Виктор Ревунов - Холмы России

• Название: Холмы России
• Автор: Виктор Ревунов
• Издательство: Гурман
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1993

Две книги романа-трилогии советского писателя повествуют о событиях на смоленской земле в 1930–1940-х годах. Писатель показывает судьбы людей, активно созидающих новое общество, их борьбу против врагов Советской власти, героизм в годы Отечественной войны.

---

Вихерт, желая отдохнуть-духота и усталость угнетали его, — спешил закончить намеченные на этот час дела.

Он прямо сидел за столом, и это было выправкой — сидеть не горбясь. Строгость лица соответствовала записи, которую он делал в своем дневнике.

«1.7.41 г. Противник на участке моей дивизии после упорного сопротивления уничтожен нашей решительной атакой. Таким образом, мы вышли на соединение с соседом севернее нас, сужая разрыв, через который отступающие войска русских имели возможность выхода в восточном направлении.

Положение моей дивизии на сегодняшний день таково, что центр сильно оттянут к югу с дальнейшим распрямлением на восток до Березины. Таким расположением мы обеспечиваем свои правый фланг.

Следует признать: русские в попытках выйти из своего отчаянного положения предпринимают яростные атаки, что стоит нам большого напряжения и жертв.

В эти дни немецкий солдат еще раз доказал, что он достоин самой высокой похвалы».

В отсеке автобуса Вихерт лег на походную кровать, укрылся одеялом из грубого сукна.

Было душно. В приоткрытое окно тянуло гарью. Все небо было в слоях мрачных туч, под которыми тьма лесов была похожа на пропасти.

Засыпая, Вихерт услышал странный, неожиданно появившийся и сразу исчезнувший, притаившийся стук. Затем стук повторился. В нем было что-то устрашающее.

В автобус вбежал адъютант и, раскрыв дверь, увидел, как Вихерт, бледный, испуганно отвернулся от окна.

Стрельба и отдаленные взрывы разбудили его.

— Русские! — крикнул адъютант и схватил сапоги. — Скорее! Они могут появиться и здесь.

— Лейтенант, вы спешите засунуть мои ноги в сапоги.

Но вы забыли, что прежде надевают штаны, — сказал Вихерт и, презирая суетливость адъютанта, как можно спокойнее оделся, став перед зеркалом, застегнул мундир.

В лесу царил переполох.

Трещали мотоциклы.

Вихерт спустился в блиндаж, из которого расходилось множество проводов. Как паутина, тянулись они среди ветвей леса и травы лугов в полки и отдаленные батальоны.

В центре этой паутины, сгорбясь, сидел большой с седой головой паук один из дежурных штабистов. Он слышал сигналы очень тревожные и был насторожен.

Встал перед Вихертом, кратко доложил, что на правом фланге их дивизии появился противник. Вышедшие из котла русские пытаются пробиться через дорогу.

Он знал больше — русские уже прорвались через дорогу. Но не сказал об этом: лучше помолчать, побыть в стороне, пока неприятные вести сами укажут на свой исток.

Вихерт взял трубку. Четко и быстро сработал вызов.

В наушнике трубки кто-то тяжело дышал.

— Они прорвались…

Там, откуда пришла эта весть, крики сотен людей слились в сплошной вой.

Дежурный глядел на Вихерта, упиваясь постигшими его неприятностями: это была страсть, которая искала наслаждения в несчастьях других. Глаза его расширились и как-то неподвижно застекленели: он продлевал свое наслаждение.

«Как хорошо, что я не на его месте», — подумал он, и в этом было упоение его приниженности: не он будет отвечать за неудачи.

Вихерт перехватил этот взгляд.

— Майор Келлер, немедленно на месте выяснить обстановку. — Это было наказание, от которого он не мог удержаться. — Вы плохо слышите! — жестко повторил Вихерт. — Звуки боя прочистят вам уши, — добавил он, чтоб впредь майор знал, как надо дорожить расположением командира.

Вихерт прервал этот разговор срочными приказаниями и требованиями немедленного их исполнения: он поставил задачу особому отряду мотоциклистов и автоматчиков как можно скорее перекрыть лесную дорогу — не дать уйти противнику; поднял и батальон пехоты, приказав оттеснить русских в болото, закрыть возможные выходы оттуда.

Это была схема, в которой каждому надо было исполнить положенное. Только позже она станет машиной, которая должна раздавить противника.

В блиндаж вошел адъютант Вихерта, сказал, что горят бензозаправщики. Они предназначались для танков, ушедших за Березину.

Вихерт медленно поднялся наверх. За лесом, над которым уже бушевал огонь, с ослепительным вихрем метались голубые зарева. Раздался взрыв, и воздух качнулся.

В небо, колыхаясь, сразу поднялось громадное светящееся облако, в котором клубами свертывался дым. Поднятые жаром, кружились и плыли пласты пламени.

Вихерт решил, что сейчас самое лучшее для него быть поближе к этому пеклу. Не желание что-либо исправить гнало его туда: хотел отдалить время ответов перед командующим, еще не представляя размеров постигшего.

Он сел в коляску мотоцикла, не признавая сейчас опасности. Если бы можно было риском, храбростью, а может, и раной отвлечь неприятности.

Энергичные действия Вихерта, в успехе которых он не сомневался, не нашли решительного завершения: казалось, какие-то случайности помешали их исполнению.

Русские ушли стремительно.

Главное, отряд мотоциклистов и автоматчиков, на который так надеялся Вихерт, может быть, слишком торопился или, наоборот, опоздал, — был разбит русскими пушками в лесном коридоре и расстрелян из засад пулеметчиками. Выбралась лишь жалкая горстка.

* * *

— О, Вихерт, сколько зим, сколько лет! Рад видеть тебя!

Они поздоровались, Вихерт и первый адъютант армии полковник Флеминг. Старые друзья: вместе, еще в ту войну, начинали они службу в пехотном батальоне. Флеминг бывал частым гостем в семье Вихерта, и в уединенных беседах много было выпито кофе из маленьких фарфоровых чашечек. Сейчас он приехал по делам. Время и поговорить. Давно не виделись.

Они прошли в палатку под старыми соснами. На кряжистых стволах размашистые низкие кроны с искрящимися в иглистых кистях росинками выплавленной зноем смолы. На одной половине палатки — рабочий стол Вихерта, на другой — походная кровать с белоснежной подушкой и суконным одеялом. На рабочем столе — телефон и карта.

Флеминг снял фуражку. Бледные жидкие волосы влажны от пота, и раскраснелось от духоты лицо с высоким лбом и большим хрящеватым носом.

Денщик поставил закуску-несколько бутербродов с пластиками ветчины. Вихерт достал из сундучка бутылку мартеля и коробку с сигарами. На крышке коробки нарисована полунагая мулатка со смуглым лицом и полными губами; ослепительно улыбаясь, будто звала под пальмы на краю лазурного моря.

— Эту бутылочку откроем ради нашей встречи, — сказал Вихерт. — Я думал, ты зазнался, старина?

— Что ты. Просто много дел, — ответил Флеминг. — Все время на колесах. Не знаю покоя.

— Как чувствует себя командующий? — спросил Вихерт: его тревожило отношение командующего к нему.

— Он, как всегда, замкнут и непроницаем, как будто сделан из железа. Скуп на похвалы. Но тебе она досталась. За ту деревушку… от которой не осталось и следа.

Это настоящий полководец, — сказал Вихерт.

— А вчерашнее исправим. Но об этом потом… Пусть наши тревоги пройдут как можно скорее.

Вихерт налил в маленькие рюмочки.

— Я так рад, что ты завернул ко мне, — растроганно проговорил он.

— С тобой я свободен, старина. Наверное, такое же чувство у собаки, которой дали погулять без поводка.

— Ты чем-то расстроен? — забеспокоился Впхерт. — Что случилось?

— Ничего. Война вошла в свою колею. Многое становится привычным. Но меня что-то тревожит. Меня все время что-то треножит. Ты знаешь, бывает счастье. Но омрачают тревоги потерять его. Эти победы — наше военное счастье.

— Тревоги необходимы, чтоб не зевнуть счастье, — сказал Вихерт.

— Все гораздо сложнее. Я думал, русские после первых же таких потрясений запросят мира. Мы уже избалованы легкими войнами на Западе и успехами нашей дипломатии, за спиной которой стояла грозная армия.

Здесь — неожиданное упорство, как будто мало свалить дерево — следует еще вырубить и выжечь корни.

Вихерт поклоном подтвердил свое согласие с таким заключением.

— Не знаю, известно ли тебе, вчера с речью выступил их лидер, Сталин, продолжал Флеминг. — Он вынужден был признать перед всем миром, что над большевистским государством нависла смертельная угроза. Но единственный вывод, какой он сделал: война, и еще раз без пощады война. Кроме того, он призвал всех сторонников коммунизма к партизанским действиям в нашем тылу, — с раздражением произнес Флеминг эти слова.

— Стоит ли придавать значение каким-то призывам.

Перед нами открытая возможность одержать победу из классической по своим масштабам битве на уничтожение.

— Да, это так. Призывами нас не остановить. Но в боях под Ломжей дороги и леса были завалены трупами.

Крики и мольбы изуродованных. Я видел целую колонну машин, в которых везли раненых. Растерзанные, в крови, под палящим солнцем! Это картина ада! Некоторые дивизии потеряли до половины своего состава за несколько дней. День здесь кажется вечностью, а ночь с огненным небом — концом света.