Роман Днепровский - Ироническая проза. Ч. 1

• Название: Ироническая проза. Ч. 1
• Автор: Роман Днепровский
• Жанр: Юмористическая проза

---

Наконец, домашние поняли, что «это „Ж-Ж-Ж“ — неспроста», и объявили мне, что если уж я так твёрдо решил стать вторым Армстронгом, то мне предстоит, как завещал один сказочный персонаж, «учиться, учиться и учиться» — и делать это придётся каждый день в особой музыкальной школе. Мне предложили хорошенько подумать, прежде, чем согласиться на дополнительные три часа ежедневных занятий, но я проявил чисто детское упрямство, заявив, что готов хоть завтра начать брать уроки музыки. Мне тогда казалось, что я «проявил характер». Увы, но с годами, глядя, кстати, не только на себя, но и на других, всё чаще замечаю, что мы часто путаем два этих понятия — и, желая «проявить характер», проявляем лишь глупое детское упрямство. Впрочем, не буду отвлекаться.

Итак, вопрос с десантированием меня в музыкальную школу был решён, и мы с мамой отправились на улицу Трапезниковскую, которая до сих пор носит имя террориста Андрея Желябова. Там, в новой, только что выстроенной музыкальной школе, меня привели в какой-то кабинет, в котором стоял рояль, велели отвернуться от этого рояля, стали нажимать на клавиши и спрашивать, на сколько клавиш нажали — на одну или на несколько? Таким образом — методом научного тыка пальцем в клавиши — выяснили, что музыкальный слух у меня, оказывается, есть. Однако, здесь же меня ждало первое разочарование: узнав, что я хочу играть на саксофоне, мои будущие преподаватели почему-то стали улыбаться, а потом кто-то из них спросил:

- Может, для начала, на кларнете попробуешь?

- Нет, — заявил я, — хочу на саксофоне!

- Ну что же… — преподаватель повёл меня в соседний класс, — смотри: вот он, саксофон! Сможешь его удержать?

Саксофон я прежде видел только по телевизору или на фотографиях — на тех же конвертах пластинок Армстронга. Здесь же… Я увидел это чудо, свою серебряную мечту, впервые. Саксофон блестел, переливался, сверкал под светом потолочных ламп, завораживал хитросплетением рычажков, шедших к звуковым клапанам, подмигивал перламутровыми кнопочками-пуговками — сказка просто! Но, когда я подошёл ближе, я понял, что всем мечтам моим наступил конец: огромный Саксофон (с этого момента я готов был произносить это слово именно так, с Большой Буквы, как имя собственное) — так вот, Саксофон был, едва ли, чуть ниже меня ростом! Я попробовал взять его в руки, но он оказался слишком тяжёлым. Нет, я, конечно же, не упал и не уронил инструмент — но, как-то сразу же понял, что удержать его мне не по силам…

Я готов был разреветься. Преподаватель же (забыл его имя, и очень жалею об этом!), видя, что со мной происходит, поспешил на выручку:

- Ничего страшного, — сказал он, — пройдёт немного времени, и ты дорастёшь и до него. А пока… — он раскрыл какой-то небольшой портфель, в котором лежали какие-то чёрные трубочки с никелированными клапанами. Преподаватель стал вынимать их и соединять друг с другом — и через минуту в его руках сам собой образовался ещё один саксофон, только маленький и матово-чёрный. Этот маленький сакс он протянул мне:

- Посмотри, это — кларнет, младший брат саксофона. Все клапаны у него расположены так же, как и у сакса, но тебе будет легче начать именно с него — он не такой большой. А освоишь кларнет — считай, что и на саксофоне ты уже выучился. Ну, как?…

Земля, ещё минуту назад ушедшая из-под ног, вернулась обратно. Я тут же схватил кларнет — «младшего брата Саксофона» — и заявил, что согласен начать с него. Вопрос был решён.

…Полтора года я прозанимался в Музыкальной школе — помимо уроков игры на инструменте, мы изучали ещё и сольфеджио, были у нас и походы в концертный зал Филармонии, и в музеи. Заниматься мне нравилось, и — кто знает? — может быть, в один прекрасный день взял бы я в руки и саксофон, и стал бы выдавать на нём джазовые импровизы — но… В жизни всегда случается какое-нибудь «но» — случилось оно и со мной.

В начале восьмидесятых ни о каких «ледовых городках» никто ничего и не слышал — к новогодним праздникам на главной городской площади устанавливали традиционную ёлку, рядом ставили деревянную горку для катания — а вокруг возводились городки из снега. Снег для их строительства свозили со всего города, и, в результате работы художников, на площади возникало нечто, что не идёт ни в какое сравнение с современными ледяными городками. Если то, что мы видим сейчас, сверкает и искрится (особенно, если снабжено подсветкой), то тогдашние снежные городки были, по сути, огромными утрамбованными в разную форму сугробами, в которых были прорыты какие-то ходы и катакомбы. Не берусь судить, лучше это было, или хуже того, что есть сейчас: с одной стороны, конечно же, после того, как по этим сооружениям туда-сюда полазают дети и оставят на их стенах всю грязь со своих шубок и пальтишек, снежные эти лабиринты выглядели, мягко говоря, не очень-то эстетично. Но, с другой стороны, копошиться в них было гораздо интереснее, чем в современных, совершенно прозрачных и ни капли не таинственных ледяных «лабиринтах». Впрочем, может быть, это только тоска по детству?…

От музыкальной школы до снежного городка на площади — пять минут хода. И кто упрекнёт меня, тогдашнего восьмилетнего мальчишку, за то, что, закончив занятия в музыкалке, я бежал в этот самый снежный городок и до самой темноты катался с горок и вместе с другими детьми ползал по этим лабиринтам? Кларнет, упакованный в чемоданчик-кофр, я, конечно же, предварительно прятал: всё-таки, инструмент — вещь хрупкая, и кататься в обнимку с ним с горки было бы кощунством! — вот я и зарывал его в сугроб на одной из тихих аллей, всегда в одном и том же месте — и шёл кататься.

Думаю, ясно, что произошло дальше. В один из вечеров, вдоволь накатавшись, я собрался домой, и отправился к своему знакомому сугробу — откапывать кларнет. Кларнета в сугробе не было. Я не верил своим глазам, отказывался верить в очевидное, не желал осознавать свершившийся факт, но — НЕ БЫЛО кларнета! Его НЕ БЫЛО там, где я почти каждый день прятал его вот уже вторую неделю — и он всегда, всегда, всегда-всегда находился! А в тот вечер его НЕ БЫЛО.

…За те два с половиной часа, пока я, рыдая навзрыд, искал кларнет по всей аллее, на ней не осталось ни одного сугроба — все они были перерыты мною до самых своих, сугробьих, недр — но мой кларнет так и не находился. В конце концов, мои страдания были нарушены нарядом милиции, патрулировавшим сквер на площади и снежный городок. Рыдая, рассказал я дяденькам-милиционерам о своей пропаже — и тут же попытался, было, мобилизовать и их на поиски пропавшего музыкального инструмента. В конце концов, ведь это дело милиции — возвращать гражданам их похищенное имущество? Вот и пусть ищут, помогают мне! А они, гады, стоят и лыбятся…

Тут один из милиционеров включил рацию, и стал что-то говорить в неё — про мальчишку, у которого потерялся кларнет… про то, что они сейчас доставят мальчишку домой… что они уходят со сквера… А потом обратился ко мне:

- Ну, пошли домой. Ты где живёшь-то?…

По пути домой двое милиционеров терпеливо объясняли мне, что если мой кларнет украден, то его непременно найдут, что, если его кто-то нашёл, то, скорее всего, отнесёт его в городской стол находок… что сейчас уже темно, и нет смысла искать пропажу в темноте — а нужно придти завтра, и при свете дня поискать ещё раз хорошенько… а ещё нужно предупредить дворников, которые там работают… А я, со своей стороны, отвечал на их вопросы, что это за труба такая — кларнет, и почему я учусь играть именно на кларнете… и про саксофон рассказал, и про Луи Армстронга, и про Дюка Эллингтона — и даже его, Дюков, «Караван» даже, кажется, напел — по их просьбе… Уверен: никогда ни до, ни после этого случая им не приходилось прослушивать таких музыкальных лекций без отрыва от службы.

…Когда в одиннадцатом часу вечера я был доставлен домой под усиленным милицейским конвоем, бабушка уже успела выпить весь запас корварола, родители уже обзвонили все учреждения, которые обзваниваются в таких случаях. И тут — явление! — любимый-единственный сын и внук, весь зарёванный — и двое стражей порядка по бокам! Очень хорошо зная, что представляет из себя их продолжатель фамилии, родители и бабушка с дедом в этот момент готовы были поверить как в то, что я стал жертвой хулиганов, так и в то, что я сам успел за какие-то несколько часов превратиться в хулигана… Ещё раз, спасибо тем милиционерам: они не просто сдали меня с рук на руки, но и принялись втолковывать моим родственникам, что ругать меня не надо, что я, и без того, ужасно расстроен — кларнет же потерял парень! — и снова, уже для них, повторили, что пропажу нужно поискать завтра днём, а ещё нужно предупредить работающих в сквере дворников, оставить им наш номер телефона, позвонить в бюро находок…

Конечно же, кларнет так и не нашёлся. Мы с мамой на следующий день опять перерыли все сугробы — мама, ради такого дела, отпросилась с работы — но наша возня в снегу, которая могла бы со стороны показаться какой-то игрой, не дала никаких результатов. И дворники, которым мы всё объяснили и оставили номер телефона, так и не перезвонили. И в стол находок никто никогда мой кларнет так и не приносил… И, в итоге, я бросил музыкальную школу: мне казалось, что я сам убил свой кларнет — и мне было стыдно идти на занятия. А потом оказалось ещё, что и кларнетов того типа, как был у меня, больше во всём городе нет — другие типы кларнетов были, а этого не было! И найти для меня новый кларнет не смог не только мой всемогущий дедушка, который, по должности своей, находил для всяких строек и предприятий области самое замысловатое оборудование, но даже и друг отца, фарцовщик Щёткин, который когда-то подарил мне бумажный доллар — даже фарцовщик Щёткин не знал, где достать такой же кларнет, как тот, что был у меня…