Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

• Название: Шанс, в котором нет правил [черновик]
• Автор: Ольга Чигиринская
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая книга цикла «В час, когда луна взойдет».

---

— Не желаю, Габриэлян. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас — минут примерно двадцать — я буду делать с тобой что хочу. А потом уж, так и быть, подумаю.

И Майя сделала ход — она знала о его теле такие вещи, каких до встречи с ней не знал он сам. Он был благодарен за эту науку — и за то, что она учила его понимать женщин, если их вообще можно как-то понять. За то, что была для него тем, что он больше всего любил — загадкой. Напряжение нарастало постепенно, как в «Болеро» Равеля, и когда оно достигло границы исступления — а за эту черту ни он, ни она никогда не переходили, находя больше соли в том, чтобы балансировать на краю — он снова уступил, упал в ее ладони, доставляя ей то удовольствие, которое она ценила больше всего: видеть мужчину теряющим власть над собой и слышать его стон. Это даже не было притворством — он действительно дал своему самоконтролю пятиминутную отставку.

Пока он дышал, приходя в себя, Майя держала его лицо в ладонях.

— Вот такой, — прошептала она. — Ты очень красив. Такого можно было бы и полюбить. Как хорошо, что ты такой только пять минут раз в квартал.

И это действительно было хорошо. Потому что иначе бы было слишком жалко. Он улыбнулся ей. Все, что можно пережить, можно пережить. О том, чего нельзя — не стоит беспокоиться.

— Знаешь, мы все все-таки мыслим в одну сторону. В последний год я брала почти любые контракты — ради премиальных… Чтобы в один прекрасный день забыть про работу года этак на два… Когда?

— Через пару месяцев. Когда все чуть-чуть стихнет. Если сейчас — будет слишком заметно.

— Еще раз заглянешь?

— Да. Вернее — как ты хочешь.

— Хочу. Ну что, пойдем искупаемся? И заодно узнаем, как далеко продвинулась Таня?

— Если сколько-нибудь продвинулась, не узнаем. Рано еще.

Еще один шкафчик раскрылся. В Габриэляна полетело синее шелковое кимоно. Потом — юбка.

— Глушилку не забудь.

Себе Майя взяла оранжевый халатик.

— Замри, — сказал Габриэлян. Обвел ее от макушки до пят щекотным взглядом.

— Я устрою фотосессию и пришлю результаты прямо в управление, — сказала Майя. — Не все же коту масленица, надо и тебя покурощать и поразыгрывать.

— Я буду ждать! — Габриэлян был в полном восторге от идеи. — Отомри…

* * *

Единственное, чего не делают в корейской бане — в ней не моются. Душ — с гелем, мочалкой и прочей атрибутикой — положено принимать до того. Процедура, по безликости своей больше всего напоминающая чистку ботинок в автомате. Или мойку машины — там же. Дальнейшее тоже, впрочем, напоминает конвейер — но совершенно другого свойства. Со стороны казалось, что Кессель попал в лапы и жвалы коллективу социалистических муравьев — он, впрочем, каким-то образом успел вежливо поздороваться со всеми (шестью? восемью?) на вид совершенно одинаковыми девушками (различать их по одежде не представлялось возможным по достаточно очевидной причине), кого-то даже назвав по имени. Но и Суслик мог противостоять их целеустремленной энергии не более нескольких секунд — а дальше его подхватило и увлекло. Сухая парилка, мокрая парилка, бассейн с минеральной водой, бассейн с холодной, повторяю, холодной минеральной водой, сухая парилка, бассейн с, кажется, кипящим зеленым чаем, бассейн с женьшенем — горячий, холодный, горячий — легкий массаж, парилка, бассейн, холодный зеленый чай — на этот раз внутрь. А дальше он оказался на столе.

На спину легли мягкие — пока еще мягкие — ладони.

— Mr Bond, the word «pain» comes from the Latin poena meaning «penalty», — проворковала Галя ему на ухо, — that which must be paid[9].

Кессель напрягся на секунду. Кореянка немедленно это заметила.

— Is something wrong?[10] — кроме всего прочего, с ней можно было поговорить на родном языке.

Ей неоткуда было знать, насколько это — в его случае — плохая шутка, поэтому он расслабился и подыграл.

— Er… Do you expect me talking?[11]

— Это уже из фильма, — по голосу Гали он слышал, что кореянка улыбается. — В книге Бонд начинает грозиться тем, что «Юниверсал» все равно будет его искать. А в это время его обволакивает звериный запах корейца-палача. Я все время думала — откуда у меня deja vu[12], когда я работаю с вами, Эндрю? Вас не обволакивает мой звериный запах?

— Книга не годится, — вздохнул Кессель. — Меня не надо искать — я, увы, всегда нахожусь сам. А запах замечательный.

— Сейчас будет еще замечательнее.

Раздался «чпок!» открываемого флакона. Кессель не знал, что за смеси она использует и кто их готовит, различал лишь отдельные компоненты: пихтовое масло, лаванда, мята, полынь… Пальцы Гали пробежались по спине, скользнули вдоль позвоночника, оставив прохладный след (мята), безошибочно нашли небольшое смещение, вправили точным и сильным толчком костяшек… Суслик зажмурился.

Вот так он мог плавать сколько угодно. И никогда не объяснял Гале, что в нормальном, рабочем, состоянии всех этих смещений, подвижек, мышечной усталости, просто не замечает и не ощущает. И что семь часов сна ликвидируют их с такой же, если не большей, надежностью, что и ее руки.

Зачем же он ходил сюда раз в полтора-два месяца? Ради дозы живого человеческого тепла, как в танцклуб? Да, отчасти. Восстановить в памяти ощущение заботы — пусть даже профессиональной? Да. Но зачем? Если всё в самом деле отмерло — то зачем? Ах, Джек, король Хэллоуина, — как же ты меня подловил… Как же ты мне показал, что отмерло не все.

Он представил очень ясно, почти зримо, Галины руки. Мускулистые руки потомственной крестьянки, хоть и не испорченные черной работой — но совершенно чуждые аристократизма. В меру полные, коротковатые пальцы с почти круглыми ногтями — цвета гончарной глины, которая, когда ее обжигают, становится коричневато-розовой, матовой и звонкой. И, вообразив так явственно эти кисти, которые сейчас творили с ним что хотели, он с некоторым удивлением обнаружил, что фантазия запустила тот самый механизм, который он считал необратимо разрушенным.

Он не стал импотентом. Это проверили еще в лаборатории, сразу. Но и человеческого в его реакциях было ровно столько же, сколько в работе гидравлического аппарата.

А сейчас желание возникло совершенно естественно и спонтанно. Если он подождет минуту-другую, оно пройдет. Возможно, появится снова. Возможно — нет. Суслик вдруг с изумлением понял, что не знает, что делать. Заточенная до бритвенной остроты привычка ловить, поощрять и развивать любое спонтанное движение говорила — не упускай. Профессиональный опыт подсказывал, что именно в этой сфере его предыдущее состояние куда надежней. А память твердила, что он женат. Хотя смерть обоих партнеров вообще-то — более чем уважительная причина для расторжения брака.

Поэтому он загадал, как, бывало, загадывал в той жизни. Подброшенная мысленно монетка завертелась в воздухе.

— Галя…

— М-м-м? — работа крепких пальцев, выбирающих из тела занозы несвободы, ни на секунду не прекратилась. На формулировку высказывания ушло достаточно времени, чтобы предложение в чисто физическом смысле потеряло свою актуальность — но решение было уже принято, и, по крайней мере, следовало дождаться падения монеты.

В конце концов, Суслик избрал именно эту формулу:

— Я хотел бы сделать вам непристойное предложение.

Говорить такие вещи, когда тебе заломили руку к самой шее, не очень умно. Но Галя оказалась великодушна.

— Какой степени непристойности? Зная ваше чувство юмора, я ожидаю чего угодно — вплоть до предложения выпить кофе после работы.

— Увы, я буду банален.

Короткая пауза — Галя отпустила его руку.

— Я должна подумать. Перевернитесь на спину.

Кессель перевернулся. Галя, смазав ладони новой порцией коктейля из масел, принялась энергично месить прямую мышцу бедра. Суслик снова зажмурился — семичасовый сон избавлял его от зажимов и подвижек в суставах, но вот этого ощущения, что ноги наполнены гелием и несут хозяина в сантиметре над землей, сон не давал. Это могла только Галя Чон.

Была еще одна причина зажмуриться: теперь он мог видеть то, что несколько минут назад лишь представлял: коричневато-розовые руки, мощные, как у скульптора. И сосредоточенное, умное лицо. Капельку пота, ползущую по виску. Тонкую черную прядку, выбившуюся из узла и прилипшую к щеке. Полураскрытые округлые губы.

Щелк! — механизм обратной связи снова сработал.

— Вы это имели в виду? — спросила Галя. — Вызвать девушку?

— Нет, — Суслик спокойно посмотрел ей в глаза.

— Когда-то мы обсуждали это, и вы сказали, чтобы я не обращала внимания. Вы переменили мнение?

— М-м-м… во мне что-то переменилось независимо от мнений. Когда мы это обсуждали, ни одна женщина не волновала меня в принципе. И ни один мужчина. Я мог совершенно спокойно смотреть на сколь угодно красивые тела любой степени обнаженности и в любых количествах. И не только смотреть. Вы сразу поняли, что дело вот в этом, — он приподнял голову и коснулся пальцем лба. — Именно здесь ничего не шевелилось.