Аркадий Бабченко - Алхан-Юрт

• Название: Алхан-Юрт
• Автор: Аркадий Бабченко
• Издательство: «Новый Мир», 2002, No 2
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002

---

После горячего есть захотелось совершенно нестерпимо. Артём поднялся:

– Пойду пройдусь. Может, у кого ещё пожрать чего осталось.

Он спустился с бугорка, подошёл к трубе. Около трубы никого не было, пехота разбрелась по бугорку, сбилась в кучки вокруг костров, грелась. Брошенный пулемёт одиноко пялился в небо. Артём огляделся.

Слева из кустов поднимался ещё один дымок. На берегу болота сидели пулемётчик и его второй номер, вроде знакомый. Покосились на Артёма, негостеприимно отвернулись – он явно был лишним. На углях стоял котелок, источавший всё тот же аромат боярышника.

– Здорово, мужики. Чего варите?

– Боярышник.

– Вода из болота?

– Угу.

– Понятно. А больше пожрать нет ничего?

– Нет. – Пулемётчик вытащил из-за голенища грязную ложку с присохшими к ней кусочками то ли каши, то ли глины, помешал в котелке, давая понять, что разговор закончен.

Артём потоптался ещё немного, потом снова поднялся на бугорок.

День начинался ясный. Показалось солнце, осветило долину. В Алхан-Кале засверкали оставшимися стёклами дома, болотце под весёлыми солнечными лучами приобрело живописный вид, заблестело водой. В низине запестрела пожухлая зелень. Артём остановился на опушке, разглядывая низину, село. «Хорошо, – подумал он, – красиво. А ведь где-то там чехи. Где-то там война, смерть. Притаилась, сука, спряталась под солнцем. Ждёт. Нас ждёт. Выжидает, когда мы расслабимся, а потом прыгнет. Ей без нас плохо, без крови нашей, без наших жизней. Насыщается она нами… Блядь, как жрать-то хочется».

Глядя на эту красоту, он вдруг вспомнил, что когда-то, ещё на той войне, видел человека, идущего через поле. Человек шёл один, без оружия, сам по себе. Это было нелепо – они никогда не ходили по одному, только группами и лучше под прикрытием брони. А уж тем более через поле, где под ногами было битком набито всякой взрывающейся дряни.

Артём смотрел на него и ждал: вот сейчас ещё один шаг – и взрыв, смерть, увечье, боль, страх. Он замер, не отрывая глаз смотрел на шагающую фигуру, боясь пропустить момент взрыва, человеческого страдания. Помочь тому человеку он не мог бы при всём желании, но и равнодушно отвернуться тоже не мог. Ему оставалось только смотреть и ждать смерти.

Он так и не дождался – бэтэр повернул за угол, и идущий скрылся из виду.

Потом, уже в мирной жизни – и через год, и через два, – эта картина ему неоднократно снилась: как посреди войны человек шагает куда-то по своим делам. Одинокая фигурка в минном поле. И странное дело, эта картина всегда представала перед ним в чёрном цвете. Тогда было лето, солнце заливало зелёную землю с ярко-голубого неба, мир был полон красок, жизни, света, пения птиц, запахов леса и травы. Но он ничего этого не запомнил: ни сочной зелёной травы, ни синего неба, ни белого солнца – только чёрная фигурка на чёрном поле в чёрной Чечне. И чёрное ожидание – сейчас подорвётся…

«Интересно, запомню ли я эти краски?– подумал Артём. – Или в памяти опять останется только холод, грязь и пустота в желудке?» Ему вдруг стало тоскливо. Тоскливо от этого красивого дня, который он проведёт, подыхая с голодухи в вонючем болоте.

Под солнечными лучами в камышах проснулись утки, закрякали, завозились в воде. «Подстрелить бы одну, вот был бы завтрак. Комбат, сука, – ни обеда, ни ужина, ни завтрака. Вот уж точно – завтрак на обед, обед на ужин, а ужин нам на хрен не нужен».

На бугорок вышел Ситников, постоял немного, щурясь на солнце, разглядывая из-под ладони село. Потом отломил ветку боярышника, стряхнул с неё воду. Вместе с каплями на землю грузно упали несколько тяжёлых крупных мороженых ягод, гроздьями висевших на ветке. Ситников задумчиво посмотрел на них, затем не торопясь стал обрывать по одной и закидывать в рот.

Артём подошёл к нему, тоже сорвал с куста одну ягоду, прижал губами. Терпкий, сладковатый сок мороженого боярышника наполнил рот. Это было гораздо вкуснее мутного варева. Артём сглотнул. Ягода одиноко, ему даже показалось – гулко, упала в пустой желудок. Он совершенно отчётливо почувствовал её, одну в пустом желудке, холодную, невероятно вкусную, сочную, съедобную. Артём сорвал вторую, третью, потом закинул автомат на плечо и стал хватать их гроздьями, не обращая внимания на холодные ветки с острыми длинными колючками, ломая кусты, видя только эти ягоды…

Через некоторое время к ним присоединился кто-то из пехоты. Сначала один, потом другой. Потом весь взвод потихоньку перетёк от костерка к кустам, растянулся цепочкой вдоль пригорка.

Они паслись, как лоси, губами срывая с веток ягоды, фыркая и отгоняя оводов. Они больше не были солдатами, они забыли про войну, автоматы их валялись на земле, им очень хотелось есть, и они рвали губами эти холодные вкусные ягоды, переходя от одного пастбища к другому, оставляя после себя пустые обглоданные ветки, чувствуя, как после мёртвой ночи в их тела вливается жизнь, как теплеет и ускоряется кровь в жилах.

Зубы почернели, язык щипало от кислоты, но они рвали и рвали боярышник, глотая ягоды целиком, не пережёвывая, боясь, что не успеют съесть всё, – всё равно этого мало, не насытишься, что-то им помешает.

Они паслись долго, пока не обглодали всё. Потом, усталые, вновь собрались возле костерка, закурили, молча переваривая эту малокалорийную пищу.

Над головой, шурша в воздухе крыльями, пролетела утка. Низко, метрах в десяти. Артём сорвал автомат, хотел выстрелить, но запутался в ремне. Пока копался, утка улетела.

– Зараза! Упустил! Сука!

– Не мучайся, всё равно не попал бы. – Петрович разгладил усы, хитровато прищурился. На его лице появилось выражение рассказывающего байки охотника. – Я вчера тоже стрелял. Вот так вот летели, низко-низко, даже ещё ниже, чем эта. – Петрович показал рукой, как летели утки. – Весь магазин выпустил. Один чёрт, не попал. Они на вид-то жирные, а бьёшь-бьёшь – всё в перья. Вот если бы дробью, тогда да.

– Да, утку сейчас неплохо бы, конечно. Сутки уже здесь. Без еды, без воды… Когда ж нас сменят-то? – Игорь вопросительно глянул на Артёма. – Со штабом разговаривал? Чего комбат говорит?

– Ничего не говорит. Может, к вечеру и сменят. Хотя вряд ли. Скорее завтра с утра.

– Угу… Значит, ещё сутки здесь… Хоть бы воды прислал, что ли.

В воздухе опять зашелестело. В первую секунду Артём дёрнул автомат: «утка!», но потом понял, что ошибся. Над головой, высоко в небе, прошуршал снаряд крупного калибра, ушёл в сторону Алхан-Калы. Все механически повернули головы ему вслед, замолчали. Секунду-другую была тишина, потом стоявший первым на откосе белый домик вспучился, надулся изнутри и исчез в огромном взрыве, разлетелся в стороны, кувыркаясь в воздухе потолочными перекрытиями. Чуть позже докатился и звук разрыва, рокотом прошёлся по болоту, а через секунду из-за леса, оттуда, где был полк, донёсся и запоздалый выстрел.

– Ого! Прямое попадание.

– Саушки… Здоровые, блин. Один снаряд – и дома нету…

– Ну, началось, теперь нас точно не сменят…

Вслед за пристрелочным в Алхан-Кале один за одним стали рваться снаряды.

Обстрел был сильный. Сзади, из-за леса, и справа, откуда-то с гор, били саушки. Там же, в горах, взвыл «Град», его залп накрыл Алхан-Калу сразу, ковром. Слева от бугорка, где-то совсем рядом с ними, заговорила миномётная батарея. Хлопки её «васильков» выделялись из общей канонады, почва каждый раз отдавала толчком в ноги.

Алхан-Кала исчезла. Её разметало разрывами, разбросало по обрыву, стёрло с земли. На месте села тучами клубилась пыль, взлетали и падали крыши, доски, стены…

Воздух задрожал, физически ощутимо раздираемый металлом. Железа было так много, что пространство сгустилось, каждый пролетавший в селе осколок, двигая по одной молекуле кислород, оставлял тёплый след на лице. Разрывы и выстрелы смешались в один сплошной гул, тяжёлой густотой наполнив эфир, вдавив головы в плечи.

Они стояли, молча смотрели на обстрел. Десяток солдат посреди болота, а в километре от них гуляла смерть… В такие минуты, когда дома, кувыркаясь в тоннах поднятой на воздух земли, разлетаются в щепки, оставляя после себя воронки размером с небольшое озерцо, а почва на три километра вокруг дрожит от двухпудовых снарядов, – в такие минуты особенно остро чувствуется слабость человеческого тела, мягкость костей, плоти, их незащищённость перед металлом. Бог ты мой, ведь весь этот ад не для того, чтобы расколоть напополам Землю, это всего лишь для того, чтобы убить людей! Оказывается, я так слаб, я ничего не могу противопоставить этой лавине, с лёгкостью разметавшей вдребезги целое село! Меня так легко убить! Эта мысль парализует, лишает дара речи…

– Сейчас повалят из села, пидоры…

Они очухались, повскакивали с мест, разбежались по позициям. Над болотцем опять протяжно и страшно разнеслось: «К бою!» Артём бросился к бэтэру, схватил рацию, побежал к Ситникову. Взвод!

Начштаба он нашёл около вчерашней балки. Тот лежал, опершись на неё локтями, разглядывал Алхан-Калу в бинокль. Рядом покуривал Вентус. Оба были напряжены, но не нервничали. Ситников не обернулся, сказал только: