Борис Соколов - Рокоссовский

• Название: Рокоссовский
• Автор: Борис Соколов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03233-0

Маршал Константин Рокоссовский (1894–1968) известен как один из крупнейших полководцев Второй мировой войны, творцов Великой Победы советского народа над фашизмом. При всем интересе к его личности в существующих биографиях остаются непроясненными многие вопросы: точная дата рождения Рокоссовского, его участие в Гражданской войне, обстоятельства его ареста и заключения, непростые отношения с другим «маршалом Победы» — Георгием Жуковым. Почти не изучены его деятельность на посту министра обороны Польши и последние годы жизни. Все эти темы детально исследуются в самом полном на сегодняшний день жизнеописании Рокоссовского, созданном известным историком Борисом Соколовым. Эта книга, не обходящая «острых углов» биографии прославленного военачальника, предназначена всем, кого интересует великая и трагическая история России XX века.

---

Я уже упоминал о том, что на этом направлении противник удерживал на восточном берегу рек Висла и Нарев небольшой участок местности, упиравшийся своей вершиной в слияние этих рек и обтекаемый с одной стороны Вислой, а с другой — рекой Нарев. Эта местность образовывала треугольник, расположенный в низине, наступать на который можно было только с широкой ее части, то есть в лоб. Окаймляющие этот злополучный участок берега упомянутых рек сильно возвышались над той местностью, которую нашим войскам приходилось штурмовать, и с этих высоких берегов противник прекрасно просматривал все, что творилось на подступах к позициям, обороняемым его войсками. Самой сильной стороной его обороны было то, что все подступы простреливались перекрестным артиллерийским огнем с позиций, расположенных за рекой Нарев и Вислой, а кроме того, артиллерией, располагавшейся в крепости Модлин у слияния названных рек, то есть в вершине треугольника этой местности.

Я уже упоминал о безрезультатных атаках войск 70-й и 47-й армий. Войска несли большие потери, расходовалось большое количество боеприпасов, а противника выбить из этого треугольника мы никак не могли.

Мои неоднократные доклады Жукову о нецелесообразности этого наступления и доказывание, что если противник и уйдет из этого треугольника, то мы все равно его занимать не будем, так как он нас будет расстреливать своим огнем с весьма выгодных позиций, не возымели действия. От него я получал один ответ, что он не может уехать в Москву с сознанием того, что противник удерживает плацдарм на восточном берегу Вислы и Нарева.

Для того чтобы решиться на прекращение этого бессмысленного наступления вопреки желанию представителя Ставки, я решил лично изучить непосредственно на местности обстановку. Ознакомившись с вечера с условиями и организацией наступления, которое должно было начаться с рассветом следующего дня, я с двумя офицерами штаба прибыл в батальон 47-й армии, который действовал в первом эшелоне.

До рассвета мы залегли на исходном положении для атаки. Артиллерийская подготовка назначена 15-минутная, и с переносом огня на вторую траншею противника батальон должен был броситься в атаку. Со мной был телефон и установлены были сигналы: бросок в атаку — красные ракеты, атака отменяется — зеленые.

Ночью противник вел себя спокойно. Ни с его стороны, ни с нашей стрельбы не было совершенно. Чувствовалось даже в какой-то степени проявляемое им некоторое пренебрежение по отношению к нам, так как наши вели себя не особенно тихо. Заметно было на многих участках движение, шум машин и повозок, искры из кухонных труб, по-видимому, подвозили на позиции пищу. Наконец, в назначенное время наша артиллерия, минометы и „катюши“ открыли огонь. Я не буду описывать произведенного на меня эффекта огня наших средств, но то, что мне пришлось видеть и испытать в ответ на наш огонь со стороны противника, забыть нельзя. Не прошло и 10 минут от начала нашей артподготовки, как ее открыл и противник. Его огонь велся по нам с трех направлений: справа из-за Нарева — косоприцельный, слева из-за Вислы — тоже косоприцельный и в лоб — из крепости и фортов. Это был настоящий ураган, огонь вели орудия разных калибров, вплоть до тяжелых: крепостные, минометы обыкновенные и шестиствольные, называемые нашими воинами „Ванюшами“. Противник почему-то не пожалел снарядов и ответил нам таким огнем, как будто хотел показать, на что он еще способен. Какая тут атака. Тела нельзя было оторвать от земли, оно будто прилипло, и, конечно, мне лично пришлось убедиться в том, что до тех пор, пока эта артиллерийская система противника не будет подавлена, не может быть и речи о ликвидации занимаемого противником плацдарма. А для подавления этой артиллерии у нас средств сейчас не было, да и цель не оправдывалась средствами.

Учтя все это, не ожидая конца нашей артподготовки, я приказал подать сигнал об отмене атаки, а по телефону передал командармам 47-й и 70-й о прекращении наступления. Вернувшись на наблюдательный пункт командарма 47-й генерала Гусева, приказал воздержаться от всяких наступательных действий до моего особого распоряжения, такое же распоряжение получил и командарм 70-й Попов В. С.

Вернулся я на наш фронтовой КП в состоянии сильного возбуждения непонятным упрямством Жукова. Что собственно он хотел этой своей нецелесообразной настойчивостью доказать. Ведь не будь бы его здесь у нас, я бы давно от этого наступления отказался, чем сохранил бы много воинов от гибели и ранений и сэкономил бы средства для предстоящих решающих боев. Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в том, что мое убеждение в ненужности этой инстанции — представителей Ставки — в таком виде, как они использовались, является правильным и с таким мнением я остаюсь и сейчас, когда пишу воспоминания.

Мое возбужденное состояние бросилось, по-видимому, в глаза члену Военного Совета фронта генералу Булганину Н. А., который поинтересовался, что такое произошло, и, узнав о моем решении прекратить наступление, посоветовал мне доложить об этом Верховному Главнокомандующему, что я и сделал тут же.

Сталин очень внимательно меня выслушал. Заметно было, что он обратил внимание на мое взволнованное состояние, и по тону его разговора со мной чувствовалось его желание успокоить меня. Затем, попросив немного подождать, через короткий промежуток времени он мне передал, что с предложением согласен, и приказал наступление прекратить, войскам фронта перейти к обороне и приступить к подготовке к новой наступательной операции.

Свои соображения об использовании войск фронта представить ему в Ставку. После такого разговора, как гора свалилась с плеч. Все мы воспрянули духом и приступили к изданию директивы войскам. Мне же еще до отъезда Жукова пришлось выслушать несколько эпитетов в его духе по телефону. Больше всего он ополчился против Гусева, который ни в чем не был повинен. Это был солидный, хорошо подготовленный командарм. Честный и исполнительный, способный проявлять разумную инициативу и отстоять свое убеждение, если он прав.

Эта небольшая размолвка с Жуковым как с представителем Ставки была последней. Вскоре после его отъезда от нас я узнал о том, что представители Ставки вообще упраздняются как инстанция. И я невольно подумал — давно бы так. Об этом я узнал от самого Сталина.

Сохранившийся за противником плацдарм ничуть нас не беспокоил, он не представлял для нас никакого значения, по-видимому, также оценивал его и противник, потому что спустя некоторое время он сам, совершенно неожиданно для нас, этот плацдарм очистил.

Сейчас во всей полосе войска фронта подошли вплотную к берегам рек Нарев и Вислы и прочно удерживали плацдармы на западном берегу Нарев в районе Рожан и Пултуска и на западном берегу Вислы в районе Магнушева и в районе южнее Пулавы. Бои значительно ослабли, и противник, по-видимому, выдохся. Не прекращались его попытки активизировать свои действия против войск, оборонявших магнушевский плацдарм, зато он прекратил всякую активность на Нареве. Это его поведение нас несколько настораживало, и мы не ошиблись».

Н. А. Антипенко следующим образом описал расставание Рокоссовского с 1-м Белорусским фронтом и чувства, испытываемые его многолетними соратниками:

«Почти три года командовал нашим фронтом К. К. Рокоссовский. Менялось название фронта (Брянский, Донской, Центральный, Белорусский, 1-й Белорусский), но руководство, основные кадры фронта и даже некоторые армии оставались те же. Начальником штаба фронта был М. С. Малинин, командующим артиллерией — B. И. Казаков, командующим бронетанковыми войсками — Г. Н. Орел, командующим воздушной армией — С. И. Руденко, начальником инженерных войск — А. И. Прошляков, начальником тыла — Н. А. Антипенко, начальником политуправления — C. Ф. Галаджев. Весь этот коллектив возглавлялся неизменным составом Военного Совета фронта — К. К. Рокоссовским и К. Ф. Телегиным. Люди сработались, научились понимать друг друга с полуслова. К. К. Рокоссовского любили и его непосредственные подчиненные, и солдаты, и офицеры частей.

Не раз приходилось слышать вопрос: в чем была причина такого всеобщего хорошего отношения к Рокоссовскому?

Я не претендую на роль беспристрастного биографа и открыто признаюсь в том, что сам привязан к этому человеку, с которым меня связывает почти трехлетняя совместная работа на фронте и который своим личным обаянием, всегда ровным и вежливым обращением, постоянной готовностью помочь в трудную минуту способен был вызвать у каждого подчиненного желание лучше выполнить его приказ и ни в чем не подвести своего командующего.

К. К. Рокоссовский, как и большинство крупных военачальников, свою работу строил на принципе доверия к своим помощникам. Доверие это не было слепым: оно становилось полным лишь тогда, когда Константин Константинович лично и не раз убеждался в том, что ему говорят правду, что сделано все возможное, чтобы решить поставленную задачу; убедившись в этом, он видел в вас доброго боевого товарища, своего друга. Именно поэтому руководство фронта было так сплочено и спаяно: каждый из нас искренне дорожил авторитетом своего командующего. Рокоссовского на фронте не боялись, его любили. И именно поэтому его указание воспринималось как приказание, которого нельзя не выполнить.