карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

• Название: медведица,или легенда о Черном Янгаре
• Автор: карина
• Жанр: Фэнтези

---

   - Знаешь, души тоже способны испытывать боль. И пламя небесного горна их обжигает, а удары молота - ранят. Они кричат так громко, что... Таваалинен Сёппо давным-давно оглох. Он сам сунул раскаленный прут в уши, чтобы не слышать их голосов.

   Сердце замерло.

   - И время там идет иначе... Я ответила на твой вопрос?

   Хозяйка бурь бросила взгляд на меня, а я сумела его выдержать.

   - Да.

   - Но и тебе будет очень больно, девочка. Это справедливо. Боль за боль. Душа за душу.

   И она толкнула меня, земля же расступилась.

   Я падала.

   Долго.

   Целую вечность, а может и две... я раскрывала руки, силясь бездну обнять, и та проскальзывала сквозь пальцы. А холодный ветер, догнав меня, мурлыкал колыбельную. Наверное, я все-таки уснула, поэтому и пропустила миг, когда падение прекратилось.

   Даже у бездонных пропастей бывает дно.

   И я ударилась о него.

   Больно.

   Невыносимо. До того, что я вдохнуть не способна. Словно кожу сняли, а тело... мое тело кричало, вот только я не в силах была разомкнуть губ.

   - Аану... - голос доносился из-за завесы боли, и я пыталась отозваться, но...

   ...почему так холодно?

   ...и сердце стучит быстро, еще немного и надорвется.

   - Дышит, - сказал кто-то очень близкий и за руку взял. Его прикосновение вызвало новую волну боли, светло-зеленой, с седою пенною гривой... цвета зимнего моря. - Аану, ты слышишь...

   Еще да...

   Пока да...

   Пытаюсь ответить, но стоит раскрыть губы, как судорожный кашель обрывает мое дыхание. И что-то горькое, терпкое льется изо рта. Меня подхватывают, поворачивают голову, не позволяя захлебнуться.

   Но снова больно.

   - Я тебя не отпущу.

   Мой муж злится. У него голос меняется, становится глуше и тише.

   - Осторожно, ее спина... - это Олли.

   ...они оба живы, и разве это само по себе не чудо?

   - Держи ей голову. Аану, пожалуйста, послушай. Ты должна это выпить.

   Он раздвигает губы, и всовывает между зубов острие ножа, солоноватое и грязное наверняка. Его прикосновение вызывает новый приступ рвоты, и лезвие исчезает.

   - Аану, умоляю, потерпи. Всего глоток...

   Снова пальцы. И лезвие. И мне открывают рот, чтобы влить густое горькое варево. Оно обжигает разодранное нёбо, и я пытаюсь откашляться, выплюнуть, но жесткие пальцы Янгара закрывают рот.

   - Глотай, Аану.

   Он запрокидывает мне голову.

   И поневоле приходится сделать глоток.

   - Вот так... и еще давай... ну же, Аану.

   И я пила, давилась, но пила, позволяя едкому вареву растекаться по моим внутренностям. Оно было подобно смоле, и я чувствовала, как плавлюсь.

   Жарко было.

   Когда жар стал нестерпим, я позволила себе спрятаться в беспамятстве.

Глава 52. Корона Севера

   Крылья сумерек стучали по чешуе, бессильные пробить. И тяжелое новое тело с легкостью выдерживало вес их. Раскрылись кольца и сомкнулись, пленяя хрупкое чужое тело.

   Сдавили.

   И Янгар услышал хруст ломающихся костей.

   Он сжимал кольца медленно, почти наслаждаясь болью существа, посмевшего коснуться его медведицы. Беззвучно ломались крылья, и рвалась, полосовала когтями чешую Сумеречница. Темная кровь ее лилась из груди, в которой зияла дыра...

   ...перестав быть живой, она не умерла. И вертелась, выскальзывала из змеиных объятий, впивалась в плоть, но слабела. Сильнее сжимались кольца Великого полоза, давили, крушили, стирали в пыль.

   И стерли.

   Но сквозь туман ярости он вдруг услышал, как рвется нить жизни.

   Две нити.

   И закричал, пытаясь остановить. Распались кольца змеиного тела. И уже он, Янгхаар Каапо, упал на песок, с пеплом смешанный. Тот был горек.

   - Аану!

   Они лежала, обняв себя, и разметались рыжие волосы, а медвежья шкура сползла. Красная кровь мешалась с черной, а та растекалась по песку. Он, спекшийся, грязный, не желал впитывать эту кровь, от которой исходил запах гнили.

   - Аану, - Янгар присел рядом и попытался разжать ее сведенные судорогой руки. Человеческие.

   Теплые еще.

   И сердце, зажатое в правой, он вынул осторожно.

   - Открой глаза, Аану...

   Зеленые, как листвяник. И молодая трава.

   - Открой, пожалуйста. Лето скоро. Помнишь, ты подарила мне лето на веревочке. А без тебя оно не вернется, - Янгар содрал рубашку и вытирал ее пальцы. И алую ленточку, что из губ вытекала, убрал.

   - Посмотри на меня... ты же обещала... ждать меня обещала... я бы вернулся. И построил дом. Настоящий дом, Аану... и ты была бы в нем хозяйкой. Мне не нужно другой.

   Ее ладошка была такой теплой.

   И Янгар губами пытался поймать нить пульса. Вот только сердце Аану молчало.

   - Она умерла, - Олли присел рядом.

   Грязный. Страшный. И слипшиеся волосы торчали дыбом...

   - Нет.

   Янгару уже говорили такое. Солгали. Аану жива. Она просто ушла далеко, но обязательно вернется. И Олли, который хотел сказать что-то, лишь головой покачал.

   - Они обе...

   Пепел рваных крыльев сыпался с небо, на песок, на мертвецов, на Пиркко-птичку, которая вернула себе человеческое обличье. И склонившись над ней, Олли закрыл мертвые глаза Пиркко, и под темными ее волосами попытался укрыть рваную рану на груди. Поднял сердце, валявшееся на песке, и вложил в руку.

   - Пусть боги решают, как с ней быть.

   Тихо стало.

   Янгар видел солнце, которое прилипло к небосводу. Желтое. Налитое. Оно щедро отдаривалось теплом и светом, но он все равно замерзал. И небо, к которому вернулась исконная синева, утратило вдруг яркость.

   Он смотрел на песок.

   И на мертвецов, которых было много.

   На белую громадину опустевшего дворца, и кёнига Вилхо, что, усмехаясь, наблюдал за представлением с балкона. Мухи, привлеченные запахом мертвечины, садились на золотую краску.

   - Держи, - Олли, исчезнувший было, вновь появился. В одной руке он держал корону из переплетенных рогов, в другой - камень знакомой четырехугольной формы. - Это твое. Обронил...

   Протянул камень. А корону на голову Янгару надел. Впору пришлась, вот только оказалась тяжелой, неудобной.

   И Янгар, содрав золотой венец, со злостью отшвырнул его.

   - Зря бросаешься, - миролюбиво заметил Олли. - Оглянись.

   На что глядеть?

   На решетку? На мертвецов? На это Янгар в своей жизни уже нагляделся вдосталь.

   - Род Таго... трое... остался, кажется, Кейхо, которому десятый год пошел... - Олли остановился возле покойника в роскошных бархатных одеждах, ныне побуревших. Мужчина лежал на спине, вывернув голову, которая держалась на лоскуте кожи. - А там дальше Куний род... и Волки лежат... Росомахи...

   Он переходил от мертвеца к мертвецу.

   И Янгар понимал, что ему хотят сказать: некому власть делить. Полегли на арене Золотые рода, кровью за некогда пролитую кровь заплатили. Месть это?

   Нет. Вышло так.

   - Я просто пытался выжить, - Янгар гладил рыжие волосы жены, губы ее бледные, щеки, глаза... все еще надеялся, что дрогнут ресницы. - Я просто пытался выжить...

   Чего ради?

   Кейсо ушел.

   И она, легконогая медведица, за ним... никого не осталось.

   Корона?

   - Себе оставь, - Янгар сжал в руке чешуйку, выдранную сумеречными когтями. А Олли поднял корону, отряхнул кое-как от пыли и пепла, и примерил. Поднял было руку, снять желая, но оставил.

   Пускай. Из него выйдет кёниг...

   ...и люди куда охотней примут сына Тридуба, нежели Янгхаара Каапо.

   ...он так и остался чужаком.

   Для всех, кроме той, которая лежала на его коленях.

   - Ты обещала, - он прижался щекой к ее щеке, что еще сохранила призрак тепла, дразня ложною надеждой. - Ты обещала дождаться меня и...

   Дрогнуло в изломанной ее груди сердце. И тень боли скользнула по побелевшему лицу. Сжались губы, сдерживая стон.

   Его маленькая медведица вернулась.

   - Воды! - рявкнул Янгар. - Принеси воды... вина... чего-нибудь...

   Она дышала, быстро и часто, хватая воздух губами. И в уголках их пузырилась кровь. Она же, красная, человеческая, хлынула из носа, из ушей, отсчитывая отведенные Аану мгновенья жизни.

   Нет, Янгар ее не отпустит.

   И сдавив каменную чешуйку в кулаке, он приказал ей стать прахом. А горсть его высыпал в чашу, которую подал Олли. Откуда взял? Взял и ладно. Красное вино сделалось густым, вязким.