Олег Верещагин - Последний воин

• Название: Последний воин
• Автор: Олег Верещагин
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9942-0948-6

Пашки больше нет. Есть северянин Гарав Ульфойл, оруженосец отважного рыцаря Эйнора, бард и воин Кардолана. Собственная жизнь в начале XXI века кажется мальчишке просто-напросто интересным и нелепым сном. Но что такое сон и где истинная реальность? И что делать, если…

---

— Они стоят дальше по берегу Буйной и никуда не идут. Две других армии — чуть меньше — напротив Форноста и на севере нагорий, почти у залива Форохел. Четвёртая — в Карн Думе… откуда ты так счастливо выбрался. — Арафор улыбнулся, и Гарав с Фередиром напряглись — им одновременно почудилось в этих словах княжича что-то вроде подозрительного упрёка Эйнору. Но Эйнор засмеялся, и Арафор весело сказал мальчишкам: — Не поднимайте шерсть на загривках, titte huani. Я сказал то, что сказал, и второго дна у моих слов нет… Ты останешься ночевать? — снова повернулся он к Эйнору. — Я прикажу разбить шатёр.

— Нет, благодарю, — покачал тот головой (оруженосцы разочарованно засопели в унисон). — Раз уж меня занесло сюда — загляну в Пригорье… по делам. А оттуда спущусь по Барандуину прямо в Зимру.

— Как знаешь, — развёл руками Арафор. — Нужны деньги или припасы? — Эйнор снова покачал головой. — Я провожу вас сам…

…И он правда проводил — не меньше лиги ехал впереди рядом с Эйнором (они о чём-то говорили на квэнья), следом — Гарав с Федериром и трое оруженосцев Арафора (двое чуть младше его самого, один — в возрасте Гарава), дальше — два десятка конных из личной сотни княжича. Оруженосцы тоже не молчали — и Гарав подумал, что если все они похожи на этих и на Фередира, то, наверное, общаться с ними будет легко, надо только поглубже вникнуть в темы коней и охотничьих собак и привыкнуть, что женщин часто обсуждают вовсе не «куртуазно»… Ну а про оружие он и сейчас мог говорить свободно и даже поспорил с одним из оруженосцев насчёт харадримских клинков, про которые тот говорил, что хороших харадримцы просто не привозят — Гарав же был уверен, что и не надо, потому что тамошняя сталь в первый же мороз подведёт.[21]

Потом кто-то в конвое начал песню — древнюю, в которой были слова «Пускай рыдают вдовы, пускай горит земля — шагают легионы Золотого Короля!». На него было зашикали, но Арафор крикнул, не поворачиваясь:

— Пусть!

По выжженной равнине марширует легион!
Мы — воины стальные,
Потомки Трёх Племён!
Даст дикарям неверным порядок и закон
Наследник Рода Бэора —
Король Ар-Фаразон![22]

— гремело в лесу над Трактом…

… — А как княжич нас назвал? — спросил Гарав, когда они разъехались — уже под луной, ущербной, но яркой, на распутье, где от Тракта уводили несколько тропинок, — и княжеский конвой исчез в тенях. — Это… titte huani, — повторил он.

— Щенята,[23] — усмехнулся Эйнор. — Ты обиделся?

— Нет, — пожал плечами Гарав. «Я не обиделся даже на то, что ты меня высек», — хотел сказать он, но не сказал, хотя это было правдой.

А Фередир не без лукавства спросил:

— Эйнор, а мы успеем в Пригорье до лоэндэ?

В воздухе свистнул повод, но Фередир ловко уклонился, вскочил обеими ногами на седло и крикнул, пружинно выпрямившись:

— Хэй!

Азар прижал уши, всхрапнул и рванул вперёд, унося хохочущего мальчишку, который ещё и пританцовывал на седле в галопе. Эйнор и Гарав засмеялись.

— А что такое лоэндэ? — спросил младший оруженосец.

— День летнего солнцестояния, — ответил Эйнор. И замолчал. Но молчал он, чему-то улыбаясь — не похоже на себя, почти рассеянно.

* * *

На пятый день пути по Тракту — очень быстрой скачки, можно сказать — они остановились в «Гарцующем пони» в третий раз за это путешествие (Гарав — во второй в жизни). При виде Гарава Наркисс окаменел лицом и за ужином предусмотрительно подал в кружке Гарава воду. Лично.

Гарав рассмеялся и попросил прощения. После чего чокнулся с трактирщиком двумя полными — с верхом, с белой шапкой — кружками пива и пообещал, если у почтенного Наркисса будет такое желание, спеть для гостей в любой вечер, как только хозяин скажет…

Впрочем, в трактире остановились только они вдвоём. Эйнор объявил, что оставляет Фиона на их попечение и вернётся через пять дней. Оруженосцы сделали Уверенные В Правоте Господина Лица и расхохотались только когда Эйнор ушёл.

Погода стояла уже совершенно летняя — жара, солнечно и празднично. Пригорье готовилось к дню солнцестояния серьёзно, как готовятся люди к празднику в мире, где праздников вообще-то не очень много. Другое дело, что оруженосцев никто не звал праздновать — они были хоть и уважаемыми, но чужаками, а в этом удалённом месте такие праздники всё ещё носили отпечаток древнейших ритуалов местами с жутковатым оттенком — вроде тех историй, которые любил рассказывать Фередир.

Да, если честно, они не особо и настаивали на участии в местных праздниках. Можно было спать до боли в спине, есть от пуза, фехтовать, стрелять в цель, бороться и драться с Фередиром, не носить доспехи, ходить босиком, кататься по окрестностям и купаться в речке — что ещё-то надо? Правда, Гарав нет-нет, да и порывался уточнить, где там Эйнор и как выглядит его девушка, но Фередир махал рукой и делал секретное лицо: мол, не наше дело. Гарав решил, что и правда — не наше, и был благодарен Фередиру за то, что неунывающий дружок отвлекал его — наверное, неосознанно, но «конкретно»! — от мыслей о Мэлет. Мальчишка подозревал, что дикая тоска, испытанная во время отъезда и потом ещё несколько раз по ночам, тоска, от которой он один раз изгрыз в лохмотья край ремня конской упряжи, ещё неоднократно вернётся… но — не сейчас. Не сейчас. Не надо сейчас.

Заметил Гарав и то, как сильно изменился сам (хотелось надеяться, что изменения произошли и в росте, но увы — тайные тщательные измерения показали, что это по-прежнему задерживается). Движения стали экономно-плавными, а если нужно было действовать — мгновенными и как бы не зависящими от мыслей. Руки и лицо покрыл прочный тёмный загар того оттенка, который заставляет презрительно фыркать пляжных красавиц — некрасиво! Волосы окончательно выгорели и отросли совершенно по здешней моде, и в светлых лохмах, которые Гарав приучился по здешней манере часто расчёсывать простеньким деревянным гребешком, внимательный взгляд мог бы высмотреть седые волоски — немного, десятка два, но они были. Глаза смотрели на мир пристально и жёстко, если только кому-нибудь не удавалось мальчишку рассмешить (чаще всего это был Фередир) — казалось, они никогда не мигают. Пашка и раньше был худощав; Гарав стал похож на скруток жгутов мышц и жил — куда ни ткни, встретишь прочную броню. Ничего культуристского в этом не наблюдалось, но — хотя Гарав и не задумывался о такой глупости — мальчишка легко переломал бы кости двум-трём «качкам» даже постарше себя. На плече так и остался широкий неровно заживший шрам от сабли вастака. (А ещё два шрама обещали остаться на спине… куда деваться?) Помимо этого мальчишке полюбилось драться — они с Фередиром дрались почти ежедневно, деловито и до крови. Просто так. Ради интереса. Фередир был сильней, выше и легко перенимал известные Пашке и неведомые здесь приёмы. А Гарав ничего и не имел против…

…С утра лоэндэ Гарав вывел Хсана и, гарцуя на нём, неосёдланном, по двору трактира, крикнул на сеновал:

— Федька, поехали, промнём коней! — Фередир не отвечал, видимо, решив, что очередная утренняя прогулка не стоит потерянной пары часов сна, и Гарав, пообещав: — Пожалеешь! — поднял коня свечой, чуть не стоптал в воротах шарахнувшихся ранних завсегдатаев, решивших, как видно, праздновать с самого утра и прямо в трактире — и, намётом проскочив Пригорье под завистливые взгляды мальчишек и восхищённые девушек, вылетел на Тракт. Быстро огляделся — вдали тянулся обоз и двигалась какая-то группка пешеходов — и, завопив нечленораздельно, так поддал Хсана пятками, что тот опять удивлённо сделал свечку и рванул в галоп. Нетяжёлый мальчишка был для могучего жеребца несерьёзным грузом, да к тому же любимым хозяином. А Гарав, припав к конской гриве, с удовольствием слушал, как точно и неутомимо работает под ним огромная живая машина.

Так они отмахали довольно много, пока впереди не появилась невысокая каменная стена — поверху шёл добавочно деревянный частокол, а через равные промежутки виднелись башенки. Это была граница между княжествами, и Гарав, чтобы не мозолить глаза занятым людям, круто свернул в лес. Понукнул Хсана перескочить через широкую канаву, удержался у него на спине, сам себе довольно кивнул — и въехал под деревья.

Здесь он поехал шагом, неспешно, предоставив коню самому выбирать дорогу, отдыхая от скачки и чутко прислушиваясь то к птицам, то к белке, то к какому-то крадущемуся хрусту в подлеске. Странно — хотя на Гараве была только изрядно обветшавшая рубашка (подпоясанная кинжалом, впрочем) и подкатанные до колен поддоспешные штаны, но комарьё не досаждало.

Около словно бы по волшебству вынырнувшего из земли родника он спешился, напился ледянющей воды. Утирая рот, увидел подальше, на полянке-припёке, россыпи крупной земляники, безжалостно надрал ягод вместе с веточками, снова вскочил на коня и ехал дальше, насвистывая и губами обирая ягоду за ягодой — они были сладкие, пахучие, сочные… В просветах между древесных крон временами открывалось небо — летнее, чистое, жаркое. Куда ехал — Гарав не знал и не собирался выяснять в полной уверенности, что всегда сможет вернуться обратно. Зачем ехал — тоже не желал разбираться. Его посетило почти смешное чувство единения с миром вокруг — до сих пор он только иногда ощущал себя, как часть Хсана, а его — как свою. Сейчас же на мальчишку снизошло тёплое радостное спокойствие. Наверное, если бы кто-то в этот момент задал ему самый сложный философский вопрос, Гарав разрешил бы его парой слов, да ещё и с улыбкой…