Анатолий Корольченко - Маршал Рокоссовский

• Название: Маршал Рокоссовский
• Автор: Анатолий Корольченко
• Издательство: Изд-во «Феникс», 1999. — 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-222-00504-6

В книге повествуется о наиболее важных этапах жизненного пути выдающегося полководца двадцатого века маршала Советского Союза и Польши Константина Константиновича Рокоссовского.

Рассказывая о судьбе всемирно известного военачальника, автор описывает эпизоды из его жизни, основываясь на воспоминаниях очевидцев, приводит высказывания маршала и его оценки различных событий и явлений, многие годы остававшиеся неизвестными.

Рассчитана на широкий читательский круг.

---

Лейтенант Берест сделал несколько шагов вперед и, нарушив молчание, решительно заговорил:

— Все выходы из подземелья блокированы. Вы окружены. При попытке прорваться наверх каждый из вас будет уничтожен. Чтобы не было напрасных жертв, предлагаю вам сложить оружие, при этом гарантирую жизнь всем вашим офицерам и солдатам. Вы будете отправлены в наш тыл в распоряжение старшего командования.

Встретивший нас офицер на ломаном русском языке заговорил:

— Немецкое командование не против капитуляции, но при условии, что вы отведете своих солдат с огневых позиций и на время обезоружите их. Они возбуждены боем и могут устроить над нами самосуд. Мы поднимемся наверх, проверим, выполнено ли предъявленное условие, и только после этого гарнизон рейхстага выйдет, чтобы сдаться в плен.

Согласиться на такие условия мы не могли: фашистов в подземелье около двух тысяч, а нас менее трехсот, обессиленных боями бойцов и командиров.

Наш «полковник» категорически отверг предложение фашистов. Он продолжал настаивать на своем.

— Господа, у вас нет другого выхода. Если не сложите оружие — вы все до единого будете уничтожены. Сдадитесь в плен — мы гарантируем вам жизнь.

Снова наступило молчание. Первым его нарушил гитлеровец:

— Ваши требования доложу коменданту. Ответ дадим через двадцать минут.

— Если в указанное время вы не вывесите белый флаг — начнем штурм, — спокойным голосом заявил Берест.

И мы покинули подземелье…

Дорога из подземелья казалась очень длинной. А ее нужно было пройти ровным, спокойным шагом. Мы понимали: фашисты по нашему поведению будут судить о тех, кто их блокировал.

Нужно отдать должное Алексею Прокопьевичу Бересту. Он шел неторопливо, высоко подняв голову. Мы с Ваней Прыгуновым сопровождали своего «полковника».

Они возвратились в расположение батальона в четыре часа ночи. А утром снова загремело. Немцы атаковали одновременно из подвала и со второго этажа.

— Это был страшный бой. По нас били сверху и снизу, с фронта и тыла, — продолжал рассказывать Берест. — Боеприпасы кончались, и в ход пошло трофейное оружие. Сержант Сьянов принял командование ротой и, уложив немецкого пулеметчика, вел огонь из его оружия. Кончились патроны и у меня. Мне удалось оглушить немца железным прутом, и я захватил его автомат. А потом, когда стоял за колонной и стрелял, у моих ног разорвалась брошенная гитлеровцем граната. Осколки посекли ноги, и я упал. Хорошо, что подоспела нам помощь. Из рейхстага тогда вывели пленными около 1 800 человек. Я же оказался в госпитале…

— Послушай, Алексей Прокопьевич, как же так? Вы трое водружали знамя, солдат удостаивают званием Героя, а их командира лишь орденом. Почему так? — не скрыл я недоумения.

— Э-э, — махнул он рукой. — На войне бывало всякое. Не тебе объяснять. Был и я представлен к званию Героя, только меня вычеркнул из списков сам маршал Жуков. Вроде бы усомнился в том, что я вел разведчиков. «И тут политработник», — будто бы сказал он с досадой. Политруков он не очень жаловал. Первому, кому я высказал обиду, был член Военного Совета нашей группы войск генерал Телегин. Штаб находился в Потсдаме, в особняке, за высокой оградой. Попасть к нему через ворота не удалось. Дежурный офицер, узнав для чего я прибыл, позвонил куда-то и ответил отказом:

— Не до тебя, лейтенант. Да и члена Военного Совета нет. Уехал куда-то.

Тут на мое счастье подкатил лимузин. Часовой вытянулся.

— Кто это? — спросил я.

— Телегин, — ответил гвардеец.

Не раздумывая, я зашел за угол и — через ограду. Генерала застал у входа в здание.

— Разрешите обратиться? — спросил я как можно уверенней.

— Что такое? Кто вы?

— Лейтенант Берест из 150-й стрелковой дивизии.

— Мне некогда, лейтенант. — И он направился к двери.

— Тогда я вынужден буду обратиться к товарищу Сталину.

Генерал остановился, поглядел на меня.

— Хорошо. Идемте.

Мы поднялись в его кабинет. Не приглашая сесть, молча выслушал не очень-то связную просьбу.

— В какое время вы установили знамя? — спросил он. — Сколько было на часах?

— Перед полуночью, — уверенно ответил и уточнил: — Двадцать два часа с минутами. 30 апреля.

Генерал спросил не случайно. Дело в том, что в тот день, опережая события, в Москву на имя Верховного Главнокомандующего было послано донесение командования 1-го Белорусского фронта. Его подписали маршал Жуков, член Военного Совета генерал Телегин и начальник штаба фронта Малинин. В нем сообщалось, что Знамя на рейхстаге установили в 14 часов 25 минут. Так донесли из войск. И теперь генерал Телегин попытался получить точные сведения у человека, который Знамя устанавливал.

— Чем же закончилась встреча с генералом Телегиным? — спросил я.

— Ничем. Выслушав, он пообещал разобраться. Больше с ним я не встречался. Зато обострились отношения с начальством. Меня стали считать чуть ли не кляузником. Ну, а потом было сокращение армии, и я попал под него. Сразу же поехал в Ростов, устроился на «Ростсельмаш», в цех.

— И все? А не пытались добиться правды? — Мне показалось, что по его лицу скользнула усмешка.

— Пытался. Однажды послал Хрущеву письмо. В нем изложил все, как было дело; как шел вместе с Егоровым и Кантарией со Знаменем Победы к рейхстагу, как взбирался на купол рейхстага, как в подвале вел переговоры с немцами.

— И что же?

— Получил ответ. В нем сообщалось, что вопрос изучается и о решении поставят меня в известность. А потом был вызов в Москву, в ЦК, на Старую площадь. Накануне в гостинице встретил я своего комбата, Неустроева. «По твоему делу вызвали», — сообщил он. Степан был в форме майора внутренних войск. Оказывается, его уволили, а потом призвали на службу во внутренние войска. «Семен Никифорович помог». — «Кто это?» — «А генерал Переверткин, командир нашего корпуса».

После ареста в июле 1953 года Берии его заместитель генерал Масленников застрелился, и генерал Переверткин стал командовать внутренними войсками. Он-то и помог Неустроеву. «Расскажи, Степан, все как было», — попросил я его.

— Нас пригласили в кабинет самого Суслова, — продолжал он. Тут был начальник Главного Политического управления армии маршал Голиков, генерал-полковник Переверткин, бывший командир нашей дивизии генерал Шатилов и еще много незнакомых военных и гражданских лиц. Выступил Переверткин, сказал, что из 34 удостоенных звания Героя почти половина приходится на 150-ю дивизию. И никто в наградах не обойден. И Шатилов подтвердил то же. Я надеялся на Степана Неустроева, потому что он более других был сведущ. Однако тот молчал, старался не смотреть на меня и повторил то, что до него сказали генералы. Я не выдержал, воскликнул: «Неужели и здесь не хотят видеть правды?!» В ответ Суслов хлопнул по столу, блеснув стеклами очков, заявил, будто судья: «Я лишаю вас слова, Берест!» В конце концов решили ничего не менять, оставить все как было, но рекомендовали в книге но истории войны упомянуть мое участие в водружении Знамени. И все…

Я слушал и разделял взволнованность и досаду человека, чей подвиг не признавался и отвергался. Нужно полагать, что все в кабинете идеологической) секретаря партии понимали правоту бывшего политрука, но стремление отстоять свою непогрешимость и амбициозность не позволяли признать ошибку.

Тогда же о злоключениях Береста я рассказал приехавшему в Ростов полковнику Цветаеву. Он служил в штабе Сухопутных войск, которыми командовал маршал Чуйков. Позже Цветаев был помощником у генерала армии Штеменко, оказывал ему помощь в работе над известными книгами о Генеральном штабе. В последние же годы маршала Жукова полковник помогал полководцу в создании мемуаров.

В одной из своих статей он писал, что до того неоднократно сталкивался с самим маршалом в архивах, встречался на учениях и военно-научных мероприятиях, когда Георгий Константинович был министром обороны СССР. Случалось, сидели рядом, но на разных, как говорится, уровнях: он — министр, полковник же — рядовой работник группы разбора учений или офицер секретариата конференции…

Вероятно, у Г. К. Жукова возникли ассоциации со мной. Он, конечно, не помнил фамилии. По памяти коротко обрисовал мою внешность. Были наведены справки, и А. Д. Миркина (редактор мемуаров Г. К. Жукова. — А. К.) вышла на меня».

Вот этому человеку я тогда поведал о мытарствах Береста в поисках справедливости. Выслушав, полковник Цветаев сказал:

— Этого и нужно было ожидать. Возвращаться к прошлому и пересматривать события и давать новые оценки не принято. Ты же знаешь историю с «домом Павлова» в Сталинграде?

Мне было известно, что знаменитый дом в Сталинграде обороняли бойцы под командованием лейтенанта Афанасьева, Павлов был у него во взводе сержантом. Но корреспондент в своей статье упомянул имя не лейтенанта, а сержанта. В результате последний получил звание Героя, а офицер — всего лишь орден Красной Звезды.