Эдна Фербер - Плавучий театр

• Название: Плавучий театр
• Автор: Эдна Фербер
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0399-3

Роман американской писательницы Эдны Фербер (1887–1968) «Плавучий театр» (1926) — это история трех поколений актеров. Жизнь и работа в плавучем театре полна неожиданностей и приключений — судьба героев переменчива и драматична. Театр жизни оказывается увлекательнее сценического представления…

---

Капитан Энди был душою связан с рекой. В ней заключалась вся его жизнь. Он не знал иного окружения, иного пейзажа, иного рода деятельности. Все большие и маленькие реки Севера, Среднего Запада и Юга, с их резкими, но все же музыкальными индейскими названиями — Каскаския, Каокия, Ятсо, Мононгаэлла, Канауа — были для него старинными друзьями. Он изучил течения и глубины каждой, знал все пристани, побережья и опасные места. Капитан Энди, казалось, не брал в расчет существование коттеджа в Фивах и своим домом называл пароход. Он полагал, что города и поселки, расположенные по берегам рек, существуют исключительно для того, чтобы снабжать пароходы пассажирами и грузом. Он знал каждую доску на каждой пристани между Сент-Полем и Батон-Ружем.

Но лучше всего он знал все-таки Миссисипи. Ее он любил, боялся и почитал. Поклонники и возлюбленные один за другим покидали ее ради горластой змеящейся железнобрюхой выскочки. Энди был в числе немногих, сохранивших верность реке.

Изменить ей и начать приискивать какое-нибудь сухопутное занятие казалось ему совершенно немыслимым. На реке он занимал видное положение. На суше ему пришлось бы сделаться чем-то вроде некоего маятника, размах которого неизбежно был бы ограничен с одной стороны домашним очагом, а с другой — какой-нибудь грязной работой в городе. Энди было ясно, что капитан и владелец «Прекрасной Креолки» — ее полновластный господин, скоро превратился бы просто в супруга Парти Энн Хоукс, госпожи кружевных занавесок, жрицы салонных ковров и блюстительницы кухонного пола.

Он пораскинул умом и, когда в голове его созрел коварный план, осторожно приступил к его выполнению — сила сопротивления Парти Энн была ему достаточно известна.

— Тут пишут, что старик Олли Пигрем собирается продать свой плавучий театр.

Капитан Энди сидел на кухне, с трубкой в зубах, и был, казалось, всецело погружен в чтение местной газеты.

— Он называется «Цветок Хлопка».

Парти Энн никогда не притворялась заинтересованной тем, что ее не интересовало. К тому же плита и чулан, в котором хранилась провизия, полностью поглотили ее внимание, поэтому слова мужа едва дошли до ее сознания.

— Что же из этого?

Капитан Энди громко зашелестел газетой, медленно перевернул страницу и лениво покачал головой. Все манипуляции его были рассчитаны на то, чтобы придать разговору характер случайного.

— Олли нажил целое состояние на плавучем театре. Во всех городах с нетерпением ждут его представлений. Нда… тот, кто купит «Цветок Хлопка», не останется в дураках.

— Мало ли на свете мошенников!

Высказав свое резкое суждение, Партинья решила, что разговор должен прекратиться сам собой.

— Нечего сказать, мошенники! Владельцы плавучих театров — самые уважаемые люди на реке. Посмотри на Пигрема, Финигена, Хозе Уотса!

Заявив, что этих «уважаемых» людей она не подпустит к себе и на десять шагов, и назвав их еще раз мошенниками, миссис Хоукс сочла разговор на эту тему исчерпанным.

Дня через два Энди так же ненавязчиво и небрежно возобновил разговор. Но на этот раз ему не удалось провести Партинью. Проницательная особа угадала, что все мысли капитана сосредоточены на плавучем театре.

Дело происходило за ужином. Энди начал с восхваления домашней кухни. Она была действительно хороша. Все подавалось вовремя и было отлично приготовлено. Партинья не утратила свой кулинарный талант. Но по большей части капитан Энди ел рассеянно и не воздавал должного ее стряпне. Возможно, что ему не хватало той атмосферы праздничности, оживления, болтовни, благодаря которой он с таким удовольствием обедал и ужинал в столовой «Прекрасной Креолки». В его жилах текла кровь латинской расы, а по складу души он, сам того не осознавая, был артист. Он не мог думать о себе иначе как о капитане, неотъемлемой принадлежностью которого была синяя куртка с золотым галуном и пуговицами; ему нравилось восседать во главе длинного стола, внимая прелестным особам в платьях с басками, которые постоянно спрашивали его: «Что вы думаете об этом, капитан Хоукс?», и джентльменам в сюртуках покроя принца Альберта, которые почтительно обращались к нему с вопросом: «Каково ваше мнение на этот счет, сэр?», в то время как подобострастные негры в белых накрахмаленных куртках бегали взад и вперед с дымящимися блюдами.

Партинья не признавала болтовни за обедом. И все-таки Энди все время переговаривался с Магнолией. Как это ни странно, они совершенно не ощущали разницы в возрасте. Отец не задавал вопросов вроде: «что ты делала сегодня в школе?» или «Была ли ты сегодня пай-девочкой?». Энди и Магнолия весело болтали между собой, как два проказника, постоянно навлекая на себя неудовольствие Партиньи. В промежутке между двумя блюдами капитан Энди любил выскочить из-за стола и усесться в свое кресло. Может быть, он приобрел эту привычку из-за того, что на пароходе его то и дело отрывали от обеда. Дома же это вызывало бурю негодования. Вообще, участие миссис Хоукс в разговоре сводилось приблизительно к следующему:

— Ради Бога, успокойся, Хоукс! Нет еще и пяти минут, как мы сели ужинать, а ты уже третий раз вскакиваешь из-за стола… Ешь картофель, Магнолия! Иначе не получишь пирожного!.. Что за глупости ты вздумал рассказывать ребенку, Энди Хоукс?.. Неужели ты умеешь говорить только об этих ничтожных и вечно пьяных головорезах-моряках?.. Пей молоко, Маджи!.. Да угомонись же ты, наконец, Хоукс!.. Пожалуйста, не срезай жир, Магнолия! Ты ведь такая худышка, что мне прямо стыдно за тебя! И так уж соседи поговаривают, что тебя держат впроголодь!

Эти замечания, словно жужжание целой стаи комаров, служили своеобразным аккомпанементом к разговору отца и дочери.

В описываемый вечер Энди был всецело поглощен пожаром на «Сенсации», о котором рассказал ему штурман погибшего парохода. Яркие карие глаза капитана лихорадочно горели. Он то и дело вскакивал из-за стола, чтобы дополнить свой рассказ жестами. С неотступным вниманием следила за каждым его движением и словом Магнолия. Ей еще не доводилось присутствовать на представлениях плавучего театра. Если какой-либо из этих веселых путешественников, гремя оркестром, с развевающимися флагами, с пыхтящим впереди буксиром, появлялся на реке и останавливался на два-три дня или порою на целую неделю в Фивах, Магнолии запрещалось даже подходить к нему. Другие дети целыми днями вертелись у плавучего театра, очарованные его магией, замирая при виде разгуливающих по улицам музыкантов в красных костюмах, а по вечерам смотрели спектакль и даже оставались на концерт, за который полагалось платить добавочные пятнадцать центов.

Магнолии страстно хотелось хоть одним глазом заглянуть в этот запретный мир. Из окон их белого домика открывался вид на реку и мыс Жирардо. Ночью она видела окна пароходов — мерцающие желтые огоньки — и факелы на берегу, освещавшие путь счастливцам, до нее доносились громкие звуки оркестра. В детстве ей часто случалось выстаивать у окна своей комнаты целые ночи. Весною плавучие театры спускались вниз по реке: осенью возвращались обратно. Щеки девочки пылали, несмотря на то что голые ножки были холодны как лед. Она напрягала слух, чтобы уловить веселые мелодии, и зрение — чтобы рассмотреть лица, мелькавшие в волшебном свете факелов. Большей частью она не слышала грузных шагов и вовсе не думала об опасности, до тех пор пока грозный окрик: «Сию же минуту в постель, Магнолия Хоукс!» не долетал до ее очарованного слуха. Иногда она встречала актеров плавучего театра на Главной и Третьей улицах — они делали покупки или просто лениво прогуливались взад и вперед. В городе к ним относились с легким презрением и называли комедиантами.

Их легко можно было узнать по одежде, мимике, даже по походке. Далеко не все женщины блистали молодостью и красотой. Магнолия обратила внимание на то, что многие из них были даже старше ее матери (Партинье стукнуло тогда тридцать девять лет.) И все-таки, несмотря на морщины, они казались красивыми и даже молодыми. Они выглядели всегда беззаботными и веселыми.

Однажды трое актеров — две женщины и один мужчина — прошли мимо дома Хоуксов. Они уплетали фрукты из бумажного мешочка, сплевывали косточки и все время смеялись. Одна из женщин была молода и очень красива. Магнолия подумала, что такого изящного туалета она не видела еще никогда. На ней была синяя юбка с фижмами, обшитая сутажем, а ее синяя шляпка была украшена кружевом с блестками и очаровательными нежными розами.

Вторая актриса была много старше. Лицо ее, изборожденное глубокими морщинами, свидетельствовало о том, что ей пришлось многое пережить. Магнолия, конечно, еще не могла понять это. У актрисы были глубоко запавшие, темные, потухшие глаза. Одета она была небрежно; трен ее черного платья придавал ей какой-то экзотический и таинственный вид. Их спутник был молод, высок и довольно красив, но не слишком-то элегантен. Небрежность его костюма подчеркивалась отсутствием галстука.