Никита Велиханов - Рандеву с йети

• Название: Рандеву с йети
• Автор: Никита Велиханов
• Издательство: Вече
• Жанр: Прочая фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-7838-0690-0

Команда ГРАС — Группа по расследованию аномальных ситуаций. Так называется одно из секретных подразделений ФСБ, которое занимается сбором, анализом и расследованием нестандартных ситуаций, связанных с необычными свойствами человеческой психики, не изученными явлениями природы, событиями военно-политического характера.

В серии остросюжетных романов писателя Никиты Велиханова читатели встретятся с запоминающимися героями команды ГРАС, которым под силу раскрывать самые загадочные и «сверхъестественные» дела. Первое расследование ГРАСа связано с изучением такого феномена, как йети, известного также у разных народов под названиями болотник, фэйри, снежный человек…

---

«Колоть» Ольгу Нестеровну было поручено Ирине. Однако, как она ни старалась, получалось только хуже. Задушевные разговоры, особенно в первые два дня — это пожалуйста. Ольга, похоже, и впрямь была не избалована простым человеческим общением. Подружек у нее не было — деревенские по какой-то неведомой пока причине относились к ней более чем сдержанно. Без враждебности. По крайней мере без явной враждебности. Но так чтобы посудачить с кем, чайку вдвоем-втроем попить — ничего подобного. А с сыном, конечно, общение у нее выходило более чем странное, по крайней мере на сторонний взгляд. Андрей все понимал: по крайней мере, простейшие бытовые надобности его пониманию были вполне доступны. Он говорил — немножко своеобразно, каким-то деревянным языком, точно так же, как двигался. И словарный запас у него тоже был очень маленький. Но Ольга Нестеровна общалась с ним постоянно — а с кем еще ей, собственно, было поговорить. Они обсуждали какие-то бесконечные хозяйственные мелочи, что сделали за день, что нужно сделать завтра, и так далее. Понятно, что обычное деревенское общение на восемьдесят процентов именно из таких бытовых мелочей и складывается. Идиотизм деревенской жизни, если вспомнить Карла Маркса. Но так же понятно, что есть и другие двадцать процентов. И что они — едва ли не главные.

Ирина решила эту нишу заполнить и посвятила первые два вечера — после совместных с Виталием экспедиций по островам и протокам, с целью поиска следов гипотетических снежных людей и с целью установки в наиболее перспективных местах различной записывающей аппаратуры — наведению мостиков. Общие женские темы. Нелегкая бабья доля, что в городе, что в деревне. Пришлось поделиться кое-чем из собственного прошлого, пришлось кое-что и додумать. Лучше всего воспринималось, как ни странно, не про мужиков и не про тряпки-мебеля, а про заграницу. Об Англии и об Африке Ольга могла слушать часами. Кстати, не только Ольга. Андрей пристраивался к матери под бочок и тоже слушал, и тоже, судя по всему, что-то свое понимал. При этом выражение у них на лицах — у матери и у сына — становилось одинаково отрешенным и мечтательным, при всей понятной разнице между приятным, хоть и несколько скованным лицом все еще молодой и не лишенной привлекательности женщины и топорной, словно по лекалу тесаной физиономией дауна.

Однако стоило только Ирине затронуть основную тему — насчет местной фауны и ее особенностей, как лицо у Ольги делалось таким же непроницаемым, как у Андрея, и она под любым предлогом меняла тему или вообще прекращала разговор. Почти такой же запретной территорией было собственное прошлое вдовы. То есть самые общие вехи: да, была замужем, а мужа звали Витей, да, родила ребенка, да, муж погиб, несчастный случай во время рыбалки; самые общие вехи секрета, конечно, не составляли, но даже и об этом она говорила крайне неохотно и старалась тут же перевести разговор обратно на Иринины обстоятельства. Из чего Ирина сделала вывод: вдова не просто что-то знает. Ее собственная биография в какой-то точке пересеклась с таинственной жизнью местных лесов и болот, причем переплелась настолько плотно, что любое стороннее вторжение может причинить ей серьезную боль.

Логично было предположить, что связано это было именно со смертью мужа. Виталий смотался как-то днем в Маркс, в архив тамошнего УВД, и поднял дело о смерти Виктора Прокопьевича Семенова, 1957 года рождения, уроженца села Генеральское, проживавшего в селе Сеславино Марксовского района и состоявшего в браке с гражданкой Семеновой Ольгой Нестеровной, 1961 года рождения. Гражданин Семенов, Виктор Прокопьевич погиб в результате несчастного случая. А проще говоря — утонул, запутавшись в собственных сетях. Каким образом Виктор Прокопьевич умудрился, выбирая и распутывая сети с носа небольшой плоскодонной лодки, а если по-местному, ершика, упасть головой вниз в воду и запутаться в полотне «рижанки», осталось до конца непроясненным. Анализ крови показал достаточно высокое содержание алкоголя. Но Виктор Прокопьевич вообще был человек пьющий, и на координации движений у него, судя по свидетельствам очевидцев, такая доза — порядка трехсот граммов водки, принятых не позже чем за два часа до смерти, — обычно не сказывалась. В сети рядом с ним оказалась довольно крупная щука, килограммов на восемь: что и неудивительно, сетка-то была «рижанка», то есть на крупную рыбу, с пятидюймовой ячеей. И это отчасти объясняло случившееся. Потянулся за крупной рыбой. А рыба была не только тяжелая, но и живая, а следовательно, сильная. Рыба забилась. Он пытался ее удержать. Потерял равновесие. А поскольку тянулся он за ней руками вперед и головой вниз, то именно в такой позе ушел под воду. И запутался в полотне сети так, что даже и всплыть не смог.

Как бы то ни было, версию насильственной смерти следствие полностью исключило, поскольку никаких следов насилия, если не считать многочисленных повреждений, полученных в результате попыток выпутаться из сети, на теле покойного обнаружено не было. А эти повреждения, в свою очередь, говорили о том, что в сетке он запутался в здравом уме и трезвой памяти и до самого последнего вздоха пытался бороться за жизнь. И единственная возможная версия насильственной смерти отпала сама собой. У местных браконьеров подвесить на сеть — обычный способ борьбы с нахалом, который ворует из чужих сетей рыбу. Но здесь даже и сеть была своя, что признали все местные. Все, как один, такие же браконьеры, как и покойный Виктор Прокопьевич Семенов.

Во всяком случае, йети здесь явно были ни при чем.

На следующий день Виталию в голову пришел радикальный вариант. А что, если попробовать не через Ольгу, а через Андрея? Даун врать не умеет. Пока он просто отмалчивается. Но — если войти к нему в доверие…

И началась совсем другая работа. Пока Ольга бывала на ферме, а Ирина загорала с аппаратурой, Ларькин «отрабатывал» мальчика. Возился с ним. Строил какие-то деревянные крепостицы с домиками и подъемными мостами. Ходил с ним на рыбалку и восхищался — причем на сей раз совершенно искренне — тем, как ловко у этого обычно скованного в движениях ребенка получается ловить рыбу всеми мыслимыми и немыслимыми способами. За полтора часа рыбалки, пока Виталий со своим почти профессиональным рыбацким снаряжением успевал надергать десяток красноперок и подцепить на спиннинг щуренка и пару окуней, Андрей умудрялся наловить до полутора ведер. И не какой-нибудь шелупони. Лещ, крупная густера, судак, небольшие сазанчики, весьма приличных размеров лини, и даже не частые на Волге в районе Саратова, после того как построили Волгоградскую плотину, стерлядки. Он, конечно, знал места. Но из мест своих тайны не делал и ставил Виталия там, где с его точки зрения рыба должна была идти валом. Виталий стоял полчаса и вылавливал с полдюжины сорожек. После него становился Андрей, и сорожка сменялась линями, а лини — сазанчиками. А раков он и вовсе ловил — загляденье. И никаких тебе хитростей. Вот мель вдоль берега протоки, с ершистой, на колючую проволоку похожей травой. Вот маска и пара рук. Виталий идет по берегу и собирает урожай. А Андрей знай себе ныряет. И что ни нырок два-три разлапистых, ошалело поводящих клешнями и срывающихся время от времени в бешеную пляску на хвосте рака. Полчаса — ведро.

Андрей, не избалованный вниманием посторонних людей, очень быстро привык к Виталию и стал воспринимать его как своего. Причем не просто как своего. С точки зрения Ирины мальчику в жизни больше всего должно было недоставать двух вещей: общения с отцом и дружеского общения со сверстниками. Отца, понятное дело, просто не существовало в природе. Местные же мальчишки, жестокие, как все дети, обращались с Андреем именно как с деревенским дурачком. Он, как ни странно, понимал свою ущербность и свою непринятость в «нормальный» круг обычных мальчишеских игр — и сторонился их сам. А потому Виталий был со всех точек зрения фигурой для налаживания отношений с мальчиком просто идеальной. И за отца, и за друга. Была во всем этом какая-то не слишком приятная отдушка, ведь по большому счету они просто использовали больного ребенка в своих личных целях. Но — ребенок получал от этого общения радость, Виталий тоже постепенно привязывался к нему, так что все получалось как бы само собой, и корыстные намерения лихих столичных аномальщиков вовсе не торчали шилом из мешка. Иначе, думала Ирина, Ольга давно бы пресекла все Виталиковы поползновения на дружескую близость с сыном.

Помимо пользы для дела в этом Виталиковом приятельстве с Андреем Ирина видела немало радостей самого низменного чревоугоднического характера: свежая рыба во всех видах у них теперь не переводилась. А Ирина так по ней соскучилась — разве в Москве приличной рыбы купишь? Да и некогда с ней возиться. О раках и говорить нечего. Виталий что ни день мотался в Маркс за пивом — вполне приличным и весьма дешевым местным пивом со странным названием «Баронское». Потому что было подо что это пиво пить. Слава Богу, укропа у Ольги в огороде было разве что чуть меньше чем паслена.