Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2012)

• Название: Новый Мир ( № 8 2012)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Невыносимо-то бывало вечерами, когда, пройдя сквозь сказочные фонари, сыпавшие снег, Павел обращался в развалину. Он тер глаза, как при температуре, осоловевше сидел под лампами, тупел, тупел, тупел. Рано заваливался спать...

Наташка, едва обосновавшись в Питтсбурге, завела привычку выходить на связь по скайпу (у нее утро, у него температурная прострация), но разговоры как-то не клеились. Павел не только не пытался взбодриться перед ядовито-пористым микрофончиком, но видел в своей тормозной, свиной мрачности благородство и служение, если не упрек. (“Вот я страдаю”.) Наташа же заметно нервничала. Может, и из-за тамошних своих проблем тоже. Но они любили друг друга, а там, где любовь, там нет места гладким разговорам. Пятнадцать-десять минут пытки, и Паша героически держался: дольше, дольше (как в золотые времена — в других обстоятельствах), и мрачно раскаивался в щелкнутом-таки “отбое”.

Иногда он выволакивал себя обратно на снежно-простудные дворы, снова — в маршрутные “газели”, в которых лишние люди стояли скорбно, как повешенные. Он объезжал студенческих друзей — немногих оставшихся. Они вместе учились в местном педе, на СГФ — социально-гуманитарном факультете, и, чаще всего, случайные знакомые спрашивали их, порой не без иронии:

— А чему там учат?

Так было пять лет назад, так было теперь. Ответить внятно Павел не мог все эти годы. И ему все чаще казалось, что это позор — иметь такое образование — никакое; это как твердая синяя корка от диплома — без вкладышей. Красивые водяные знаки на внутренней стороне, важно все так. Гербы. Но ничего не написано.

Но если бы с друзьями было веселее, когда вымыты рекой времен все темы и глотаешь пиво — в молчании, разгоняемом моторчиком холодильника...

Паша приходил к Игорю, например. Игорь — нелепый, толстый, да и просто некрасивый, с близко сидящими глазами, — пребывал в перманентном если не восторге, то воодушевлении, шумно радовался встрече, воровато — родители дома — тащил в свою комнату бутылки псевдо-“Гиннесса”, черные и гладкие, будто только что рожденные неизвестно кем. Горький печоночный раствор.

Игорь считал себя писателем. К несчастью, кажется, всерьез. Его беспомощные, уж откровенно, рассказы — автор упорно оставался верен фэнтези — не брали порой и в местной “молодежке” (редактор которой, здоровый усатый мужик, на фото так и брутальный, писал в своей колонке: “Ура! Наконец-то выпал снег! Утром у меня замерзли ушки”). Однако он не страдал и не комплексовал, а марал и марал бумагу, пер, как слепой бульдозер, через все преграды, да и просто через здравый смысл. Когда им было по семнадцать и скучной лекции посредь Игорь двигал ему, Павлу, кривенький листочек с очередной “нетленкой”, это еще можно было с иронией принять. Когда им двадцать третий год и один на полном серьезе читает другому бредни новые, которые никак не изменились (к лучшему), и те же в них, простите, киборги...

— Что нового? — с энтузиазмом вопрошал Игорь после того, как они конспиративно выпивали принесенное. Господи, ну что могло случиться за несколько безвоздушных дней.

Уходил Павел с кислым послевкусием “Гиннесса”, разбитый еще больше домашнего, зная: от безысходности притащится снова и снова.

Так кончался декабрь.

Когда на носу оказался Новый год и, по обыкновению, забурлили торговые центры etc, Паша даже повеселел, объявив, что праздновать не будет, а завалится спать. И это так понятно. О, благородный траур. Но в сам день 31-го, перенасыщенный кухонным паром, Павел довольно глупо дал себя уговорить. Данила собирался к каким-то своим “ролевикам”, брал с собой Игоря, они на пару “дожали” и Павла. И тот мрачно собирался, пока родители скандалили и подгружали салатницы, а по телику менялись две новостные картинки: негодующий Лукашенко и небоскреб “Газпрома”. В этом здании все выдавало начало 90-х: и явная бедность архитектурной мысли, и впечатление сырого цемента по боковинам. Гладиолус-урод. Паша ведь немного занимался архитектурой. И если бы... Если бы. Нельзя еще и это вспоминать. Давлением сплющит мозг и вышибет слезы. Подходило к восьми, и надо было поспешить, чтобы успеть к этим чертовым даниловским дружкам...

Чертовы дружки являли собой крайне разнородную толпу, в которой знакомы друг с другом едва ли больше половины. Скованные девушки с трудом договаривались и до салатов в кухне. Скованные парни предпочитали со значением молчать, отхлебывая кто что и делая вид, что ничего интереснее всей этой оргии в телевизоре — в жизни не видели. Игорь же всячески старался всех расшевелить и вел себя как скоморох. Видимо, он и правда не въезжал, что косятся на него с откровенной неприязнью.

— Есть у меня знакомый, — рассказывал, например, он. — Ну реально кризисный какой-то весь чувак. И вот он встречал Новый год один. И че-то так ему было паршиво, что когда било двенадцать, он встал на подоконник (ну еще чего-то подложил, наверное) и высунул хрен в форточку. Типа — на, наступающий год!..

Молчание. Все упорно рассматривали взрыв маленьких искусственных кудряшек у Аллы Борисовны.

— ...На улице в этот момент все равно никого не было. Двенадцать же. Так что кого шокировать, — упавшим голосом добавлял Игорь.

— Он себе ничего не отморозил, нет? — наконец брезгливо сжалился рыжий парень с печаткой.

Этот парень потом оказался за столом рядом с Пашей, и ночью они едва разговорились. Парень, выяснилось, работает на стройке. “Путинку” он пить отказался — принес с собой какую-то дорогую горилку. Раза три Паше странно бросилось в глаза, что ногти его соседа как-то слишком уж молодо-здорово отблескивают — как масляный лучок в винегрете. Сосед поймал его взгляд. Подтвердил: пару дней назад зашел в салон и “привел себя в порядок”.

Заглатывая порцию “Путинки” и впиваясь в зачем-то свежий помидор, оглушительно безвкусный после водки, Паша мрачно думал, что вот она — примета времени: строитель с маникюром. Не так абсурдно, кстати. Идет перераспределение ролей, и наступает эра не технарей даже, а людей физического труда — с кучей времени, бабла и сил, а главное, без “тараканов в голове”. Им все доступно, и они уже в авангарде не только техническом (навороченный мобильник; спецы в компьютерах, программах, сети; чуть не англоязычность как следствие этого), но и — концерты, показы, модное кино, проекты... Это тебе не интеллигент в третьем поколении, сын училки, который нигде не бывает, ничего не видит, и не знает, и не узнает.

— Так за московский Новый год! — взверещали в два часа. — Граждане, давайте хоть без шампанского, ну будем гуманистами…

Ходили запускать петарды, вернулись, замерзшие и довольные, — наглотавшись и свежего и жженого воздуха. Развалились на мелкие компании. Кто-то уж и на диване спал, кто-то дербанил дешевый кухонный приемничек, добиваясь права на музыкальный суверенитет.

— Как Наташка-то? — спросил Игорь, не пьяный, но взвинченный водкой больше обычного.

— Да так же... — И Паша мямлил про Питтсбург, негров, квартирную хозяйку, тараканов.

— Возвращаться не собирается?

Зачем отвечать на глупый вопрос?

Но глаза Игоря уже загорелись. Он уже был занят любимым своим делом — сотворением сюжетов.

— А давай... А пусть ее вышлют из Америки! Чего усмехаешься, реально, там сейчас многих высылают... Ага! Мы пошлем на ее адрес письмо (ну, в смысле, не мы — анонимное), а в нем белый порошок! Там ЧП, расследование, то-се... Она иностранка...

— Наша почта не пропустит, — флегматично отозвался Данила.

— Да? — Игорь не любил, когда в его таинство вмешивались, но никогда не сдавался. — А вот! А там же вроде высылали каких-то пакистанцев, которые искали какие-то схемы самолетов, что ли. Терроризм, все дела... Шикарно! Вложим в конверт чертежи!

Это да, это пугало иногда: он действительно не понимал, где граница между “всерьез” и всеми его карнавальными бреднями во главе с представлением о себе самом как об эдаком Толкиене. Он уже носился по квартире, по всему этому полураспаду праздника, выясняя у хозяина, есть ли Интернет и принтер. А в Павле поднималась, как вода, обида: он здесь — чужой (с кучей пьяных посторонних уродов), он — один, его бросила любимая девушка, и не бросила даже, а просто отодвинула в сторонку, и вот он стоит, со свежим скальпельным разрезом, а над ним еще и глумятся, еще и кто!

А над ним еще и глумились, оседлав вдвоем компьютер, весело шарились по поисковикам, и вот уже Данила распечатывает чертежи какие-то с официального сайта КБ Туполева и озабоченно спрашивает: