Дмитрий Гаврилов - Великий и Ужасный (фантастические рассказы)

• Название: Великий и Ужасный (фантастические рассказы)
• Автор: Дмитрий Гаврилов
• Издательство: Социально-политическая мысль
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-902168-07-4

Дмитрий Гаврилов — участник московского Клуба любителей фантастики с момента его основания. В данном сборнике — «Великий и Ужасный» — представлены рассказы автора в жанрах научной фантастики, фэнтези и мистики, опубликованные с 1996 по 2002 годы в периодических изданиях. Ряд рассказов публикуется впервые.

Заседания Московского Клуба любителей фантастики (КЛФ) в Центральном доме литераторов проходят один раз в месяц, каждую третью субботу.

Сайт КЛФ: www.fantast.km.ru E-mail: [email protected]

Для широкого круга читателей.

---

— Хлюп, — Веог обернулся, это тётя Клава погрузила тряпку в ведро. Она достала из кармана необъятного халата пластмассовую бутыль и принялась отвинчивать крышку. Та поддавалась туго.

— Не отвлекайтесь, коллега! — вернул его в научную действительность голос профессора. — Я исследовал… Я провёл один из допотопных тестов, какой помнят лишь романтики, рождённые на заре космической эры, самый первый тест, который ни одна машина не делает, потому что не способна отличить живое от неживого. Так вот, этот образец содержит лишь один изомер [Cr+3en3]3+, тогда как все неживые формы содержат два — правый и левый.

— Шлёп! — тетя Клава уронила тряпку на плитчатый пол лаборатории.

— Какого рожна!? — возмутился было профессор, но судорожно глотнул воздух, глаза его затуманились, и он рухнул на руки Веога, который непонимающе уставился на уборщицу.

— Чего вылупился!? — cпросила Клава, плеснув на пол ещё хлороформа из ведра, но это уже «для верности». — Видишь, грязно как.

— Вижу, — ответил Веог и, уронив профессора, упал на него поверх.

— Развели тут, понимаете ли, мусор, — проворчала тетя Клава, подойдя к столу. — А потом вещи пропадают, — добавила она, пряча баночку с ценным образцом в карман.

— Вот и скажите после этого, что кухарка не может править миром, — думал Веог, наблюдая сквозь неплотно сомкнутые ресницы, как тётя Клава, покачивая бедрами, удаляется из лаборатории.

— Первый, первый! Объект сдал! — послал он телепатический сигнал.

— Второй, второй! Объект принял, — получил он ответ через пару секунд.

Спи спокойно, старушка Земля! Чужие не пройдут.

1986

Солнечный зайчик (из цикла «Грядущее Завтра»)

До рези в глазах яркий радостный зайчик бойко скакал по серой в линейку школьной стене. Он то подпрыгивал до самой крыши, вытягивая солнечные лапки, то сбегал к самому тротуару, под ноги хмурых, озабоченных жизнью прохожих. Валька ловил в ладонь ещё еле тёплые лучики вешнего, всё проспавшего светила и бросал их снова на стену одним движением пальцев.

Мимо пронеслась какая-то иномарка… Валька проводил её взглядом, но в карман зеркальце не опустил. Зайчик замер на стене, чуть подрагивая, словно пушной зверёк, вычёсывающий ухо.

Когда красивая машина скрылась за поворотом, Валька вернулся в действительность.

— А это что за …?

Никакого зайца на стене не было.

Он глянул на небо из-под руки, потом протёр серебристую гладь стекла.

— Чепуха!

Солнце всё так же светит. Разве, забежало за тучку.

Валька повёл зеркалом и снова поймал чудесную лучистую энергию. Ещё бы не чудесную — если подставить линзу, она и траву может поджечь! И бумагу, коли лупа большая.

Секунда, и зайчик вновь веселился на клетчатой стене здания, где ещё весьма гордыми, но порядком выцветшими буквами значилось: «Ком…изм — это м…лодость мира, и ег…одить молодым».

Дальше, под надписью, совсем внизу, так что если встать на лестницу — можно рукой дотянуться, круглые скобки и уже совсем внизу — неприличное слово красным и что-то про мясные продукты с буквой «С» в ромбике.

Валька внимательно перечитал эту большущую надпись «застойного прошлого» и вновь упустил из виду своего солнечного питомца. Ни намёка — ни следа, а небо всё так же ясно…

* * *

— Валентин! Доложите готовность, — прохрипел ЦУП.

— Слушаю вас, Центр! — отозвался он.

— Как настроение? — миролюбиво спросил оператор.

— Во! — показал Валентин большой палец.

— Тогда даю обратный отсчет, — вновь обрадовал ЦУП.

— Да, скорей бы уже! — молвил астронавт и закрыл глаза.

Первый телепортационный опыт, по-научному — сверхдвижение («overdrive»), был удачно осуществлён в конце девяностых годов прошлого века. Он только окончил аспирантуру при МФТИ, тема была слишком мудрёной, чтобы это выговорить вслух, но в русле последних достижений. Может поэтому, может из каких-то иных соображений, но выбор пал на Валентина.

Иные соображения, что называется, были и основывались на печальной статистике. Из тридцати двух кроликов, подвергнутых телепортации, в точку приёма вернулось девятнадцать. Обезьянам повезло больше. На десять испытуемых пришлось только три потерянных. В Америке мигом подвели научную базу, и по всему выходило, что чем выше индекс интеллекта астронавта, тем больше у него шансов долететь туда, куда пошлют. И хотя этот коэффициент у прочих международников, не в пример Валентину, зашкаливал — русским уступили пальму первенства. Может, из уважения к прошлым заслугам перед сообществом Земли, может оттого, что рисковые они ребята, эти русские. У русских сидит в крови — строить Светлое будущее, ясно, что всегда строят самые отчаянные головы и весьма — весьма решительные самоотверженные люди.

Валентин оказался вторым. Юра, тёзка того, знаменитого Гагарина — первым. Валентин чтил традицию, а ещё больше — устав Отряда. Он знал, что подготовлен лучше, но возражать не стал, а слава… Что ж, дело-то житейское. Чего не сделаешь ради истины?

* * *

«Заяц» нервно дрожал, точно предчувствуя непоправимое…

…Будь он повнимательней, этот мальчик, не глядел бы Валька по сторонам — непременно заметил бы смазанное, как хвост компьютерной мышки на экране монитора, скольжение. По стенке школы крался совсем другой зверь. Двигался он по-кошачьи осторожно, не рискуя пересекать тени, образованные козырьком крыши да фонарными столбами, маскируясь на светлой стороне. Затем — прыжок, и зайца Валькиного как не бывало.

* * *

Идея сверхдвижения, как считал Валентин, была очень проста. Теория этого вопроса, неплохо разработанная ещё в советские времена, в конце двадцатого века, наконец, получила реальное воплощение. За какие-то пару-тройку лет после первых экспериментов, землянами был достигнут впечатляющий прогресс в понимании тех реальных технологий, которые в скором будущем обеспечили бы как путешествия во времени, так и достижение крайне удалённых звёздных систем.

Была освоена особая форма материи, так называемая «нейтронная», существующая в природе в виде атомных ядер и нейтронных звезд. Физические её свойства, изученные в деталях, просто потрясли воображение! Удельная прочность оказалась в миллионы раз прочнее стали, а сверхпроводимость и сверхтекучесть нейтронов внутри кристаллической нейтронной формы позволили в первые же годы нового тысячелетия создать миниатюрные и безопасные термоядерные реакторы, компьютеры с плотностью элементов в миллиард миллиардов раз превосходящей первые ЭВМ, и, наконец, — эффективные приёмники и передатчики сверхпроникающего нейтринного излучения.

И что самое замечательное, сверхтекучая нейтронная жидкость ядерной плотности стала служить волной-носителем массивных тел, перенося их со скоростью света в том же смысле, как поток электронов и электромагнитное излучение служат носителями «световых объектов» — видимых изображений и голограмм.

Созданные на базе этой нейтронной материи устройства позволили с лёгкостью и весьма дёшево копировать, трансформировать, сливать реальные объекты.

Всё происходило точно так же, как люди это делали ранее с картинками, как сливались и разбегались солнечные зайчики на памятной Валентину школьной стене, как рождался двойник, и не один, — разбейся «зеркальце».

— Три! Два! Один!

— Поехали!

* * *

Затуманенным сознанием Он вырвал из окружающей ни на что не похожей действительности хоть какой-то сгусток и попытался сконцентрироваться, одной только мыслью придать таинственному Нечто форму Чего-то.

И это оказалось на удивление просто сделать, если бы Он умел удивляться.

Словно повинуясь фантазии Того, кто некогда был Валькой, а ныне — и чёрт не знает кто, ни с чем не сравнимая среда пошла клубами, то собираясь, то расползаясь вновь, не быстро и не медленно, не рядом и не далеко.

Может быть, пронеслось мгновение, а может — века, наступил момент, когда выдрессированный волей туман развеялся, и Он очутился на некой поверхности, по которой легко покатился, заскользил неведомо куда, но зная или предчувствуя, что это Его дорога, и только его.

Да и была ли эта гладь поверхностью чего-то иного — тоже вопрос, может, материя, сотканная из звёздной пыли и света, а может, школьная стена в клеточку… Линии и в самом деле попадались, сперва похожие на правильные борозды, они вскоре дыбились валами, образуя неправильный рельеф.

Чем дольше продолжалось это стремительное скольжение, тем осмысленней Он выбирал изгибы причудливой, но, увы, пустынной, местности.

Хотя, почему «пустынной»? Меж холмов, рассекая долину надвое, струился таинственный поток, делился и сам, широкими рукавами омывая все выпуклости пространства.