Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

• Название: Записки рецидивиста
• Автор: Виктор Пономарев
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-218-00741-2

Колония для малолетних преступников, тюрьмы, зоны, лагеря… Вот этапы жизненного пути одного из соавторов этой книги. Три десятка лет, проведенных в местах лишения свободы. С одной стороны, его жизнь и поступки вызывают осуждение, а с другой — сочувствие и сострадание, потому что начало его криминальной «одиссеи» было предопределено суровыми обстоятельствами пятидесятых годов.

Книга написана без всяких прикрас, языком жестким, порой грубым. А разве иначе расскажешь о той среде, где происходят описанные в ней события?

---

Мне даже смешно стало, как это людей стали поштучно продавать и оптом, прямо как раков на базаре. Про раков вспомнил рассказ одного одесского еврея: «Вот вчера, так по пять рублей были, но большие, а сегодня по три, но мелкие. Мелкие сегодня. Я бы вчера по пять взял, но денег не было. У меня и сегодня их нет. Но очень уж мелкие…» Вот и выходит, что за меня прилично еще отвалили, раз вчера взяли. Анекдот, и только. Кому потом расскажи, в жисть не поверят.

2

— На, прикройся, — сказал Александр, когда я лег на нары, и бросил мне какое-то подобие одеяла. — Зорьки еще холодные. А это летняя у нас фазенда, вся в щелях. Зимой-то мы с овцами в кошаре живем. Там с торца мужики себе пристройку сделали, зато тепло осенью и зимой.

Я лежал на нарах. Вот уж не думал, где придется окопаться. Куда только судьба меня не заносила. Ну, посмотрим, что к чему. Главное, не говорить, кто я на самом деле. Документов с собой у меня никаких не было, остались на хате у Николая. Надо «прихериться» (притвориться) пьянчужкой. А что до наколок на теле, не скрывать, что мотал срок пару раз по мелочевке. В общем, «чесать по бездорожью» и «щупать ноги» (готовиться к побегу). Уж больно Санек печальную картину нарисовал.

За мыслями я не заметил, как «улетел в страну дураков». Но это продолжалось недолго. Проснулся я от хриплого голоса:

— Подъем! На работу выходи!

Смотрю, уже светло, мужики стали слазить с нар, позевывая и матерясь, стали одеваться. Я последовал их примеру. Вышел с ними на улицу. Краешек солнца вывалил из-за горизонта. Было тихо, но немного зябко. Поеживаясь, мужики споласкивали рожи из рукомойников, которые были прибиты прямо к стене деревянного сарая. Здоровый рыжий мужик о чем-то разговаривал с Сашкой, рукой показывал на кошару. Подвалила деваха, эдакая «быдла» с опухшей мордой и ведром в одной руке. Под мышкой другой руки она держала «Чернышевского» (черный хлеб) две буханки. Один из мужиков из сарая притащил стопку мисок и ложки, расставил на столе. «Быдла» черпаком разлила по мискам похлебку. Шестеро сели за стол, я тоже сел. Чавкая, все принялись за еду. Я попробовал и пришел к выводу: в «Астории» и «Арбате» кормят лучше, но баланда оказалась не хуже лагерной. В ней плавала крупа и кости, и даже не голые. Сюда бы еще картошечки, подумал я, было бы совсем ништяк. Я ел и присматривался к мужикам. Небритые, помятые рожи, возраст где-то под пятьдесят и выше. Один Санек на их фоне выглядел поприличней. Потом в алюминиевые кружки разлили «байкал» (слабо заваренный чай). Хорошо, хоть горячий был. Я выпил, и мне полегчало, пот выступил на лбу, и голова немного успокоилась.

После трапезы все встали из-за стола. Двое мужиков пошли к кошаре, выгнали отару овец и погнали в сторону восходящего солнца.

— А нам, Саша, куда? — спросил я своего нового знакомого, когда остальные мужики сидели на бревне и курили.

— Сейчас на кошару пойдем, крышу будем перекрывать. А как закончим, будем кошару чистить, прошлогоднее говно вытаскивать. Потом саман начнем делать, кошару ремонтировать. В общем, работы хватит на все лето. Сейчас Иван давал задание мне, он как бы за бригадира у нас канает, а я — помощником у него. Бригада у нас с понтом строительных рабочих, и работаем мы все по найму, на подряде. Ты, Дима, это запомни и смотри не базлань с нерусью. Поработаешь, сам поймешь, что почем. Пиджак сними и свитер. Я тебе стеганку дам, старая, правда, но чистая, Людка постирала, для работы пойдет.

Я переоделся, пиджак и свитерок отнес в сарай, положил под подушку. Она, как и матрац, тоже была набита соломой. Экзотика, одним словом, а не жизнь. Потом впятером мы пошли на кошару. Так начался мой первый трудовой день в рабстве. Работали вручную, никакой механизации. Сбрасывали гнилую камышитовую крышу, потом эти рваные снопы стаскивали в кучу за кошарой. Перед обедом Сашка говорит мне:

— Казбек вон идет работу проверять.

О чем-то Казбек поговорил с Иваном, потом подошел ко мне, спросил с легким акцентом:

— Тэбя, мужик, как зват?

— Дима, — ответил я.

— А фамилий?

— Пантелеев, Ленькин брат, — соврал я, вспомнив выдающегося бандита Леньку Пантелеева.

— А, Лонкин брат? Лонка — эта каторый там Москва Крэмл сыдит? Каторый дарагой и горачий и лубымый? — сказал Казбек, оскалив два ряда «ржавых» зубов.

— Нет, другой Ленька и совсем-совсем холодный. Помер братан-то, — ответил я, а сам подумал: «Юморист, однако. Да был бы Леонид Ильич моим братаном, таскал бы я тут говно за твоим бараном?»

— Откуда будэш? Как суда прыэхал? — снова спросил Казбек.

— Сам я из Саратова, саратовский. А приехал? Узнал, что здесь бригады строителей нужны для сельского хозяйства, вот и приехал. По найму в вашу строительную бригаду на подряд устроился, — ответил я.

Видимо, мой ответ ему пришелся по масти. Он даже заулыбался.

— А сэмья ест?

— Была. Жена и двое детей, да разошлись. Давно уже, лет десять назад, — «гнал я порожняк».

— А сыдэл за что?

Я подумал, что лучше за баклана сойти, поэтому сказал:

— Когда жил с жинкой, один раз погонял ее как следует. Вот и сел за хулиганство. А второй раз — подрался на вокзале, одному менту рукав на кителе оторвал. Второй раз сел, а когда освободился, сюда поехал на работу.

— Давай, работай, раз хотэл, — засмеялся Казбек, и они с Иваном пошли в сторону дома. Иван обернулся, крикнул:

— Сашка, идите пообедайте и снова за работу. Крышу сегодня надо полностью снять.

3

Так проработал я неделю, вторая пошла. А тут праздник — Первое мая. С вечера к нам в сарай зашли Казбек с Иваном, Казбек сказал:

— Завтра саман пойдотэ дэлат.

— Начальник, — сказал кто-то из мужиков. — Так праздник завтра. День солидарности.

Тут уже Иван заговорил:

— Член тебе, Гнедой, солидарность. Ее можно только хорошей работой заслужить, а не бездельем. Что, лучше дурака валять?

— Да нет, начальник, мы просто хотели помыться немного, постирать.

— Смотрите, мужики, сами. Мы тут ящик вина привезли. Думали, вы завтра после работы свою солидарность и отметите. Раз не хотите, придется ящик увезти.

Тут остальные мужики всполошились, загалдели:

— Да ты что, начальник? Не слушайте Гнедого. Конечно, лучше поработаем, а потом выпьем.

— Вот, мужики, и договорились. А ты, Сашка, проследи, чтобы без халтуры работали.

Я сидел на нарах и прикидывал в уме. Это ж надо, как ловко придумано. На чувствах алкоголиков сыграли. За ящик «дурмана» семь человек будут весь день вкалывать.

Так и получилось. Весь день работали, как обычно, а вечером состоялась попойка. Сашка забрал нашу долю «крови сатаны» (красного низкосортного вина), принес шесть бутылок в сарай. Мужики пили на улице за столиком, а мы в сарае на нарах.

Я уже успел присмотреться к Сашке, понял, мужик он неплохой и умеет держать язык за зубами. Мы с ним как-то враз скентовались. Я рассказал ему то, что другим знать было не положено, сказал, что в преступном мире меня зовут Дим Димычем. Рассказал про свою жизнь с детства. Он только головой качал, говорил:

— Это, Дим Димыч, непостижимо, двадцать шесть лет в тюрьмах и лагерях. И сейчас ты попал не в лучшее место. Я вот еще что тебе скажу: отсюда, считай, возврата нет. Для хозяев мы почти дармовая рабочая сила. Они заплатили за нас торговцам живым товаром, и мы стали их собственностью, как бараны.

— Так сколько у них всего баранов в отаре? — спросил я.

— Не считая, Дим Димыч, нас с тобой, тысячи полторы будет, восемьсот совхозных и семьсот собственных, а может, наоборот. Но не в этом дело. Перед тем, как тебе к нам попасть, ночью мы два трейлера загрузили овцами, которые на юг ушли. Контрабандой овцы уходят на Кавказ. А мы свидетели всему этому. Вот хозяева отлично понимают, что если нам удастся уйти отсюда, то мы можем их потом в милиции заложить. Хотя, я полагаю, местная милиция у них куплена с потрохами. Они больше боятся, что мы дальше где в России можем порассказать за весь этот разбой. Вот и вывод: живые свидетели им не нужны. А свидетель тогда только безопасен и сговорчив, когда он мертвый. Так что мы здесь фактически смертники, правда, без нашего на то мнения и согласия. Я вот, когда был у прежних рабовладельцев…

Но Саша не договорил, я влез со своим вопросом:

— Тоже кавказцы?

— А то кто же? Местная публика — калмыки — на такое зверство не способны, они более миролюбивый народ. Я-то их хорошо знаю, не первый год в Калмыкии ошиваюсь. Чего от калмыков не отнимешь, так это напиться и подраться. Это они любят, ни одна калмыцкая свадьба без драки не обходится. Собственно, чабанов-калмыков, этих исконных овцеводов, почти не осталось в республике. Кавказ вытеснил. Хотя кавказцы тоже разные бывают. Но это так, к слову. Ладно, Дима, давай выпьем.

Мы выпили по стакану крепляка, и Саша продолжил свой рассказ: