Губина Всеволодовна - Кузя, Мишка, Верочка

• Название: Кузя, Мишка, Верочка
• Автор: Губина Всеволодовна
• Издательство: КомпасГид
• Жанр: Детская психология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905876-42-4

У каждого человека, который, затаив дыхание, звонит в детский дом, своя история: кто-то, однажды проснувшись, понимает, что нестерпимо хочет помочь, что эти дети ни в чем не виноваты и имеют право на счастье, кто-то зреет годами и в день «икс» дрожащей рукой снимает телефонную трубку. Жизнь каждого из этих людей, будущих мам и пап, от этого первого звонка меняется моментально. Конечно сложно, конечно страшно, конечно не каждому этот экзамен удастся сдать. Книга Татьяны Губиной — откровение, исповедь сотрудника детского дома. Того, кто — по ту сторону реки — решает чужие судьбы, взвешивая все «против» и «за».

Эта книга наполняет как болью, так и радостью, до самых краев души. За этими приливами и отливами проглядывает живое, нервно бьющееся сердце ребенка, который мечтает, что однажды, уже за забором детского дома, начнется его настоящая жизнь. Он снова родится, в совершенно другой семье, и начнет все сначала, пусть если не с чистого листа, то хотя бы с красной строки.

— Алло… Здравствуйте… Мы хотим взять ребенка…

— Алло… Здравствуйте… А у вас есть дети?..

— Алло… А где находится ваш детский дом?..

---

Выйти вовремя не удалось. Обычно у Ани с маленькой Верочкой на одевание уходило минут двадцать. Аня давала дочке возможность самой справиться с застежками комбинезона, и с липучками на сапогах, и с прочими премудростями зимней одежды. Верочка пыхтела и справлялась — ну только самую малость поправлять приходилось.

Аня оставила девочек одеваться. Вернувшись через пятнадцать минут, она обнаружила младшую в полной экипировке и с ледянкой под мышкой и старшую, сидящую в задумчивости на полу в одних колготках. Комбинезон валялся рядом. Один сапог девочка держала в руке. «Верочка, что же ты сидишь, давай одеваться!» Верочка подняла глаза и криво улыбнулась. Вставать она явно не собиралась. Младшая переминалась с ноги на ногу, на лбу у нее уже выступили капли пота. «Верочка, давай вставай, видишь, Вера уже оделась, жарко, тебя ждет!» «А я не хочу гулять, — вдруг сказала старшая Верочка, — я хочу дома…»

Велев младшей пока что снять шапку и расстегнуться, Аня присела рядом со старшей. Завела разговор о том, что иногда действительно совсем не хочется идти гулять. Но идти-то — надо, и хорошо, и интересно, там будет горка, и парк, и снег выпал… вот сейчас они вместе наденут комбинезон… Приговаривая и поглядывая на младшую, которая места себе не находила и начала канючить, Аня потихоньку натягивала на старшую Верочку одежду. Та, поняв, что ругать ее не собираются, начала хихикать и дрыгать ногами, мешая застегнуть молнию. Вышли на час позже, усталые и взмокшие. «Что я делаю не так?» — думала Аня.

Бодро направились в сторону парка. Младшая вприпрыжку бежала впереди. Старшая потихоньку плелась рядом с Аней. Пройдя метров сто, она вдруг неожиданно опустилась на дорогу. Сидя на утоптанном снегу, она задумчиво водила варежкой по грязным следам. «Верочка, ты чего села, пойдем на горку!» Верочка откинулась на спину и легла на снег. Она лежала и смотрела на Аню ясными глазами, в которых светилось что-то эдакое… «Почему? — думала Аня. — Чего она хочет? Чего добивается?»

Аня стояла в задумчивости. Время шло. Младшая подошла, взяла маму за руку: «Пойдем! Пойдем кататься!» Аня молча двинулась вслед за дочкой. Прохожих было мало, дорога прямая. Аня шла не оборачиваясь, готовясь в любой момент броситься назад. Через некоторое время старшая Верочка их догнала.

На горке было полно народу. Аня сверху смотрела на то, как девочки катаются. Младшая съезжала, быстро поднималась, забирала ледянку и деловито карабкалась в гору, предвкушая новый полет. Казалось, что она может так двигаться до бесконечности — вниз-вверх, и снова вниз — повизгивая от восторга, и снова вверх — неутомимо перебирая ножками. Старшая долго топталась вверху. Аня помогла ей усесться и подтолкнула. Съехав вниз, Верочка свалилась на бок и так и лежала, не делая ни малейшей попытки подняться. «Девочка, отходи», — кричали ей сверху, взывая к местному «этикету»: съехал — быстро уходи с ледяной дорожки, дай съехать другим. Аня сбежала с горки, оттащила Верочку, отряхнула от снега — «кататься, кататься!».

Поднявшись на гору, Аня сверху увидела, что Верочка так и стоит внизу, неуклюже держа ледянку. «Верочка, Верочка, иди сюда!» Верочка медленно пошла в сторону от горки, загребая ногами. Неуклюжий, нелепый, несчастный медвежонок в красном комбинезоне. Аня спустилась, взяла Верочку за руку, потащила вверх, стараясь заразить своим уже немного искусственным весельем, пряча усталость и вновь накатывающее раздражение, — «пойдем, еще разик».

Наверху, в самой гуще народа, Верочка повернулась к Ане и громко спросила: «Мамочка, а когда мы поедем…» Аня замерла от ужаса. Вот сейчас она скажет — «в детский дом», скажет свои громким, резким, чуть гнусавым голосочком, и все услышат и подумают… Интересно, что могут подумать люди в такой ситуации? Что мать регулярно отвозит своего ребенка в детский дом? Верочка открыла рот, закрыла — и закончила фразу: «Когда мы поедем в… в больницу?» «Деточка моя милая, — подумала Аня, переполненная благодарностью к этому невозможному, невыносимому и трогательному существу, — ну как же она почувствовала, что не нужно здесь говорить этих слов — детский дом! И ведь нашла замену какую-то, откуда-то выдумала эту больницу!» Аня уже поняла, что когда Верочке трудно, когда она устает, она говорит, что «хочет вернуться в детский дом».

Домой плелись долго. Старшая Верочка все опускалась кулем на дорогу, отказывалась идти, и посмеивалась при этом, и запихивала в рот комки грязного снега. Аня помнила, как сама в детстве ела снег и не понимала, почему взрослые ругаются? Снег такой вкусный, так поскрипывает на зубах! Но то — чистый белый снег, который зачерпываешь из белоснежного, посверкивающего на солнце сугроба… А здесь — кусок грязи, которая когда-то и была снегом, пока не проехали машины и не пробежали собаки… «Верочка, не ешь снег!» Девочка в ответ ухмыльнулась, приготовившись к привычному противоборству. «Не ешь этот снег, я тебе другой дам». Аня отошла к обочине, отковырнула от сугроба белый плотный кусок и протянула Верочке, сама откусив половину. «И мне, и мне, — закричала младшая, почувствовав себя обделенной, — я тоже хочу снега!»

Аппетит Верочка не нагуляла. Она просто заснула прямо в прихожей, и Аня отнесла ее на раскладушку. Младшая была довольна — наконец-то они обедают вдвоем с мамой, как раньше. Уложив дочку спать, Аня задумалась о том, что происходит в ее жизни.

Получалось так. Со старшей Верочкой было, конечно, трудно. Самым трудным было то, что в ее поведении не было никакой очевидной логики. Она неожиданно отказывалась делать то или это. Она не могла объяснить, что с ней происходит. Аня подумала, что со своей родной дочкой у нее есть целая система своего рода «сигналов», с помощью которых они общаются с самого первого дня дочкиной жизни. Да, та не умела сказать словами, что она чувствует и о чем думает, но Аня всегда понимала, что с ребенком происходит. Что происходит со старшей, Аня могла только догадываться.

Ане пришла в голову мысль, что теперь ей понятно, почему люди, только-только взявшие ребенка из детского дома, вдруг спрашивают: «Все ли с ним нормально?» «У вас абсолютно нормальный ребенок, — обычно уверяют психологи растерянных родителей, — это просто у него период адаптации». Но если все это — нормально, то как жить дальше? И что, так теперь всегда будет?

Ане тоже хотелось задать вопрос — «все ли нормально?». Просто так, взять да и спросить у кого-нибудь умного. У психолога, например. Или у опытного социального педагога. Она знала, что с Верочкой все нормально. Но так хотелось поплакаться и пожаловаться. И чтобы кто-то опровергал, и утешал, и приводил примеры. И чтобы этот «кто-то», выслушав все Анины жалобы, сказал бы ласково и авторитетно, что все у них наладится, что ребенок-то хороший, нужно только потерпеть немножко.

Еще она размышляла о том, что происходит между двумя Верочками. Когда Аня начинала об этом думать, ее охватывало чувство вины перед своим ребенком. Ну хорошо, она сама не могла поступить иначе, она приняла решение взять старшую Верочку. Но она взрослый человек, она знала, на что шла. А трехлетняя дочка? Она отдала половину комнаты, она отдала свои игрушки, она фактически отдала свою маму чужой девочке. Потому что мама теперь занимается только этой чужой девочкой, а на свою дочку времени у нее не остается. Справедливо ли это? Правильно ли? Аня сомневалась…

Еще сложнее было оттого, что все это — временно. Вот если бы Аня с Кириллом взяли старшую Верочку насовсем, тогда было бы понятно, что нужно младшенькой говорить и на что ее настраивать. Это — твоя сестра, теперь мы — одна семья, давайте учиться любить друг друга и привыкать к тому, что мы вместе. Тогда и с именами можно было бы что-то придумать. А временно — стоит ли затевать? Менять так, потом опять — эдак? Привыкать, а потом — отвыкать?

Аня вздохнула. Она понимала, что старшая Верочка все время остается в напряжении. Она и сама постоянно была в напряжении. Как хорошо было бы расслабиться, и дать волю чувствам, и позволить событиям идти своим чередом. Но этого не получалось. Неопределенность ситуации вылезала на каждом шагу. «Мамочка, мы летом поедем на дачу?» — вдруг спрашивала младшая Верочка, просто потому, что вдруг вспомнила лето и дачу. Что ответить, глядя на две любопытные мордашки, — ты поедешь, а ты — нет? Все время нужно было быть начеку, держать дистанцию, чтобы случайно сказанное слово не стало вдруг обещанием, не заронило несбыточных надежд.

А что было делать с этим неуверенным, каждый раз как вырывавшимся как будто случайно — «мамочка!»? Запретить так себя называть? Велеть называть себя «тетя Аня», например? У Ани язык не поворачивался. Она откликалась, каждый раз испытывая чувство вины и неловкости.

Аня задумалась о том, что же она сама чувствует к Верочке? Готова ли она ее любить? Аня пыталась представить, что эта девочка навсегда поселилась бы в их семье. Чувства были неоднозначными. Аня вспомнила, как одна ее коллега, мама двоих рожденных и двоих приемных детей, говорила о том, что свои дети «удобные». Да, сейчас Аня это очень остро чувствовала. До сих пор она считала, что ее собственная дочка, маленькая Верочка, — девочка с характером. Иногда Аня сетовала на ее неусидчивость, на частые перепады настроения и быстрые слезы. Теперь-то она поняла, насколько несложно было ей растить ребенка, который с самого рождения приспосабливался к ней, к дому, к семейному укладу!