Мануэль Пуиг - Любовь в Буэнос-Айресе

• Название: Любовь в Буэнос-Айресе
• Автор: Мануэль Пуиг
• Издательство: ПОЛИНА
• Жанр: Эротика
• Год: 1993
• ISBN: 5-89942-244-5

Мануэль Пуиг создает мозаичную картину латиноамериканской современности в виде тонко стилизованного коллажа из стереотипов популярной словесности — песенок в жанре танго, мелодраматических кинороманов, литературной и кинематографической фантастики, бытовых радиопьес, модных и женских журналов, образцов рекламы, что сближает его повествовательную технику с принципами поп-арта. Обо всём этом и не только в книге «Любовь в Буэнос-Айресе».

---

Норма Ширер (резко захлопывая книгу). ...хорошего мужчину. Это мы уже обсудили. Я уже встретила единственного любимого мной мужчину. И потеряла его.

Мать. Ну, не горюй, дочурка. В том, чтобы жить одной, есть свои преимущества. Можно ходить, куда захочется, одеваться и питаться, как тебе нравится. Мне лично пришлось двадцать лет ждать возможности самой выбирать меню по своему вкусу! Отец твой в этом отношении был просто невыносим. К тому же знала бы ты, какое наслаждение занимать всю кровать целиком, раскинув руки... Ну, спокойной ночи, дорогая.

Норма Ширер. Спокойной ночи, мама.

Мать. Не читай при таком плохом свете. Испортишь зрение. (Выходит.)

Норма Ширер (поправив подушку, начинает читать).

Но если из трусливости вздумаешь искать в
Любви лишь покоя и удовольствия,
Тогда лучше тебе не переступать этой черты
И направить стопы свои в мир без весен, лет и зим,
Где ты сможешь смеяться, но не взахлеб,
и плакать, не выплакиваясь досуха.

(«Женщины», Метро-Голдуин-Мейер)

Буэнос-Айрес, апрель 1969 года

Мои ухоженные ногти, покрытые лаком оттенка розового цикламена, чистые, гладкие и сильные, с отшлифованными, но не острыми краями, и простыня, чей цвет невозможно распознать в этом полумраке, скрывающая от глаз рисунок на матрасе. Возможно, узоры эти изображают оперение римского шлема, щиты и копья на фоне древесных стволов и листвы, часто встречаемых на гобеленах, обтягивающая матрас тканью с перьями, копьями, щитами и густой листвой в бело-голубых тонах, или бело-розовых, специальная ткань для матрасов, ногти медленно погружаются сквозь простыню в обшивочную ткань, под которой скрываются пряди чесаной овечьей шерсти. В ямках между однородными выпуклостями стеганого матраса пришито по мягкому помпону из белой шерсти — вонзить в них ногти? — помпон подается, но нитка не обрезается, лишь еле заметные следы от ногтей остаются на простыне, и собственное дыхание на обратной стороне ладони вызывает ощущение тепла, как шерсть, как воздух между верхней и нижней простыней. Нога сгибается в колене и скользит к ближнему краю постели, упирается в стену и, помедлив мгновение, возвращается на прежнее место, Кожа чуть прохладнее теплых простыней, а под нею плоть — чем глубже, тем горячее от близости греющих ее костей, — нежная, которую может опалить соприкосновение с нагревательными приборами. Правильный режим, обязательно включающий питание молочными продуктами, вместе с кальцием дает организму необходимые ему силы, Радиатор центрального отопления представляет собой геометрическую сеть из труб, по которым бежит горячая вода, больший или меньший приток которой регулируется вентилем, откуда через равные промежутки времени срывается просочившаяся капля и слышится глухое шипение пара. Порою сквозь оконное стекло проникает с улицы гудок клаксона или рычание мотора, и если поднести к уху руку с часами, можно различить их тиканье. Закрыв глаза, может быть, расслышишь и легкий шум дыхания... Нет, оба лежащих на кровати тела в данный момент пребывают в состоянии почти мертвенного покоя. Кровь, циркулирующая в его теле, как и в моем, завершает очередной круг с судорожной быстротой, но в совершенном безмолвии, даже при случающемся время от времени ускорении. Грудь расширяется, чтобы не сдавливать сердце и дать возможность крови — безмолвной и прохладной, хотя и не из-за безмолвия, — в свою очередь расширять и сжимать сердце. И только покой, не надо больше ничего, от диафрагмы поднимается волна, выпуская наружу из наполненных легких долгий зевок, и еще ноет поясница, утомленная после часовых усилий, когда она напрягалась, помогая ее телу приникнуть к его отвердевшим мышцам и корпусу. В пустыне возникают миражи. Стоит закрыть глаза — и уже не видно спящего на противоположном краю этой широченной кровати Лео Друсковича, однако слышно — когда по улице не проезжает, сигналя, машина — его едва уловимое дыхание. А если не слышно и этого, я могу без малейшего шума приподняться, дотянуться и дотронуться до него — на том конце этой широкой, почти квадратной кровати. А вдруг он проснется и рассвирепеет, потому что отдых ему необходим как воздух? Закрытые глаза ничего не видят. Если он не проснется и будет дальше спать, то, с закрытыми глазами, не увидит ничего из окружающих безобразий, словно слепой. О чем мечтают люди, когда у них есть уже все, чего они желали, и нечего больше просить? О том же, о чем и праведники на небесах: ни о чем, просто спят, отдыхают без мыслей, хотя и чудесно было бы о чем-нибудь помечтать. Или, может, там, на небесах все же думают о чем-нибудь? Если и так, то наверняка о чем-то самом прекрасно.

Воображаемое интервью, которое могла бы взять у Гладис журналистка из нью-йоркского журнала мод «Харперс Базар», в то время как первая лежала без сна бок о бок со спящим Лео.

Журналистка. — Чтобы заручиться сразу вашим доверием (я знаю, вы по натуре застенчивы), я позволю вам самой выбрать заголовок для этого интервью.

Гладис. — Даже не знаю, что бы такое придумать...

Ж. — Как вам, скажем, — «Гладис Эбе Д'Онофрио на седьмом небе»?

Г. — Думаю, вполне реалистичный и точный заголовок. Но мне сдается для ваших читателей подойдет скорее что-нибудь более броское и интернациональное. Давайте назовем это «The Buenos Aires Affair».

Ж. — Благодаря своем беспрецедентному дарованию вы в считанные месяцы сумели стать светочем в области изобразительного искусства. На ваш взгляд, достигли ли вы таким образом осуществления своих наивысших стремлений?

Г. — Нет. Мое наивысшее стремление — реализоваться, как женщина, в любви. И, вот парадокс, путь к любви мне проложила моя карьера!

Ж. — Трудно поверить. Насколько я знаю, все женщины, сумевшие сделать успешную карьеру, рассказывают прямо противоположное.

Г. — Пусть рассказывают...

Ж. — Я вовсе не желала втянуть вас в дискуссию. Моя цель — чтобы вы рассказали читательницам «Харперс Базар», что представляет собой один обычный день из жизни женщины года.

Г. — Нет, я отказываюсь это сделать. Потому что самые интересные мгновения этого дня наполнены событиями чисто скабрезными.

Ж. — Ага, по крайней мере, теперь мы знаем, что таковые в вашей жизни имеются. Ну, хорошо: коль скоро вы не хотите делиться с нами реальной историей своей жизни, опишите сценарий любви, которую вам бы хотелось пережить.

Г. — Это невозможно. Я считаю сценарий своей нынешней любви непревзойденным.

Ж. — Ладно, раз уж вход в мир ваших интимных переживаний для нас закрыт, не согласились бы вы пройти предложенный нами тест на посредственность?

Г. — Я согласна. Хотя в данный момент я предпочла бы вместо этого спрыснуть свою кожу полинезийскими духами, которым посвящена целая страница вашего журнала, так как сегодня вечером я хочу удивить одного человека непривычным ароматом.

Ж. — Чем, позвольте полюбопытствовать, привлекла вас наша реклама новых духов?

Г. — Изображением полинезийских девушек — свежих, как родящийся на морских просторах бриз, нежных, словно брошенные на мокрый песок бутоны, и горячих, как пылающие закаты на их родных островах... Духи для тела, основанные на жемчужной эссенции...

Ж. — Совершенно верно. Итак, первый вопрос: выбирая подарок, вы действуете сообразно собственному вкусу или покупаете то, что считаете необходимым человеку, которому вещь предназначается?

Г. — Я куплю то, что понравится мне.

Ж. — Чудесно! Самым посредственным решением было бы купить вещь, которая упоминалась некогда тем, кому предназначен подарок. Просто посредственным — выбрать что-нибудь полезное в быту. Второй вопрос: если вдруг в Париже этой осенью последним криком моды будут объявлены шлем и латы валькирий, то поспешите ли вы одной из первых обзавестись экзотическим нарядом весом в десяток килограммов, либо предпочтете классический покрой «Шанель», или просто рассмеетесь от души?

Г. — Посмеюсь от души.

Ж. — Великолепно! Да, пожалуй, посредственность — не ваш конек. Третий и последний вопрос: если молоденькая знакомая, недавняя выпускница спросит у вас совета, как ей быть — поступить на факультет архитектуры в университет, записаться в Красный крест и отправиться лечить туземцев в Биафру или поехать в Индию учиться мудрости у Махариши — что вы ей порекомендуете?

Г. — Биафру.

Ж. — Какая досада! Вы сумели избежать самого посредственного ответа, но не выбрали и самого волнующего и нового — учение у Махариши.