Михаил Белозеров - Нашествие арабуру

• Название: Нашествие арабуру
• Автор: Михаил Белозеров
• Жанр: Фэнтези

Раннее средневековье. Всемогущие иноземцы захватили Японию. Столкновение двух цивилизаций приводит страну на край гибели. Династия императоров пала. Кажется, что у японского народа нет будущего. Однако далеко в горах зреет заговор таинственных монахов, которые плетут шпионскую сеть. Самурай Натабура с друзьями пробирается в столицу, чтобы поднять восстание. Путь их долог и опасен. Прежде чем победить и изгнать иноземцев, им предстоит узнать самую большую тайну Японии.

---

— Чужое? — как эхо переспросил Акинобу. — Откуда?

Ну да! — едва не подскочил он. Как я раньше не догадался. О подобном оружии не говорилось ни в одном источнике знаний: ни на севере, ни на юге, ни на востоке, ни на западе. Значит, оно неземное. Неужели они пришли с неба? Выходит, что Боги действительно отвернулись от всех нас, от Нихон, и борьба предстоит нешуточная. Но зачем кому-то из чужих Богов нападать на крохотную страну? Мысль о том, что во всей этой истории участвует космическая сила, заставила его на некоторое время забыть о собеседнике. Вдруг он услышал.

— Мшаго — это оружие Богов. Но не наших, иначе они давно поделились бы с нами.

Значит, я не ошибся, подумал Акинобу, не испытывая при этом никакой радости. В одной индийской книге он читал об оружии Богов, обладающих невероятной силой, сжигающих целые города и страны. Тот, кто привлечет их на свою сторону, тот и выиграет.

— Я не видел огненного катана, — соврал Акинобу и выпил еще пива.

Напиток ему нравился, к тому же он помогал запутать незнакомца, который о себе ничего не рассказал. Так обучены только ниндзюцу — ничего не говорить, а выспрашивать исподволь.

— Меня зовут Ига Исикава, — сказал Абэ-но Сэймэй, словно прочитав его мысли.

На самом деле Абэ-но Сэймэй понял, что ему не удастся разговорить собеседника, и он решил применить другой ход.

— Не тот ли Исикава, который покушался на жизнь нашего императора и был сварен заживо?

— Да, моего отца звали Гоэмон Исикава, — словно бы с удивлением ответил собеседник.

— Но я слышал, прошу прощения, что вместе с отцом погиб и сын.

— В последний момент мне повезло больше.

— Наму Амида буцу! — воскликнул Акинобу.

— Наму Амида буцу! — повторил Абэ-но Сэймэй. — Не выпить ли нам еще? — спросил он, опрокидывая кувшин, из которого вылилась всего лишь тоненькая струйка пива.

— А куда спешить? — удивился Акинобу. — День длинный! — на какое-то мгновение почувствовал, что опьянел, алкоголь дал о себе знать: вдруг все стало легко и просто.

Харчевник живо притащил кувшин побольше. Этот сорт пива был очень странным — темным и тягучим, как гаоляновое масло. Но самое интересное заключалось в том, что Абэ-но Сэймэй расплатился с харчевником даяном[111]. До недавнего времени китайские монеты были запрещены. Не значит ли это, что Ига Исикава — шпион Поднебесной? Но это не суть важно — по крайней мере, не сейчас, когда они оба сидят и пьют хорошее, доброе пиво. Как же мне его обхитрить? — думал Акинобу.

— Действительно! — воскликнул Абэ-но Сэймэй. — Мы, кажется, нашли то, что искали.

— За смелых и неподкупных!

Впрочем, тост был всего лишь данью вежливости. Кто из нас смелый и неподкупный? — подумал каждый их них. Кажется, я! — гордо решил Абэ-но Сэймэй. Или я, — взял чашку с пивом Акинобу.

Коварство владеет миром, в свою очередь решил Акинобу, цедя пиво, которое оказалось очень и очень вкусным — вкуснее предыдущего. Если бы он знал, что светлоглазый Абэ-но Сэймэй специально заказал такое пиво, он бы не удивился. Просто это пиво валило с ног и развязывало язык.

— Отец мой был кёданом[112]. Он умел хорошо слушать и прыгать. Его ценили в клане пятидесяти трех Кога. Слышал о таких? — в голосе Абэ-но Сэймэй прозвучали нотки гордости.

Абэ-но Сэймэй специально представился именем Ига Исикава, который существовал в реальности. Это был один из приемов, чтобы разговорить собеседника, не усугубив собственного положения. Настоящего Ига Исикава казнили химицу сосики еще во времена императора. Потом Тайный сыск императора разогнали — так что концы надежно были спрятаны в воду.

— Откуда? Я всего лишь бедный крестьянин, — скромно ответил Акинобу, опустив голову, и добавил, уловив недоверчивый взгляд: — В детстве я два года обучался в буддийском монастыре, но потом вернулся в деревню — надо было помогать родителям.

Честно говоря, он не помнил имени Гоэмон Исикава в списках Совета Сого. Но возможно, его отец был рядовым исполнителем. К тому же Акинобу смутил тот факт, что кёданами чаще становились самураи самых разных рангов. Их нанимали в зависимости от задания на один день или на три луны. Но кёдана очень редко использовали в качестве убийц. Для этого предназначались синоби[113], да и то не всякие, а только пригодные для этого люди. Если его отец умел хорошо прыгать, значит, он был не кёданом, а синоби.

Абэ-но Сэймэй тоже улыбнулся, давая понять, что он ни капельки не верит собеседнику. Действительно, Акинобу был похож на крестьянина так же, как горный монах на императора. Такой взгляд бывает только у самураев. А воли ему не занимать, подумал он. Надо быть осторожным.

— Видать, ты здорово разбогател, раз ходишь по харчевням в такие времена?

— Да… — очень просто объяснил Акинобу. — Я староста трех деревень. Теперь я работаю на новых хозяев. Они хорошо платят. Но ты отвлекся.

Если он врет, подумал Абэ-но Сэймэй, то искусно, ибо я не могу поймать его на лжи. Он внимательно посмотрел на Акинобу и пришел к выводу, что тот действительно может быть старостой трех деревень, работающих на арабуру. Но тогда я зря рассказываю ему байку — он донесет на меня, и Абэ-но Сэймэй невольно сделал движение, которое не ускользнуло от казалось бы ленивого взора Акинобу — схватился за пояс, где у него был спрятан узкий, острый индийский нож.

— Прости, отвлекся, — согласился он, оправившись от неловкости. — Нас загнали в горы Хидзи яма, но мы были так ловки, что перепрыгивали через пропасти, и враги не могли за нами угнаться. Сотни их полегли в горах, прыгая за нами.

Учителя, которые с ним занимались, долго-долго выбивали из него привычку хвататься за оружие, но так и не выбили, ибо Абэ-но Сэймэй от природы был импульсивен. В этом крылись одновременно сила и слабость. Сила заключалась в том, что он мог опередить любого противника, а слабость — в том, что он преждевременно выдавал себя с головой. Правда, это происходило очень редко — как сейчас, когда Абэ-но Сэймэй слегка опьянел, к тому же, услышав, что его собеседник простой крестьянин, хоть и староста трех деревень, он невольно стал презирал его, как любой самурай презирает крестьянина.

— Ты меня не слушаешь! — воскликнул Абэ-но Сэймэй.

— Почему же, — встрепенулся Акинобу. — Эй, хозяин, принеси нам еще пива.

Совсем осоловел, подумал об Акинобу Абэ-но Сэймэй.

— Да! Подай нам чанго! — крикнул он, ничуть не сомневаясь, что староста трех деревень пьян.

Они снова налили по полной, и Абэ-но Сэймэй продолжил:

— Враги обложили нас со всех сторон. Мы не могли спуститься в долины и питались кореньями и пили росу. Зимой нас загнали в пещеры. Мы так ослабли, что едва двигались. Поэтому перед казнью на Красной площади нас стали кормить, чтобы мы умерли не сразу, а во всей полноте ощутили мучения. Нас не били и не пытали, а откармливали полгода, как бычков на убой. За это время отец придумал, как нам спастись. Мы сидели в клетке государственной тюрьмы Тайка. Нам выделили сухое и теплое место. Даже дали постель. А каждое утро на зависть другим заключенным приносили по кувшину пива на брата и прочей снеди, которую я никогда бы не попробовал, не окажись в клетке. Главный тюремщик самолично справлялся о нашем здоровье. Однако с первого дня отец разрешал есть не больше горсти вареного риса и выпивать не больше глотка пива. Все что осталось, мы выбрасывали и выливали в окно или отдавали глупым стражникам. Когда мы окрепли и смогли сидеть, отец стал читать сутры. Мы не знали, какая из них будет действенна. Мы читали все подряд: сутра лотоса, сутра сердца, сутра Амида. Особенно нам помогли известные сутры Дайхання кё. На третий месяц мы заметили, что решетки нашей клетки истончилась. Но это заметила и охрана. Начальник тюрьмы страшно испугался. При других обстоятельствах он бы нас выпустил, справедливо полагая, что негоже лишать жизни святых людей — на свою голову можно накликать проклятья. Но не мог этого сделать, потому что мы были важными государственными преступниками. Ему еще не приходилось иметь дело с подобными заключенными, поэтому на всякий случай он посадил нас в яму, и нам пришлось начать все с начала. Мы молились денно и нощно. Тела наши стали подобно корням деревьев-великанов, и мы почувствовали необычайную силу. Чудо пришло даже не с той стороны, откуда мы ожидали. Однажды стены ямы стали мягкими, как перина. Можно было легко сделать подкоп. В день, когда за нами пришли, мы уже были наготове. Как только решетку сняли, мы взлетели, и ни одна из стрел, посланных вслед, не коснулась наших светящихся тел. Впрочем, как говорят, у тех стражников, которые отважились стрелять в нас, к вечеру отсохли руки. Одного мы не знали — коварные охранники намазали решетку ядом медуз намуры — огромной, желто-красной, и отец случайно коснулся решетки мизинцем ноги. Через три дня он скончался в страшных мучениях. Вместо нас же сварили кого-то другого.