуан предпринял путешествие в Турцию с дипломатической миссией. Неизвестно, чем он занимался на самом деле, но вернулся с ценнейшим грузом — морской картой адмирала Пири. Уникальной картой, надо сказать: на ней за бескрайним Океаном были обозначены неизвестные земли. И называться бы Америке Маранией или Хуанией, да вот подвернулся — опять же в кабаке — заезжий генуэзский купец, игравший в карты еще лучше, чем дон Хуан. Фатальное невезение в игре немедленно привело к фантастической удаче в любви: дон Хуан встретил наконец свою Беатриче (кстати, так ее и звали)! Молодая жена старого флорентийского дожа не побоялась ни зудения шпанских кумушек, ни многоэтажных проклятий отца Хименеса. (А уж как вопил отец Хименес потом — спускаясь с лестницы не совсем привычным для себя способом!..)

Стоит ли говорить, что дона Хуана и генуэзского путешественника связали дружеские узы, скрепленные подарком на счастье — той самой морской картой. Преисполненный благодарности за знакомство с Беатриче дон Хуан даже устроил своему новому другу встречу со старым — королем Фердинандом. О чем они говорили — дону Хуану было уже не интересно. Он и Беатриче неделями не покидали своей загородной резиденции, предаваясь любовным утехам, гуляя в саду и сочиняя фривольные рифмованные ответы на злобные письма отца Хименеса.

Подавал Тенорио и на развод, и неоднократно. И так же неоднократно получал суровые отповеди и категорические отказы.

Донна Эльвира каждый раз вздыхала с облегчением.

Королева была крайне недовольна.

Фердинанд пил, как простой звонарь церкви святого Варфоломея.

Дамы страшно завидовали.

Всех родившихся у Беатриче детей, одного за другим, признал своими старый дож. Их было семеро — четыре мальчика и три девочки.

На тринадцатый год совместной жизни, когда восторги влюбленной пары наконец-то чуть поутихли, генуэзский мечтатель снарядил-таки экспедицию на запад и уплыл. Дон Хуан сопровождал его до Канарских островов. А дальше — просто не смог.

…Он погиб на охоте в тысяча четыреста девяносто седьмом году, в самом расцвете сил. Последнее, что он видел, были заплаканные глаза старшего сына, так похожие на глаза матери…

Злобный отец Хименес изощренно отомстил за двойное поругание своей филейной части, сочинив богато иллюстрированный пашквиль «Ввержение в ад дона Хуана Тенорио, безбожника и нечестивца, происшедшее в Севилье в наставление неопытным девам», так некстати — или кстати? — обнаруженный в 1627 приором Габриэлем Тельесом, более известным под именем драматурга Тирсо де Молины.

Мы с вами знаем, как работали сервильные драматурги советских лет. Католические были ничуть не лучше. Да и любые ангажированные — вспомним хотя бы, как пакостно очернили доброе имя короля Ричарда Третьего. Или Бориса Годунова.

Но, как сказал классик, рукописи не горят. Архив семьи Тенорио был обнаружен в позапрошлом году, совершенно случайно, во время реконструкции доминиканского монастыря в Севилье, и уже частично передан научным учреждениям. Вероятно, вскоре мы сможем ознакомиться и с юношескими стихами этого замечательного сына испанского народа, и с его мемуарами, полными рисунков на полях, и с многочисленными любовными письмами, представляющими собой подлинный памятник той сложной и бурной эпохи.

Заяц белый, куда бегал…

— Елдыть тя, — горестно покачал головой Пафнутий Губин.

Зима, считай, только началась, а зайцев по лесам-долам было всего ничего, да и те тощие, быдлястые, что твоя саранча. Он вынул зверька из петли, бросил в торбу. Покряхтел, наново застораживая силок, потом выпрямился и побежал дальше. Морозец хватал за щёки. Издали, от дороги, нёсся перезвон поддужного колокольца. Тоись, барин, с досадой подумал Пафнутий. Не к добру, ох, не к добру…

Пушкин прижимался горячим лбом к ледяному стеклу. Под полозьями возка повизгивал убитый до льда лежалый снег, возок покидывало в стороны — кони бежали резво. В груди стыло отчаяние. Ещё никогда ему не было так томно и так безнадёжно грустно. Крикнуть сейчас Ивану: эй, поворачивай! — да где там…

В слабом свете иззябшей луны проплыл мимо тихий призрак мужика в тулупчике и заячьей шапке. Завтра бы, подумал Пушкин. Завтра бы с ружьишком, с Разорваем и Покатаем, на лыжах, хрусткий наст, хрусткий воздух, а после… Добытых зайцев отдать дворне, пусть радуются и благодарят.

Он отслонился от стекла и тихо задумался. Потом представил глаза Рылеева. И Кюхли. Они ничего плохого не скажут, но как они будут на него смотреть…

Как на зайца.

Пушкин поправил полость, уселся поудобнее, протёр успевшее подёрнуться узором стекло. Великие дела лежали впереди.

Две картечины так и застряли у него в бедре немного выше колена, он хромал до конца жизни, и когда, совсем уже бессильного, старшие внуки выносили его в носилках к океану, Пушкин долго молча слушал рокот огромных волн, всматривался в фиолетово-зелёные тучи у западного горизонта и чуть слышно что-то шептал.

— …а потом поднялся дедушка. Сам стоять не мог, его держали под руки. И начал говорить. Царь сначала и слушать не хотел, но дедушку разве уймёшь! Да и любил его царь, только недоумён был сильно и всё повторял: «Саша, Саша, как же ты мог?» А потом вообще заплакал и сказал: «Есть у меня земля за Сибирью, за морем, отправляйтесь туда и творите что вздумается, хоть по Руссо, хоть по Дидро, только отчёты присылайте и подати платите». И посадили наших на корабли…

— Правей, правей наводи! — кричал так, что и сквозь канонаду широко разносилось, босой артиллерийский поручик. — Вон она, за сикаморой! Да куда ты смотришь!..