Марина и Сергей Дяченко - Хозяин Колодцев (сборник)

• Название: Хозяин Колодцев (сборник)
• Автор: Марина и Сергей Дяченко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44371-0

Наследственный маг Хорт зи Табор знает, что магам можно играть людьми, будто куклами, - карать и миловать, предавать и лгать. Скрут, чудовище в ветвях зловещего леса, знает, что такое справедливость - это могущество, помноженное на безжалостность. Принцесса знает, что она безобразна; дракон - что он мягок сердцем. Бастард знает, что должен убить отца-князя, но никто не знает, что замышляет князь. И уж точно никто не знает, чем закончится каждая из этих историй. Марина и Сергей Дяченко - признанные мастера слова. Их миры самобытны, их герои человечны; фантазия авторов идет рука об руку с тонкой психологичностью. Этот сборник составили произведения, написанные в жанре фэнтези, которые давно завоевали любовь нескольких поколений читателей. Содержание: Хозяин Колодцев (повесть) Ритуал (роман) Бастард (повесть) Мизеракль (повесть) Скрут (роман) Магам можно все (роман)

---

Руки и ноги ее затекли; перерезав веревку, он взял ее под мышки и втащил на сидение. Усадил, по-прежнему глядя на веревочный узор; повернулся и пошел прочь, не разбирая дороги, только болезненно вздрагивая, когда раненная нога запиналась о камень или корень.

Потом перед глазами у него стало темно; еще потом оказалось, что он сидит, скорчившись, и давит на тонком стволе муравья. От бедняги остался только черный комочек — но Игар давит, давит, давит…

Он отдернул руку. Поднял глаза, увидел осклизлый камень с полукруглым белесым грибом, прилепившимся сбоку. Потупился снова. Муравьи, которых ничуть не тронула судьба товарища, все той же вереницей тянулись по стволу тонкого деревца, обреченного на вечное одиночество под боком огромного дружного леса…

— Кто он?

Голос пришел из ниоткуда. Игар целую секунду сидел, затаившись а потом понял, что кто-то стоит у него за спиной, и горестно подумал: а ведь мог уже третий день как быть мертвым…

— Как он выглядит? Как? Если скрут, то как он выглядит?

Крохотный паучок, похожий на зернышко с лапами, пытался прилепить свою нить к шероховатому влажному стволу. Зачем ей теперь знать? Но, главное, зачем ему теперь обманывать?

— Он выглядит, как огромный паук. Он сидит в сетях и сосет кровь из всего живого.

Вот теперь ей самое время уйти. Игар ждал, что она уйдет, и тогда можно будет собрать остатки воли и заставить себя задуматься. Потому что в ее присутствии решать невмоготу.

— Он сказал тебе мое имя?!

— Он сказал мне и о твоем родимом пятне. А теперь уходи.

Она стояла. Кажется, он слышал, как шелестит под ветром жесткий подол ее платья; голос ее был немногим громче:

— Скажи мне, откуда… скруты. Ты должен знать…

— Я знаю, — он глядел на белесый гриб. — Человек, которого предало близкое существо, оборачивается чудовищем и…

— Предало?!

Он содрогнулся от этого еле слышного крика. От беззвучного вопля отчаяния и боли. И подавил в себе желание обернуться:

— Это не я сказал. Так говорит легенда…

— Легенда…

Он услышал, как медленно удаляются ее шаги. Сжал зубы и оглянулся.

Она уходила, вытянув перед собой руки, натыкаясь на кусты, будто слепая. Подол ее платья усыпан был, как звездами, колючими шариками высохшего репейника.

— Тиар!

Она споткнулась и упала. Поднялась прежде, чем он успел добежать. Глаза ее были совершено сухими и совершенно черными. Как прогоревшие угли.

— О горе…

— Тиар…

— Нет…

Ноги ее снова подкосились. Он стоял рядом, не решаясь ее коснуться; чем сильнее и мудрее человек, тем страшнее глядеть на его отчаяние.

— Тиар… — сказал он шепотом. — Срок уже вышел… Я должен идти, чтобы не опоздать, Тиар… Потому что Илаза…

Он опустился на колени.

— Не слушай, что я скажу тебе… Я знал человека, который добровольно разделил с любимой женой долгую и отвратительную смерть. Это был счастливый и благородный человек; сейчас я пойду, потому что там Илаза… Тот человек умер с именем жены на устах… А я… не с ее именем. С другим… И если я вру тебе, пусть Птица отшвырнет меня от дверей золотого чертога. Потому что я… не умею объяснить, но ты пойми. Пойми и не проклинай меня. Илаза, она… тогда я возомнил себя любящим… потому что хотел им быть. А теперь… прощай.

Он поднялся, не чувствуя боли. Не оглядываясь, двинулся к лесу; ее голос остановил его всего лишь на минуту:

— Я знаю, кто это. Кто — скрут. Теперь я знаю.

* * *

Девушке все больше казалось, что все это пышное, громкое, громоздкое событие происходит с кем-то другим.

Казалось, что ночь, проведенная без сна, наполнила ее голову ватой. Казалось, что уши залеплены теплым воском, и потому шум всеобщего веселья доносится как бы издалека. Тело ее жило, как марионетка — когда нужно, спина сгибалась в поклоне, когда требуется, язык произносил положенные слова, и улыбка на бледных губах появлялась именно тогда, когда ее все с нетерпением ждали. Рядом с ней, совсем близко, был Аальмар — и, пожалуй, впервые в жизни его присутствие было ей в тягость. Будто она в чем-то провинилась перед ним и теперь ей больно смотреть ему в глаза…

Всякий раз, обойдя по традиции гостей, она склонялась перед женихом и касалась губами пряжки его пояса. Пряжка была бронзовая, и на ней изображен был яростный коршун с кривым разинутым клювом.

— Аальмар…

— Малыш, не беспокойся. Все хорошо. Тебе нелегко, я понимаю, потерпи… Потом еще будем вспоминать этот день…

От его мягкого голоса, от бережного прикосновения горячей ладони ей почему-то хотелось плакать. Она снова шла вдоль столов, кивая и улыбаясь, улыбаясь и кивая, и ей казалось, что она восковая свеча, что вместо головы у нее жгучий язычок пламени, а вместо шеи черный фитилек, и капли расплавленного воска льются и льются, и сейчас испортят свадебное платье…

До нее долетали обрывки разговоров. По ее лицу, по груди, по одежде скользили придирчивые взгляды; ей казалось, что всеобщее внимание и любопытство покрывают ее прозрачной коркой. Будто бы она бабочка, залитая желтоватой смолой…

— Аальмар…

— Уже скоро. Еще минута — и попрощаешься с гостями…

Она, кажется, обрадовалась. Ей подумалось, как бы прекрасно сейчас было проскользнуть в свою комнату, повалиться на постель, не раздеваясь, и накрыть голову маленькой круглой подушкой…

Ее девичьей комнаты больше нет. Ее ждет огромная спальня с высокой, увитой гирляндами кроватью. Кружевное одеяло откинуто, открывая взорам край шелковой красной простыни, а у подножия лежат принесенные гостями дары — серебро и золото, ленты и шелка, и бесчисленное множество еще чего-то, что бедные глаза девушки не в состоянии разглядеть среди цветов…

Аальмар взял ее за руку. Шум свадьбы в ее ушах усилился и слился, превратившись в равномерный, какой-то неживой гул. Блестели, оборачиваясь к ней, восторженные глаза — молодые и старые, знакомые и не очень, замутненные вином, исполненные самого настоящего, разогретого празднеством счастья. Откуда-то сбоку наплыло лицо Большой Фа — нарумяненное по случаю небывалого события, похожее на черствую ржаную краюшку, обильно покрытую розовым кремом…

Девушку ввели в дом — не Аальмар, как она надеялась, а Большая Фа в сопровождении еще двух женщин. Перед камином в гостиной ее ждала бадья с теплой водой; с приговорами и песнями невесту вымыли и умастили цветочным маслом, и она смотрела, как прыгает свет на поверхности теплой воды, как с ее плеч сбегают, поднимая в бадейке брызги, прозрачные пенные потоки.

Потом, уже в спальне, она стояла перед горой подарков и смотрела, как Аальмар, облаченный в свободный халат, запирает дверь и разворачивает над ней цветастый тяжелый ковер.

Шум свадьбы сразу стал глуше. Девушка поняла, зачем и окна, и двери спальни отгорожены от мира толстыми коврами.

Аальмар обернулся к ней. Теплый свет тусклых ночных светильников неожиданно сделал его лицо старше, чем она привыкла видеть. Чуть не ровесником Большой Фа…

Он улыбнулся, и наваждение исчезло.

— Малыш… А меня ведь чуть не убили. Я не хотел тебе говорить… в этом последнем походе… кажется, должен был умереть. И то, что сотворила со мной судьба…

Он шагнул вперед. Она увидела его глаза совсем рядом — воспаленные, со множеством красных прожилок.

— Судьба сохранила меня, малыш, и я подумал, что это ты возвращаешь мне долг. Нет, мы не будем вспоминать то поле… Но когда лезвие секиры не вспороло мне живот, а ударило по рукоятке кинжала, который я перед битвой не вытащил из-за пояса… Когда это случилось, я вспомнил тебя и понял… что пока ты ждешь меня, я не смогу умереть.

Девушка слушала, не отрывая взгляда он его нервных, сплетенных пальцев.

— И вот это случилось, моя девочка. Теперь я могу сказать тебе — жена… Теперь я могу обнять тебя, как муж и как возлюбленный. Теперь…

Он прерывисто вздохнул и отошел к кровати. Уселся на круглый табурет, небрежно отодвинул в сторону нечто тускло звякнувшее, увитое лентами и цветами.

— Подожди… Я должен справиться со своим сердцем. Я боюсь коснуться тебя — будто ты наваждение, которое может растаять… Подойди ко мне, девочка моя. Подойди.

Не чуя под собой ног, девушка приблизилась. Под босые ступни покорно ложились прохладные, нежные лепестки; здесь нет ни одной розы, подумала она мимоходом. Роза на свадьбе дурной знак… чтобы не оцарапаться о ее шипы…

Она думала, что, оставшись наедине с любимым Аальмаром, избудет темный страх, тот, что не оставлял ее от самого объявления о свадьбе. Она верила, что сможет наконец почувствовать тепло и радость — но смутное, инстинктивное, почти звериное чувство опасности росло и росло, грозя разорвать ее изнутри.