Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

• Название: Записки рецидивиста
• Автор: Виктор Пономарев
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-218-00741-2

Колония для малолетних преступников, тюрьмы, зоны, лагеря… Вот этапы жизненного пути одного из соавторов этой книги. Три десятка лет, проведенных в местах лишения свободы. С одной стороны, его жизнь и поступки вызывают осуждение, а с другой — сочувствие и сострадание, потому что начало его криминальной «одиссеи» было предопределено суровыми обстоятельствами пятидесятых годов.

Книга написана без всяких прикрас, языком жестким, порой грубым. А разве иначе расскажешь о той среде, где происходят описанные в ней события?

---

После больницы я уехал к матери, пожил у нее. Вернулся к отцу, а Валя уже с каким-то моряком гуляет. Я потребовал от нее объяснения. Она божилась, клялась, что любит меня одного, а это просто товарищ.

Однажды вечером я возвращался домой к отцу. Шел по мосту через речку Чирчик. Смотрю, Валя опять с моряком стоит. Подошел, спросил:

— Валя, что это значит?

Моряк был поддатый, подошел и со словами «Иди отсюда, салага» толкнул меня в грудь.

— Я не с тобой разговариваю, — ответил я.

— Закрой «поддувало» и иди отсюда. Тебе или кому было сказано? — сказал моряк и сильно ударил меня кулаком в лицо, даже глаз у меня стеклянный вылетел.

Видимо, это и было последней каплей. Не помня себя, я выхватил из кармана нож и ударил моряка в живот, он упал на меня. Так я и держал его на ноже, потом откинул в сторону. Валя, увидя это, кинулась бежать, я за ней. Догнал, ударил ее ножом тоже и сам упал рядом. Когда пришел немного в себя, вижу — она мертвая. Я поднялся, взял ее на руки, понес на мост и скинул в речку. Подошел к матросу, тот был готовый. Его тоже перекинул через перила в речку.

Долго глаз искал, но нашел, и, что самое удивительное, целый, не разбился, в пыль упал. Потом я спустился к речке у берега, промыл глаз и поставил на место. Пришел домой, сказал отцу, что поехал к матери. И укатил в Сумы.

Через три дня в Чирчике находят трупы. Передали по радио, чтобы пришли родственники на опознание. Мать Вали опознала дочь. Милиция стала ее спрашивать, с кем Валя встречалась и т. д. и т. п. Мать знала меня в лицо, я несколько раз был у них дома. Вдобавок женщина одна видела ночную драму на мосту, описала мои приметы. Спросили отца, где сын, когда уехал. Это я уже потом узнал. А так, побыв у матери с месяц, решил ехать к отцу. Думаю, там уже, наверное, улеглось. Приехал в Чирчик. Немного не дошел до отцовского дома, как меня взяли менты: скрутили руки, надели наручники, кинули в «синеглазку» (милицейская машина) и отвезли в КПЗ.

На следствии я во всем признался. Оказывается, матрос был коммунистом. Состоялся суд. Выносят приговор: высшая мера наказания, обжалованию не подлежит.

Сижу в Таштюрьме в подвале, в камере для смертников. Жду приведения приговора в исполнение.

А в это время товарищ мой Юрка встает утром, читает газету, а там сообщение из зала суда: «Хадун Анатолий Борисович за убийство девушки и матроса-коммуниста приговорен к высшей мере — расстрелу. Приговор обжалованию не подлежит».

Юра собрался и в милицию прямо к начальнику, говорит ему:

— Товарищ начальник, Хадун зря взял два убийства на себя. Девушку убил я, а он матроса, из ревности.

— Как так? — опешил полковник.

— А вот так. Не верите, давайте очную ставку с Хадуном.

Начальник милиции позвонил в тюрьму, спросил:

— Хадуна расстреляли?

— Нет еще, ждет утверждения Москвы, — последовал ответ.

Юрку в милиции сильно били, дескать, наговаривает на себя и что он никого не убивал. А Юра держится на своем: «Убивал», — и все тут.

Ночью приходят за мной.

— Хадун, выходи!

«Все, — подумал я. — Это конец». Потому что вещи мои забрали, отдали отцу. Он дал телеграмму матери, чтобы приехала. Мне как смертнику дали последнее свидание с матерью. Все, ничего меня уже не связывало с этим миром.

А тут ведут меня по коридору, выводят на улицу, сажают в «воронок». Что бы все это значило, думаю. Привозят в милицию, заводят в кабинет. Смотрю, Юрка. Он вскочил со стула и крикнул:

— Толик, зачем оба убийства на себя взял? Не хотел меня тащить за собой? А я все рассказал, как было на самом деле, и что Вальку я зарезал. Когда ты ударил матроса, она побежала. Я испугался, что она расскажет, догнал и…

Я так сначала растерялся, что ничего не мог выговорить. Постепенно скумекал: Юрка хочет спасти меня от «вышака». Немного придя в себя и успокоившись, я сказал:

— Юра, зачем ты это сделал? Какая разница, кто кого убивал? Так я один пошел бы на плаху, а теперь двоих расстреляют. Ты-то хоть пожил бы, дурак. Ты-то Вальку из-за меня убил.

Снова следствие. Меня били по голове, твердили:

— Хадун, ты убил обоих.

Я стоял на своем, ухватившись за Юркину «соломинку»:

— Я — матроса, Юрка — Вальку.

Милиции, конечно, это был не подарок. Я понимал это. Такой минус их работе. «Сычу» (следователю) определенно накостыляют по самую сурепку.

Короче, пересуд и дают нам с Юркой по пятнадцать лет строгого режима. Так мать Вальки даже приходила, извинялась. Но что я мог ей сказать? Вот, Дим Димыч, какой у меня товарищ верный оказался. Чтобы спасти меня от смерти, своей жизнью, считай, пожертвовал. Сейчас жду этапа, в зону отправят. Юрка уже ушел в Сибирь.

2

К нашей компании подвалились (присоединились) еще двое зеков: Андрей Осетин и Коля по кличке Калмык, хотя он был калмыком наполовину, мать у него русская. Андрей был под два метра ростом, черный, ходил по камере в длинной нижней рубашке, а Коля — молодой красивый парень среднего роста и спортивного телосложения, на свободе занимался вольной борьбой.

Как-то кинули в камеру зеков с этапа. Один из них, крымский татарин лет тридцати пяти, стал ходить по камере и хрипатым голосом материться на всю камеру в адрес надзирателей. Только его и слышно. Ходит по камере блатной наглухо и одно талдычит: «Мрази, гады, твари». Один зек его спрашивает:

— Что это менты тебе так насолили?

— Да «отмели» (отобрали) падлы деньги и анашу.

Вижу, очень уж сильно татарин распоясался, никак не может успокоиться. Подозвал его, спрашиваю:

— Как звать?

— Равиль.

— Чифирь пьешь?

— Пью.

— Толик, — сказал я, — завари чифирю. Человек попьет, может, успокоится.

Толик взял миску, начал кипятить воду. Я подошел к нему и тихо так сказал:

— Кидай каблук от ботинка и вари.

Толик посмотрел на меня, ответил:

— Понял.

И стал вываривать каблук. Вода получилась черная-пречерная. Толик слил ее в кружку и позвали татарина чифирить. Я сделал глоток, сказал:

— Больше не буду, не чифирю.

— Пей сам, — сказал Толик Равилю, — мы только недавно чифирили.

Равиль стал пить и рассказывать, как менты его шмонали и нашли деньги и анашу. Когда он допил, я спросил:

— Ну, как чифирь?

— Класс.

— Кайф поймал?

— Да, — ответил татарин.

Тут я не выдержал, рассмеялся.

— Умри, — говорю, — утухни, фуцманюга. Теперь ты называешься «кожаный чифирист». Толик, покажи ему, что он пил.

Когда показали, татарин вылупил глаза, а я сказал:

— Чувствую, ты первый раз на «киче», ни разу не сидел, а хотел показать себя в доску блатным. Вот тебе и сделали проверочку. Теперь мы знаем, кто ты такой. А то ходишь по камере, жути, страху нагоняешь на людей. Вон, смотри, Толян весь дрожит, зуб на зуб поймать не может, так ты его запугал. Он только чудом из камеры смертников вырвался, а тут ты. Сейчас побежит к «хозяину» просить, чтобы вернули его в «сучью будку». Вот так, Равиль, утухни наглухо, чтобы тебя никто не слышал, а то без яиц можешь остаться. Вот когда выйдешь на волю, если выйдешь, тогда пионерам байки рассказывай, какой ты паханюга был в тюрьме. А тут не надо, ловить нас не хера.

Подошел Андрей, спросил:

— Что вы там с татарином?

— Да проверили, какой он чифирист. Оказался кожаный.

Андрей рассмеялся:

— Ну ладно, давай заварим настоящего.

Толик взял пачку чая и пошел заваривать. Когда заварил, позвали татарина.

— Равиль, иди попей. Вот это настоящий чифирь, — сказал я.

3

Объявили этап. Узнали: идем в Чирчик, зона хорошая. Попал вместе с Толиком Хадуном. Когда собирались на этап, смотрю, на верхних нарах один пузатый мужик так храпит, аж бульбы летят во все стороны, а рядом с ним сидор лежит с сахаром, килограммов десять. Я говорю Толику:

— Цепляй, на дороге пригодится. Мужик, наверное, директор какой или растратчик, вон брюхо какое наел. Ему сахар только во вред, эта «белая смерть» может окончательно доконать его в тюрьме. Проявим милосердие, спасем человека, его дети нам только спасибо скажут. А чего не сделаешь ради детей.

Толик цепанул сидор. Тут открылась дверь камеры, зачитали человек пятнадцать. Надзиратель гаркнул:

— Кого зачитали, на этап выходи!

Мы вышли. На улице стоял стол, на нем гора дел. Называют фамилию, подходишь к столу, говоришь фамилию, имя, отчество, год рождения, статью, срок. Тут же стоит конвой, проходишь шмон и отходишь в сторону.

Нас посадили в «воронок» и повезли в Чирчик-зону, это от Ташкента километров тридцать пять. После бани нас раскидали по отрядам. Я попал к токарям. На распределении спросили специальность — назвался токарем. Для меня важно было попасть в механический цех, где я бы изготовил штангу и гантели и смог бы заниматься.

Токарная работа в основном операционная. Одни гайки точат, другие — дырки к ним, третьи — резьбу нарезают. Неделю постоял за станком, вот и все ученье.