Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2013)

• Название: Новый Мир ( № 3 2013)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

В конце февраля стало известно, что Максим Амелин стал лауреатом Премии Александра Солженицына.

 

Сергей Носов. «Достоевщины у нас в быту хватает. И гоголевщины, кстати, тоже…» Беседу вела Елизавета Александрова-Зорина. — « Thankyou.ru », 2012, 6 декабря < http://blog.thankyou.ru >.

«Более надежного, более проверенного носителя памяти, чем печатная книга, наша цивилизация не придумала. А мы сейчас отдаем себя в заложники собственным технологиям, возжелав накопленную человечеством информацию поставить в зависимость от состояния электрических зарядов в полупроводниковых кристаллах. Ну а вдруг? Знаете, моя жизнь выпала не на самое драматическое время, бывали времена и похуже, но и на моей памяти исчезали сигареты, соль, бензин. Никто не знает, с чем придет к нам Великая Встряска».

 

Одиночество Евгения Гришковца. Записала Юлия Скляр. — «Читаем вместе. Навигатор в мире книг», 2013, № 1 < http://www.chitaem-vmeste.ru >.

Встреча читателей с Евгением Гришковцом на ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction .

«— Ваше отношение к новейшей русской литературе?

— Я ее совсем не знаю, не читаю».

 

Островки читательской безопасности. Беседовала Татьяна Шабаева. — «Литературная газета», 2012, № 51, 19 декабря.

Говорит Борис Куприянов: «Ну, вот, например, на одной международной выставке в большом городе с интереснейшей историей мне бросилось в глаза тотальное отсутствие любопытства у наших писателей. Их совершенно не интересовало, что происходит за стенами гостиницы и выставочного помещения. Тридцать писателей выпивали и обсуждали гонорары, говорили не о культуре, а о том, кто из них более успешен. Критерий успешности — деньги! Меня это удивило страшно, я таких разговоров в издательских и даже книготорговых кругах не замечал. В тех кругах спорят, что актуально, какие книги сейчас в России нужны… получается, такой „Разговор книгопродавца с поэтом” наоборот».

 

Александр Самоваров. Мастер. — «АПН», 2012, 6 декабря < http://www.apn.ru >.

«[Василий] Белов был элитарным писателем. И это была драма пресловутых деревенщиков, к которым относили и Белова. Народ их не особо читал, их читала почвенная русско-советская интеллигенция. Даже с Шукшиным было то же самое. Он служил русскому народу, любил его, боролся за его интересы, но говорят, что даже в его родном селе к нему „народ” относился не очень. Народ не видел себя в его текстах, народ увидел себя только тогда, когда Шукшин снял „Калину красную”, мелодраму, когда он „народу” все начал объяснять на понятном для него языке».

«В любом „народе” есть два народа. Массы, толпа и элита этого народа, в данном случае под элитой я понимаю мыслителей, интеллектуалов, сознательно служащих своему народу. Русский народ холоден к своей элите. Безразличен. Поэтому он до сих пор и не состоялся».

«Позднее Валентин Распутин признал, что они думали, что являются духовными поводырями русского народа, а это оказалось не так. Ибо поводырь знает, куда идет, а они не знали. Просто не за что уцепиться русскому человеку, не было идей. Сейчас идея есть — русское национальное государство, демократия, как власть русского большинства. Идея есть, но во всю идет реставрация СССР».

 

Иван Толстой. Барин из Парижа. «Двенадцать стульев» как спецоперация. — «Русская Жизнь», 2012, 19 и 27 ноября < http://russlife.ru >.

«Киса Воробьянинов настолько хорош и выразителен сам по себе, что мысль о его вторичности кажется неуместной. Даже если он с кого-то и списан, трудно представить, чтобы оригинал мог соперничать в бессмертии с отцом русской демократии. Между тем в бессмертии-то как раз — запросто. Эмигрант Василий Шульгин — Воробьянинов-первый — прожил 98 лет, скончался в Советском Союзе и „Двенадцать стульев”, несомненно, читал, как в свое время читала, веселясь, вся русская эмиграция (и даже Набоков в „Тяжелом дыме” назвал роман „потрафившим душе”). Но именно детали, невероятные подробности подлинного визита и, главное, сама фигура прототипа, тайно пришедшего через границу и — о Боже! — тайно ушедшего назад в Европу, мешает всей этой истории скромно таиться в чащобе комментаторских частностей».

«Точку поставил, а сам думаю: почему в первой редакции „Гиперболоида инженера Гарина” (1925) агента уголовного розыска зовут Василий Витальевич Шульга? Что за шутка такая?»

См. также: Сергей Беляков, «Одинокий парус Остапа Бендера. Литературные раскопки» («Новый мир», 2005, № 12).

 

Людмила Улицкая. «Не надо бороться с жизнью, нужно работать с тем, что дано». — «Русский Журнал», 2012, 13 декабря < http://russ.ru >.

Встреча Людмилы Улицкой с читателями в библиотеке РГПУ им. А. И. Герцена. Запись беседы сделана Натальей Алексютиной.

«На мой взгляд, книга, которая прошла мимо внимания читателя, но которая является выдающейся, это роман Людмилы Петрушевской „В саду других возможностей”. Это глубочайшая книга с чрезвычайно серьезным, хотя и спорным, содержанием. Книга с весьма критической и пессимистической антропологической подоплекой. Кроме того, это языковой шедевр. По-моему, на таком уровне, как Петрушевская, с языком никто не умеет работать. Хотя в последнее время она пишет мало и исключительно неровно. „В саду других возможностей” плохо переводят, он так называемое „трудное чтение”.  Я принадлежу к поколению, которое выросло на трудном чтении».

«Сегодня мир переживает кризис, который описывается, в первую очередь, как экономический. Но я уверена, что мы испытываем кризис понятийный, кризис культурный, кризис, который существует сегодня во всех областях знаний и, конечно, это, прежде всего, кризис сознания. Потому что ясно, что в тех формах, в каких существовала европейская цивилизация, она существовать дальше не может. Там возникло несколько очень мощных тупиков».

«Мы в каком-то смысле обреченные люди, потому что как-то трудно верится, что гуманитарная культура в ближайшие сто лет будет процветать. Может быть, до тех пор, пока не будет востребованности новой формы, что вполне может быть, потому что человек удивительное создание, он, между прочим, продолжает эволюционировать.  Я не пессимист, просто срок жизни человека — 75 лет, и мне скоро исполнится столько, поэтому не знаю, сколько еще смогу наблюдать. Одно знаю точно: нужно хорошо делать то, что ты умеешь делать».

 

Александр Эткинд. Внутренняя колонизация: Российская Империя сто лет спустя. — «Русский Журнал», 2012, 29 декабря < http://russ.ru >.

«В XIX веке крепостное право было центральным предметом и российской политики, и историографии, то есть не только политики, экономисты дебатировали и рубились в отношении того, что делать с крепостным правом, как его реформировать, но и историки тоже непрерывно занимались его историей. В нынешних книгах и даже учебниках по российской истории XIX века крепостное право исчезает прямо на глазах. Если смотреть на учебники, которые выходят, то там все меньше и меньше глав, главок или секций, где есть ссылки на крепостное право».

«Мы знаем, что крепостное право было отменено в России примерно в те же года, когда было отменено в Америке рабство, что крепостное право имело гораздо более широкое применение, количество крепостных было несравненно больше в России, чем количество черных рабов в Америке. Оно существовало дольше, оно имело глубокое влияние и долговременные последствия. Но в американской историографии исследование рабства и память о рабстве — это огромная область, выходят целые журналы, посвященные этим вопросам, книги, опять-таки учебники».

«В Британии люди имели больше прав, чем их имели люди в британских колониях, это касается, допустим, выборов органов местной власти или в парламент. В России же мы отлично знаем, что крепостное право существовало именно в центральных губерниях. <...> В Сибири не было крепостного права, на Русском Севере в Архангельской губернии его не было, в балтийских странах и в Польше оно было, но было очень малоразвито. Что такое крепостное право? Это радикальное ограничение гражданских прав, которое проводилось в отношении этнически русского, религиозно православного населения: даже этнические русские, которые были старообрядцами, редко оказывались закрепощенными».

«У меня нет сомнений, что советский период совсем другой, чем имперский период, а постсоветский период совсем другой, чем советский период. Но определенные моменты схожи. Скажем, коллективизация, и об этом писали, была радикальным проектом внутренней колонизации. В то же время я уверен, что в исторических процессах нет инерции, что люди каждый раз изобретают заново, как управлять государством. Но процессы исторического творчества происходят в рамках тех возможностей, которые предоставлены географией, экологией, историей, экономикой, и поэтому они устойчивы».