Ольга Чигиринская - Мятежный дом

• Название: Мятежный дом
• Автор: Ольга Чигиринская
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Новый роман Ольги Чигиринской «Мятежный дом» — долгожданный сиквел космооперы «Сердце меча» — продолжение истории об экипаже и пассажирах «Паломника».

---

И под ошарашенное молчание зала он сел в кресло обвинителя.

На подиум взошла мама.

— Уважаемые судьи, представляющие народ Рива. Многое из того, что хотела сказать я, сказал обвинитель. Действительно, нас занесло на Картаго не по нашему желанию, а по приказу Рихарда Шнайдера. Действительно, по вашим законам уничтожение города Минато дает Ричарду Суне право на месть, а беззаконие в отношении Порше Раэмона — право на мятеж. Действительно, на Картаго живет свыше миллиона гемов, и почти сто тысяч из них боевые морлоки, половина которых — не просто обученные бойцы, а ветераны войны с Империей. И действительно, немного времени пройдет прежде чем все гемы поймут, что они в силах действовать по своей воле, а не по заложенной в них воспитанием и генной инженерией программе. Это такой же вопрос времени, как появление здесь, на Картаго, имперских войск. И еще одну правду сказал Рихард Шнайдер — от вас сейчас зависит судьба дома Рива.

Говорят, что кровь мучеников — семя Церкви. Это правда. В древние времена христиан предавали позорным казням и пыткам — и за каждой казнью следовало десять обращений. Церковь загоняли в подполье — она выжила. Она выжила и в худшие времена — когда ей достались власть и богатство. Она выжила, когда ее изгнали с Земли ваши предки, и вернулась обратно, сначала распространившись по Галактике, до самого Материнского Сада шедайин. Если бы я была тем человеком, каким рисуют сверхценников ваши писания, я бы, наверное, даже приветствовала эту казнь: кровь мучеников — семя Церкви. Но я предлагаю вам подумать в первую очередь о своем благе. О том, что на планете свыше миллиона гемов, которым вы не сможете ничего предложить сейчас, потому что даже если вы поступите по слову тайсё, у вас попросту не будет первое время надежных механизмов для обеспечения дарованных гемам прав. Например, многие хозяева поймут освобождение гемов как позволение больше не кормить их за свой счет — но не как требование платить им за работу. И что вы сделаете с миллионом людей, без чьих рук вам не обойтись, когда Благая весть начнет распространяться среди них как пожар? Причем это будет не та Благая весть, которую нес Дик — юноша, основательно подкованный в богословских вопросах и с сильным чувством веры. Это будет благая весть в пересказанном пересказе, нечто воде того, что мы несколько раз слышали из уст юного Гедеона, только многократно искаженное. А людей, которые могли бы поправить положение дел, вы казните и их будет не вернуть. Вам не нравится Иисус? Вспомните другого распятого римского подданного: Спартака. Вы не знакомы с древней историей? Тогда у людей не было морлоков, и для развлечения они заставляли других людей, рабов, драться между собой до смерти. Однажды рабам это надоело, они напали на хозяев и прошли половину тогдашней Империи как кровавый ураган. Вам не нравится Иисус? Подумайте о Спартаке.

Вы можете сказать: закон есть закон, и он требует для этих людей смерти. Но чей это закон? Этот закон родился не в доме Рива, он пришел из Вавилона, когда Рива приняли в число великих Домов. Его навязали вашим предкам вместе с генетическим рабовладением, которого раньше у вас не было. Но Вавилон так до конца и не принял вас. Вы слишком похожи на Первое Адское могущество из их писаний. Вы опасны. У вас слишком много контроля над межзвездными маршрутами. Пока вы занимались перевозками и мелким пиратством, вас терпели. Но когда Бон решил возвысить дом Рива и вступил в союз с Фарраном, вам не простили возвышения. Когда гражданская война привела вас на Сунагиси, они сделали все, чтобы заключение мира с Империей стало для вас невозможно. Они поставили ультиматум: или тайсёгун Шнайдер уничтожает повстанцев Минато, или Директория и дома, представленные в ней, не поддержат его в конфликте с Империей. Он уничтожил Минато, а Директория предала его. У всех домов с Империей мир, а Рива — чудовища и изгои. Вавилон навязал вам свои правила и отвернулся от вас. Почему же вы обязаны выполнять законы Вавилона?

У Бет открылся рот. Закон об этологической диверсии представлялся ей самым длинным и толстым гвоздем в крышку гроба. Даже не гвоздем, а анкерным болтом. И вдруг оказалось, что этот анкерный болт можно вынуть…

— Есть одна старинная притча о детях, которые играли в войну и оставили самого маленького мальчика стоять на часах, взяв с него слово, что он не уйдет с поста. Чтобы он не мешал. Дети наигрались и ушли, а мальчик, давший слово, все стоял… Вы похожи на этого мальчика. Вы готовы хранить верность слову, которое обманщики взяли с вас, хотя это давно потеряло всякий смысл. Вам не нужно было с самого начала соглашаться на введение генетического рабства и законов, ему сопутствующих. Тайсёгун Шнайдер сказал, что сделанного не воротишь. Но сделанное можно исправить. И мертвецы вам не помогут сделать это…

Затем поднялся Рэй.

— Я недолго буду говорить, потому что мне нечего добавить к сказанному. После того, как я вышел на арену, я жил как будто уже умер. Этому научила меня не Церковь, этому научили меня туртаны, альфы и этологи. Церковь научила меня любить. Я научил любить малышей. Казните меня, нас троих, казните всех малышей — куда вы денете остальных, кто уже умеет жить так, словно уже мертв, уже умеет убивать, но не умеет любить? Я все сказал.

Он сел, но и сидя возвышался над всеми, кроме Гедеона.

Юный морлок был с ним одного роста, но по сравнению с Рэем казался еще хрупким, а его голос прозвучал как альпийский рожок:

— Я презираю вас. Вы притворялись почти богами, а оказались просто маленькими трусливыми душами в маленьких хрупких телах. Убейте нас. Сделайте нас бессмертными и непобедимыми.

Дик закрыл глаза ладонью. Потом поднялся, уронив руки вдоль тела.

— Просто закончите это. Хоть как-нибудь.

И сел, запрокинув голову.

Арбитр вышел на середину зала. Из бокового прохода показались двое мальчиков лет восьми — близнецы, кажется, младшие братья Сонг. Один был одет в белое, другой в черное, и каждый держал в руках совершенно прозрачную чашу вроде аквариума. За ними прислужники несли подставки — конечно, жестоко было бы все время голосования заставлять маленьких детей держать чаши в руках.

— У вас есть десять минут, чтобы обдумать, отдадите вы свой голос за помилование или за казнь. После этого каждый из вас подойдет к той чаше, в которую вы хотите опустить балл. У мальчика в белом — чаша для голосов за помилование. У мальчика в черном — для голосов за казнь.

— А чего мне ждать десять минут? — спросил кто-то. — Я уже решил.

— Таков порядок, — невозмутимо сказал арбитр.

Бет провела эти десять минут, бегло просматривая бурлящую инфосферу. Спорили в основном о том, каким большинством вынесут обвинительный приговор и какой способ казни выберут. Делали ставки. Фаворитом было сожжение плазменной дугой: ну а как еще можно утилизовать сразу две с небольшим сотни трупов? Бет вытошнило бы, если бы она позавтракала.

Наконец, голосование началось. Люди подходили по одному, закатывали рукава, показывали всем, что держат в пальцах один шарик и опускали его в урну. Первые шарики, упав на дно, слегка подпрыгивали и чаша мелодично звенела. Потом дно заполнилось и шарики издавали только чуть приглушенный тонкий стук. И дело это было скучное и долгое, и Бет подумала — почему бы этим людям просто не разойтись на две стороны, а потом бы их посчитали по головам? Что это за дурацкий ритуал с шариками? Их же нужно еще считать… А под ложечкой у нее сосало и ставки в инфосфере все росли…

Наконец, последний шарик упал в чашу казни, и Бет вдруг почувствовала, что болят пальцы, а когда посмотрела на руки — увидела, что они стиснуты в замок так крепко, что костяшки белы, как пергамент, а фаланги налились багровым. Она встряхнула руками. Началась процедура подсчета. И это тоже было долго — ведь нельзя же сразу считать, когда кладешь шарик, конечно же, нужно потянуть время и помучить подсудимых, вынимая шарики по одному и объявляя число.

Когда арбитр сказал «двести», Бет была близка к обмороку. Когда на самом дне «казнильной» чаши осталось не больше двух десятков шариков, она закрыла глаза и запретила себе надеяться. Ведь если окажется, что казнь победила перевесом в два или три голоса — она просто умрет.

— Двести пятьдесят, — сказал арбитр и почему-то замолчал.

Зато загудел зал и загудели окра тех тингов, где было звуковое сопровождение, и именно оттуда, из окон до Бет донеслось часто повторяющееся то шепотом, то криком слово, смысл которого Бет поняла не сразу, потому что уже настроилась на другое:

— Поединок!

* * *

Это слово приснилось Дику и он напомнил себе, что спит и во сне видит голосование, в котором голоса разделились. На самом деле большинство проголосовало за казнь и их, конечно же, казнят. И хорошо бы уже определились, когда и как именно — он наконец-то успеет выспаться.