Сусанна Георгиевская - Отрочество

• Название: Отрочество
• Автор: Сусанна Георгиевская
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1955

Книга о советской школе, об учениках и учителях.

«Самый дорогой и самый близкий мой друг, читатель! Ни с кем я не бывала так откровенна, как с тобой. Каждый замысел я обращала к твоему сердцу, считая, что ты не можешь не услышать искренность волнения, которое я испытывала, говоря с тобой о тебе. И о себе». Повесть о дружбе, о чести и верности, и, конечно, о любви…

---

— …Ну вот, представьте: ночь, тишина… — говорил Петровский, опираясь на спинку стула, поставленного рядом с маленьким столиком. — Представьте: ночь, — говорил он, слегка разводя руками и словно бы изображая зачарованную тишину. — В большой воде вы увидите очертания полей соломенной шляпы. На лодке сидит рыбак. Он в тени, словно шляпа — крыша, правда не бог весть какого большого дома. Он знает повадки рыб и сидит, притаившись в тени…

«Представьте себе!..» — и зал покорно представляет себе и ночь, и полнолуние, и соломенную шляпу рыбака.

Один только человек не клюет на эту удочку: Озеровский. Он несколько озадачен обилием этих красот. Кроме того, он с досадой отмечает ошибки Петровского. Он недоволен тем, что тот нарушил последовательность плана, который они составили неделю назад. Вдобавок ко всему, Озеровского беспокоит то, что его размахнувшийся ученик не уложится в девяносто минут, отведенных для школьного доклада об Индонезии.

«Чем я забил ему голову?» — с некоторым беспокойством думает Озеровский, вспоминая перечень книг, который рекомендовал Саше. Он с беспокойством оглядывает зал, и… это его утешает.

Петровского слушают с напряженным вниманием.

«Отличные ребята! — говорит себе Озеровский, присматриваясь к слушателям Петровского. — Казалось бы, не такое уж огромное расстояние отделяет их от тех лет, когда я тоже учился в школе. Но они здорово обогнали нас. Все им нужно, все интересно, все дорого…»

Озеровский почти любуется ими. Но украдкой его взгляд нет-нет, да пробежит поверх голов всех этих больших и маленьких мальчиков. Кого он ищет?

Хорошо, оставим Озеровского оглядывать зрителей, искать того, кого он потерял…

Вспомним о Яковлеве.

С той минуты, когда Петровский запнулся, Яковлев замер с широко раскрытым ртом, и с тех пор рот его уже больше не закрывался.

Он не столько смотрит теперь на эстраду, сколько поглядывает, как и Озеровский, в зрительный зал. Он смотрит в зал со счастливым, настороженным и каким-то не смеющим отдаться радости выражением. Он то самоуверен, то робок, то задорен, то скромен. Его лицо отражает: а) все реакции зала, б) всевозможные сомнения и мысли самого Яковлева.

По левую руку Яковлева — Иванов. Он ерзает на стуле и тоже оглядывает зал. Как ни говорите, а докладывает сегодня человек из их класса, из их звена!

Слушают. Порядок. Нет, первое звено не ударит лицом в грязь.

Спокойный и уверенный сидит по правую руку Яковлева — Иванов. Он искоса посматривает то на эстраду, то на директора.

Директор сидит в третьем ряду у самого прохода.

Он слушает внимательно, подперши висок рукой, левый глаз его чуть прищурен. На нем темная косоворотка. На косоворотке — два ряда орденских ленточек. Он, кажется, улыбается…

А Петровский почти без всякой последовательности перешел к современному положению Индонезии.

Он говорит теперь, сжав кулаки. Говорит об американских танках, проходящих по рисовому, с таким терпением возделанному полю, о затопленных нежных побегах и высыпавшихся на землю зернах; говорит о терпении, трудолюбии, талантливости народов Зондского архипелага, попираемых непостижимой для юношеского воображения силой, которую называют агрессией и войной. Он говорит о яванках, одетых в мешки из-под сахара, о партизанах, прячущихся в лесах. Он даже пытается рассказать об оружии партизан — о бамбуковых палках и пиках и об устройстве ножей, которыми пользуются партизаны.

На полотне, появившемся за спиной Петровского, показался большой грузовик, окруженный яванцами, поднявшими пики.

Свет погас. На полотне показалась воронка земли, обгорелые остатки камышовой крыши, какая-то утварь и почерневший кувшин.

Потом показался дом, или, вернее, хижина. У дома стояли старик и подросток. Один держал коротенький нож, другой — бамбуковую большую палку.

— По-индонезийски «свобода» будет «мэр-дэ-ка», — сказал Петровский.

Вопросы к докладчику.

Записка:

«Каков в основном экономический профиль Индонезии?»

Ответ:

— Хозяйство капиталистически-плантационных и арендаторских типов. Промышленность в основном: добыча руды и нефти.

Записка:

«Ты сказал об американских танках. Как это следует понимать? Кто, в конце концов, участвует в поработительной войне против индонезийского народа?»

Ответ:

— Голландцы, англичане и американцы. Прочитай подпись под фото: из вложенного в Индонезии капитала сорок процентов принадлежит американцам. Голландское правительство, пользуясь поддержкой своих англо-американских хозяев, действует в Индонезии вызывающе и безнаказанно.

Вопрос:

— Расскажи про Джакарту.

Ответ:

— О Джакарте? В нескольких словах рассказать трудно. Ну, в общем, она украшена дворцами, принадлежащими колониальным владыкам, и роскошными отелями, но эти улицы — как островки среди кварталов, где ютятся в лачугах индонезийцы. Эти кварталы протянулись на десятки километров и утопают в грязи, особенно во время дождей. На крышах лачуг живут скорпионы, змеи и дикие кошки.

(Возглас с места: «Ничего себе!»)

Вопрос:

— Ты занимаешься в Музее антропологии и этнографии. Почему ты ничего не сказал о музее?

Ответ:

— Ты имеешь в виду, повидимому, историю музея. Она очень большая. Для того чтобы более или менее полно ответить на этот вопрос, понадобилось бы много времени. Но могу сказать коротко, что Музей антропологии и этнографии — первый общедоступный музей в России; до этого существовали только частные коллекции. Основатель бывшей кунсткамеры, разросшейся впоследствии в Музей антропологии и этнографии, — Петр Первый. Им был издан приказ, в котором были такие слова: «Поелику в такой маленькой стране, как Голландия, существует столько многое интересное для обозрения и изучения, неужто же в нашей великой стране не найдется подобного же или того еще более…»

Вопрос:

— Ты, кажется, занимаешься Ливингстоном?

— Не я, а одно время занимался Яковлев.

Из зала:

— Ну, это одно и то же.

* * *

Вечер. Во дворе совсем темно.

У ворот (не у школьной двери, а у ворот, ведущих на школьный двор) стоит Галина Андреевна. О нет, она вовсе не думала заходить в школу за своим сыном. Просто она живет здесь неподалеку, а погода такая хорошая. Под ногами хрустит снежок, и даже сыплются с неба едва приметные, кружащиеся в свете фонаря и в свете зажегшихся окон снежинки. Как это нарядно, когда смотришь на них, поднявши к фонарю голову! Вспоминается елка, стоящая в снегу, запах ели, сочной и нежной, в натопленной комнате, вспоминаешь о шишках, о белках, а снег потихоньку падает на выбившиеся из-под платка волосы и садится на кончики ресниц. Сквозь снежинки все вокруг кажется еще более чудесным — лучится, искрится, будто глаза опьянены кружащейся белизной, этим незлым зимним вихрем.

Вот выходят из ворот мальчики, идут по двое, по трое. Летят снежинки, слышны выкрики, хрустят шаги на снегу. «Как хорошо пройтись в такой вечер! Отличная погода», — думает Галина Андреевна и неторопливыми шагами идет к соседнему скверу.

Там она останавливается под заснеженным деревом, украдкой оглядываясь на ворота школы.

Наконец из ворот выходят Петровский и Яковлев.

Все в порядке. Она видит это по их сияющим лицам. И Галина Андреевна идет в обратную сторону, для того чтобы, сделав круг, нагнать сына у порога дома; идет быстро по темному скверу, а снежинки, кружась, оседают тонким и мягким слоем на ее белом платке.

Он счастлив.

Она спокойна.

Глава V

Записавшись в кружок по изучению Индонезии, Даня четыре раза, точно и аккуратно, приходил на занятия этого кружка и даже успел прочесть пять книг. Но на шестой раз как-то само собой получилось, что пока ребята поджидали задержавшегося где-то Озеровского, Даня тихонько выскользнул из комнаты и робко пошел бродить по залам музея. Сперва он часто оглядывался. Но, должно быть, ребята не заметили, что он ушел.

Никто не разыскивал его, никто не окликал. Он глубоко вздохнул и зашагал быстрее.

Вдруг рядом с ним раздался резкий голос экскурсовода:

— Сюда, сюда, товарищи! Вот так. Прошу расположиться полукругом.

Вспыхнула большая люстра посередине потолка, заливая ровным, спокойным светом пирогу, пляшущего индейца и костяные наконечники стрел.

Даня увязался вслед за экскурсией, но так как это была экскурсия краснофлотская, он уже почти ничего не слышал и видел не столько музейные экспонаты, сколько гюйсы — широкие синие воротники матросов, уголки их тельняшек и отлично наутюженные краснофлотские брюки.

Матросы миновали коллекции Маклая и бодрым шагом ушли в Китай.

Даня уже раза два был в Китае и поэтому, насладившись обществом настоящих моряков, повернул в другую сторону и зашагал вверх по белой лестнице.