Андрей Лазарчук - Ведьма с проспекта Большевиков

• Название: Ведьма с проспекта Большевиков
• Автор: Андрей Лазарчук
• Жанр: Драматургия

---

Маша. Конечно, Зайка. Только до нашего дома, а то нам через полтора часа надо уже быть на причале, а ещё продуктов купить…

Зоя. Что за?..

Маша. А! Решила я тут своему морскую прогулку устроить. Да и сама хоть проветрюсь… затхлая я какая-то стала…

Голос у нее нерадостный.

Едут по городу. Вялотекущая пробка. Зоя пьёт джин-тоник из банки, Маша нервничает, завистливо смотрит.

Зоя. А как вообще он — твой отважный мужчина? Сто лет его не видела.

Маша. Да еще бы сто лет… (машет рукой) Не понимаю я, Зайка, чего ему не хватает?..

Маша в супермаркете. Бросает в тележку покупки — всякую еду, в основном полуфабрикаты, фрукты. В какой-то момент замечает неловкую долговязую девушку в вязаной шапочке (хотя на улице жарко). Девушка тоже с тележкой, продукты она берёт, глядя в список. Движения девушки осторожны и неловки, её словно окружают невидимые нам препятствия, острые углы, колючки — а может быть, что-то хрупкое, что нельзя задеть и поломать.

Маша скользнув по ней взглядом, отворачивается и сразу забывает, и тут девушка в свою очередь замечает Машу — и на несколько секунд буквально столбенеет. Потом идёт за Машей, торопится, тележка вихляет, Маша уже проходит кассу, девушка сначала автоматически встаёт в коротенькую очередь, потом бросает тележку, идёт налегке… и вдруг останавливается, словно оробев, к Маше не подходит, смотрит издали. Маша с пакетами выходит из магазина, идёт к дому — он рядом. Девушка идёт за ней. Со стороны кажется, что она ковыляет по очень скользкому льду.

В магазине.

Кассирша. Клава! Вон ту тележку поставь пока в сторонку…

Продавщица в зале. А что?

Кассирша. Да эта, немая — бросила вдруг и выскочила. Вернется.

Продавщица в зале. Которая в шапочке-то? Ты её знаешь?

Кассирша. Да, так. В нашем доме живёт, встречаемся.

Маша входит в свой подъезд. Девушка подходит к захлопнувшейся двери, смотрит на домофон. И вдруг на экранчике домофона сами собой начинают слабо светиться три цифры — номер квартиры. Девушка хочет их набрать, рука её тянется к кнопкам, но не дотягивается, повисает. Она пытается сделать это ещё и ещё, но всё равно ничего не получается. Тогда девушка поворачивается и идёт обратно к магазину — теперь ей уже ничто не мешает идти. Лицо её неподвижно, не выражает никаких эмоций, но из глаза вытекает слеза.

Кулагин и Коля, старый его приятель, вваливаются к Коле в квартиру.

Кулагин. Старый, вот без балды: у меня двадцать минут, ну, двадцать пять. Иначе ты меня больше никогда не увидишь живым.

Коля. Блин, что за жизнь. Есть время — нет повода. Появился повод — нет времени…

Кулагин. Ну, чёрт, ну, тороплюсь. Моя решила устроить мне морской променад. Нанята яхта, место и время встречи изменить нельзя… Потом точно будем кого-нибудь ждать три часа, но на сей минут за опоздание — расстрел на месте. Из поганого ружья.

Коля. Не везёт тебе. Вот увидишь: оба дня будет штиль и дождь, а если нет — то противная мелкая девчонка всем проест плешь, а потом кто-нибудь выпадет за борт. Это если сильно повезёт. А главное — никакого уединения…

Коля вталкивает Кулагина на кухню. На столе бочонок пива, полуразобранный огромный до полупрозрачности завяленный лещ, какие-то копчёности-нарезки во вскрытых пакетиках. Чувствуется, что мужик — в меру своих сил — пытался подготовить торжественный прием.

Кулагин. Так. И что празднуем? «Зенит» сегодня не играл…

Коля. Угадай!

Кулагин. Не буду, а то вообще ни фига не успеем. Колись и наливай — быссстро!

Коля (выпаливает). Повысили!

Кулагин. Серьёзно?

Коля. Святой крест в зубы и барабан на шею! А ты не верил! Я, можно сказать, уже три часа как не мальчик. Сегодня на работе обмыли, теперь с тобой — святое дело.

Кулагин. Святое. Поздравляю. Я, признаться, думал, тебя так и запинают под стол — всю жизнь ключи будешь подавать.

Коля (разливает; торжествующе). А вот!

Кулагин. А подробности?

Коля. Ты выпей сначала.

Кулагин. Для храбрости?

Коля. Для храбрости — это мне надо. А тебе — для решительности…

Кулагин. Что, опять деньги нужны?

Коля. Блин, ну ты пошляк!

Кулагин. Значит, не нужны.

Коля. Да погоди ты! Нужны, да. Только давай я тебе всё с самого начала расскажу. Но ты не подумай, что я тебя из-за этого тащил.

Кулагин. Старик, расслабься. У нас ещё осталось четырнадцать минут. Медленно, однако без лишних подробностей.

Коля. Без подробностей не выйдет… Понимаешь, это больше всего на бред похоже, только, ты ж пойми, с головой у меня в порядке, чертей не гоняю, и по колёсам — только аспирин…

Кулагин. Ты говори просто, а не кота за хвост.

Коля. В общем… Ты нашего, прости господи, мудилу Стоеросова помнишь?

Кулагин. Который тебя и гнобил?

Коля. Ну да. Слушай, он меня до того довёл, что… Никому не скажешь?

Кулагин. Могила.

Коля (шёпотом). Слушай. Я ведь его грохнуть решил. Всерьёз. Совсем уже решил. Готовиться начал. Он домой всегда мимо стройки ходит, а потом через гаражи… короче, сзади по башке дать, и никто не найдёт потом. А найдёт — кому какое дело, это только в телике такие дела раскрывают. Достал он меня просто до невозможности. То есть я сейчас-то понимаю, что это умопомрачение было…

Кулагин (мрачно). Чтоб было умопомрачение, надо, чтобы этот ум был. Хоть полкоробка.

Коля. Ты слушай. Иду вот так домой, как раз из тех гаражей, думаю, что да как, и встречает меня соседка. Я её даже не помню как звать, с третьего этажа, квартира вот так направо. Красивая такая стерва, я ещё думаю: вот всё при ней, а меня на неё нипочём не встанет… Останавливает. И говорит: ты, говорит, про Стоеросова и думать забудь, он месяца через три сам ноги протянет. А ты пока подсуетись, в дела вникни, на себя побольше взвали, вот тебя на его место и посадят.

Кулагин. Та-ак…

Коля. И всё слово в слово! Только не через три месяца, а через два — инфаркт, не откачали, помер. Ну, меня и назначили… вот всё слово в слово, клянусь! Так ты слушай дальше. Вчера меня эта соседка на лестнице поджидает. Улыбается. Меня аж мороз прошиб. И говорит: как оно, по-моему вышло? Я растерялся: да, спасибо, грех на душу, а откуда вы знали… лабуду какую-то несу. А она так ладошкой по перилам пристукнула, я замолк. Она говорит: ты моего совета послушался, попользовался, с тебя теперь пятьсот баксов, и живенько, а не то я тебе яйца заварю.

Кулагин. Че-го?!

Коля. Яйца, говорит, заварю.

Кулагин. Это как?

Коля. А я-то откуда знаю? Может, автогеном. Может, ещё чем… Уточнять как-то неохота. А у меня только двести, я еще даже получку новую не получил, а заначка вся на банкет ушла… У тебя неучтенные баксы есть?

Кулагин. Так ты что — собираешься ей платить?

Коля. Ну… По справедливости если, я же ей всем обязан. А то сидел бы сейчас в «Крестах»… Это ж только в телике идеальные убийства получаются.

Кулагин. Боишься?

Коля (долго молчит; после паузы). Боюсь. Ты вот её не видел, а я… Боюсь. Да! Есть в ней что-то такое… лучше б век не знать.

Кулагин. Ладно, найду я тебе три сотни… До понедельника дело терпит?.

Коля. Я отдам, ты не думай.

Кулагин. Да я вообще-то не об этом думаю… Ладно, забыли об всякой хрени, наливай. Ну-ка, что у тебя за лещик?..

Яхта — небольшой прогулочный катамаран, на палубе несколько шезлонгов. Помимо команды — троих очень загорелых парней, - и Маши с Кулагиным, плывут ещё молодые родители с очень вредной очкастой девочкой лет четырёх. Папа Слава крупен и весь покрыт пивным жирком, мама — молодая красотка.

Девочка развлекается со здоровенной радиоуправляемой барби-машиной, предусмотрительно привязанной верёвочкой к шезлонгу.

Девочка. Сикота цать!