М. Роуз - Меморист

• Название: Меморист
• Автор: М. Роуз
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63683-9

С раннего детства Меер Логан преследовали странные воспоминания и образы, возникающие из ниоткуда. И, тем не менее, Меер чувствовала, что они — часть ее прошлого. А еще она слышала музыку, причудливую и тревожащую, но никак не могла запомнить ее… И вот теперь Меер получила известие от своего отца, историка и антиквара, о том, что в Вене найден ключ к местонахождению древнего артефакта — «флейты памяти». Говорят, если сыграть на ней определенную мелодию, в тебе оживут воспоминания обо всех твоих предыдущих жизнях. Желая раскрыть тайны своего подсознания, Меер приехала в Вену. Теперь осталось лишь отыскать эту флейту, некогда скрытую от людей великим Бетховеном, испугавшимся ее мистической силы. Но желание «вспомнить все» грозит девушке смертью. Потому что есть вещи, которые лучше не вспоминать…

---

— И тогда ты спустишься сюда? — Вопрос Вассонга прозвучал скорее как призыв.

— Что ты слышал? Появились какие-то новые слухи?

— Косвенные. Ахмеда Абдула видели в Сербии.

До Сербии отсюда было чуть больше пятисот километров. От Вены до нее на две тысячи километров ближе, чем до Палестины. Речь идет о случайности? Давид освещал работу конференций Международного агентства по системам безопасности начиная с 1995 года, и террористам не составило бы труда убедиться в том, что в этом году он снова пишет о МАСБ, и выследить его до Вены.

— Ты знаешь, что по-прежнему значишься в списках террористов, да? — спросил Вассонг, видя, что Давид не собирается отвечать.

— Разумеется. — Тон, которым Давид подтвердил, что за ним охотятся, не отличался от того, как если бы он согласился с тем, что его профессия — журналист.

Оркестр закончил настраиваться и заиграл бурное и героическое начало Пятой симфонии Бетховена.

— Судьба стучится в дверь, — пробормотал Вассонг.

— Что?

— Как-то раз Бетховен указал своему секретарю на начало первой части этой симфонии и сказал: «Вот так судьба стучится в дверь».

— Ганс, ты не перестаешь меня удивлять. Торговец оружием, топограф, спелеолог — и вот теперь выясняется, что ты еще и исследователь творчества Бетховена?

— Трудно жить в Вене и не пропитаться познаниями в области музыки.

На несколько минут холодные камни превратились в стулья, обитые красным плюшем, стены покрылись золоченым орнаментом, а склеп стал концертным залом: двое мужчин слушали музыку, полностью погрузившись в божественные звуки. Жена Давида особенно любила Пятую симфонию Бетховена, и он, закрыв глаза, позволил себе предаться воспоминаниям.

— Что с тобой? — встревожился Вассонг.

Музыка выросла до крещендо, просачиваясь в недра земли, проникая в самые сокровенные уголки души Давида, и тот не услышал вопрос своего спутника. «По крайней мере, — думал он, — когда на следующей неделе они покинут этот мир, произойдет это на крыльях музыки, принадлежащей ангелам».

— Как глубоко под землей мы находимся? — наконец спросил Давид, возвращаясь к действительности.

— Метров двенадцать-четырнадцать, — сказал Вассонг. — Слишком глубоко, чтобы нас мог обнаружить зондирующий радар. Самое подходящее место для того, чтобы заложить взрывчатку. Прямо здесь, тут, где мы сейчас стоим. После взрыва не останется ничего — ни здания, ни слушателей. Согласись, место выбрано идеально, не правда ли?

ГЛАВА 2

Нью-Йорк

Четверг, 24 апреля, 11.00

Меер Логан сбежала по ступеням Американского музея естественной истории, расположенного на Сентрал Парк-Уэст, ища глазами такси, еще до того как добралась до тротуара. Не увидев ни одной желтой машины, она решила, что быстрее будет пройти шесть кварталов до фонда «Феникс» пешком. Напрасно она согласилась уйти с работы в середине дня, но Малахай Самюэльс относился к тем людям, отказать которым очень трудно. Шаман, врач-психотерапевт и исповедник одновременно, даже когда он не мог найти ответы, он всегда был рядом, чтобы помочь Меер пережить темные ночи и одинокие дни, прогнать ее страхи, развеять печаль.

По телефону Малахай заверил Меер, что встреча займет не больше часа, и на самом деле только этим временем она и могла пожертвовать. Сегодняшняя акция по сбору средств имела слишком большое значение для проекта «Купола памяти»: место для проведения постоянных исследований и выставочное пространство, посвященное изучению проблем памяти. У Меер как заместителя куратора было очень много работы, и она с трудом смогла выкроить даже один час.

Через восемь минут Логан уже слушала тиканье бронзовых с позолотой часов XIX века на мраморной каминной полке; казалось, они постепенно замедляли свой ход до черепашьего, словно готовясь остановиться и затем двинуться в обратную сторону. Это невозможно; вот только Меер знала, что в кабинете Малахая Самюэльса время не всегда движется в том же направлении, что и во всем остальном мире.

— Это тебе, — сказал специалист по перевоплощениям, положив на стол видавший виды конверт, мятый и весь покрытый почтовыми штемпелями.

Меер тотчас же узнала почерк своего отца.

— Значит, сейчас вы разыгрываете роль посланника? Мой отец объяснил, почему передает это послание для меня через вас?

— Для того чтобы рядом с тобой кто-то был, когда ты вскроешь конверт.

— Как будто я ребенок, — обреченно усмехнулась Логан.

— Сколько бы тебе ни было лет, он всегда останется твоим отцом.

Поставленный британский акцент Малахая превратил эту фразу в окончательный приговор. И внешне он соответствовал своему голосу: утонченный, костюм наглажен, ногти ухожены. Сто лет назад Самюэльс запросто сошел бы за аристократа.

— Вы знаете, что внутри?

— Твой отец меня в это не посвятил.

Взяв конверт, Меер разорвала его и достала содержимое.

Развернув лист плотной пожелтевшей бумаги, она увидела рисунок, выполненный маленькой девочкой желтым, оранжевым, красным и коричневым карандашами. Линиям не удавалось оставаться прямыми, они не встречались в углах, но не вызывало сомнений, что на рисунке изображен ящик. И не просто ящик, а призрачная шкатулка с сокровищами, мысли о которой неотступно преследовали девочку в детстве. Когда родители спрашивали, почему та снова и снова рисует эту шкатулку, она ничего не могла им ответить. Когда же они захотели узнать, где она ее видела, девочка смогла лишь ответить, что видела шкатулку «раньше».

Тогда родители спросили, что еще она помнит из этого «раньше», и она им рассказала. Это было похоже на очень плохой сон, вот только являлся он ей, только когда она бодрствовала, и все время оставался одним и тем же. В нем она видела себя в лесу, в грозу, а за ней гнался какой-то мужчина, пытавшийся отнять у нее вот эту самую шкатулку. И все это происходило на фоне какой-то таинственной музыки, как это бывает в кино. Иногда, возвращаясь в «сейчас», как она это называла, девочка плакала.

Разноцветные линии на листе, присланном ее отцом, были лишь детскими каракулями, однако они изображали то, что она так отчетливо видела в своей памяти: темное полированное дерево с затейливой серебряной отделкой и большой серебряный медальон с выгравированными на нем птицами, листьями, трубами, флейтами, арфами и завитушками. Как-то раз Меер объяснила отцу, что странная музыка, которую она слышит во снах наяву, живет внутри шкатулки, но ей никак не удается открыть крышку надолго, чтобы услышать мелодию до конца.

Отвергая то, в чем были уверены ее отец и Малахай — что гроза, музыка и погоня являются воспоминаниями из прошлой жизни, — Меер потратила годы, пытаясь разобраться в том, что сама считала психическим расстройством. Эти поиски в конечном счете сделали ее специалистом по проблемам мышления, и в первую очередь памяти, — и дали приемлемое объяснение. Меер убедила себя, что ее мучают ложные воспоминания: в раннем детстве в ее подсознании отложились искаженные реальные события, или же она просто спутала сон с действительностью.

— Это всего лишь один из моих детских рисунков, — с облегчением сказала Логан, протягивая пожелтевший лист Малахаю.

Широко раскрыв темные глаза, тот несколько мгновений изучал рисунок, затем убрал скрепку в правом верхнем углу и посмотрел на второй лист бумаги. Часы размеренно отсчитывали секунды, как это происходило уже более ста пятидесяти лет.

— Кажется, ты упустила из виду вот это, — наконец сказал Малахай, протягивая Меер второй лист.

Это была страница, вырванная из каталога аукциона. Под параграфом текста была фотография шкатулки из потемневшего дерева с затейливой серебряной отделкой и большим серебряным медальоном с выгравированными птицами, листьями, трубами, флейтами и арфами, а также буквой с округлыми очертаниями, старательно вплетенной в орнамент. Ребенок увидел бы в этом лишь завитушки, но теперь Меер без труда узнала латинскую букву «В».

— Итак, теперь нам известно, что шкатулка действительно существовала, — бесстрастным тоном быстро произнесла она, роняя лист на стол. — Это означает, что я где-то когда-то ее видела, до того как мое сознание зафиксировало воспоминание об этом. Быть может, моя мать рассматривала какую-то книгу, посвященную антиквариату, и там была фотография этой шкатулки. Или она была выставлена на аукционе. Мать постоянно брала меня с собой на всевозможные аукционы.

Меер откинулась на спинку стула, отодвигаясь подальше от своего рисунка. Подальше от Малахая.

В судьбе каждого человека есть четкие линии, разделяющие его жизнь на отдельные периоды. Меер Логан знала, что самые глубокие следы — это те, что определяют нас, но, подобно тому, как топографию земной поверхности лучше рассматривать сверху, эти линии отчетливее всего видны с расстояния прожитых лет. Лишь оглядываясь назад, можно точно определить тот момент, когда трещинка превратилась в расщелину, а расщелина — в непреодолимую пропасть. Меер было семь лет, когда она впервые услышала странную музыку и рассказала родителям про шкатулку и погоню в лесу. До этого у нее не было никаких страхов, а потом она стала бояться смотреть влево и вправо, опасаясь увидеть надвигающуюся катастрофу. До этого она не ставила под сомнение обещания родителей, а потом поняла, что в их произнесенных шепотом заверениях, что все будет в порядке, нет никакого веса.