Иван Клулас - Диана де Пуатье

• Название: Диана де Пуатье
• Автор: Иван Клулас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02710-8

Автор многочисленных исследований по истории Франции, лауреат Большой парижской премии 1982 года, член Французской школы в Риме и Дома Веласкеса в Мадриде Иван Клулас с большим успехом знакомит читателя с эпохой последних Валуа. Он блестяще и живо раскрывает образ самой невероятной женщины XVI века, фаворитки короля Генриха II — Дианы де Пуатье, герцогини де Валентинуа. В одиннадцатилетнем возрасте Генрих влюбляется в двадцатидевятилетнюю красавицу Диану, а когда ей исполняется 48 лет, делает ее герцогиней де Валентинуа и дарит дворец Ане. Правы ли были современники, которые утверждали, что она завоевала сердце короля не столько красотой, сколько советами, которые ему давала, и своей любовью к искусству, в котором прекрасно разбиралась? Иван Клулас предлагает свое объяснение тайны очарования Дианы де Пуатье.

---

Лош, 19 сентября.

Остаюсь Ваш преданный отец — Пуатье»[103].

В тот же день он обратился к дочери, умоляя ее приехать в Лош:

«Госпожа моя, супруга великого сенешаля!

С тех пор, как я к Вам писал в прошлый раз, успел переехать в замок Лош, где подвергаюсь самому дурному обращению, какое может испытывать несчастный узник, и, коли Бог мне не поможет, долго не сдвинусь отсюда, а поскольку все мои упования — на Вас с супругом, молю его прийти и поговорить со мной. Если же для него это невозможно, молю, чтобы соблаговолили приехать Вы. Вы не могли бы доставить мне большей радости, чем явившись меня повидать. И мы смогли бы обсудить, о чем Вам следует сказать Мадам. Когда же Вы встретитесь с нею, уместно будет попросить отпуск, дабы меня навестить. Заклинаю Вас проникнуться такой жалостью к своему несчастному отцу, чтобы Вам захотелось его проведать, и, коли это для Вас возможно, привезите с собою г-на де Лизье, чьему доброму расположению я вверяю свою судьбу. У меня сердце разрывается оттого, что я смею молить Господа о чем-либо ином, нежели даровать Вам то, чего Вы пожелаете.

Лош, 19 сентября.

Ваш преданный отец — Пуатье»[104].

Жан Ла Венёр, епископ Лизье, первым разоблачивший заговор, также получил послание от Сен-Валье, датированное тем же числом. Заключенный молил его обратиться к великому сенешалю и его супруге, дабы те как можно скорее приехали в Лош[105].

Тем временем следствие шло полным ходом. Члены комиссии распорядились в присутствии Сен-Валье прочитать текст его первого допроса, проведенного Жаном Бриноном, текст, в котором он сообщил об аудиенции у Луизы Савойской, имевшей место в Лионе летом 1522 года, затем — о его поездке в Бутеон-ан-Форс к коннетаблю. В ответ на вопрос следователей Сен-Валье отрицал, что ему было известно о содержании договора между Бурбоном и императором и что он встречался с Борэном[106].

Однако 24 сентября один из участников заговора, Эктор Данжеруа, сеньор де Брюзон, известный также как Сен-Бонне, признал, что заметил Сен-Валье в комнате, где коннетабль вел переговоры с Борэном[107]. 23 октября, после того как на это противоречие указали подозреваемому, он сознался, что и в самом деле видел представителя императора и ознакомился со статьями договора[108]. На следующий день он выдал все подробности[109], а в ноябре полностью подтвердил свои показания[110]. Пытаясь оправдаться, Сен-Валье уверял, будто если он не донес о заговоре, то лишь с целью узнать о нем побольше, а затем выдать королю. Но подобные ухищрения не пошли ему впрок. Франциск I уже в ноябре дал указания судьям:

«Мы не видим ни причин, ни оснований, каковые могли бы побудить нас даровать прощение Сен-Валье или сохранить его исповедь в тайне. И мы повелеваем озаботиться, дабы скорее покончить с этой историей, ибо она имеет особую важность и чревата последствиями, известными всякому и не попускающими действовать с прохладцей, но поступать мужественно и благочестиво, не щадя тех, кто проявил подобную злокозненность, трусость, бесчестность, измену, клятвопреступление, ведая о нашествии и о том, что ныне враги наши изо всех сил тщатся всеми средствами полностью разорить нас, наших детей, подданных и все королевство, не почли долгом поставить нас в известность. И когда бы ни один из наших верных и честных подданных не проник с отвагою в число заговорщиков и не поведал о заговоре, мы удалились бы в дальние края, оставив попечение об Отечестве Бурбону вкупе с госпожой нашей матерью, и коннетабль в полной мере исполнил бы злостный свой замысел, обратив в руины и обрекши гибели все наше королевство».

Следовало вынести «окончательный приговор виновным и поелику возможно скорее казнить, дабы те, кто мог бы участвовать в заговоре, видя сей пример, отказались от своих злокозненных намерений».

В результате 7 ноября судьи решили усовершенствовать расследование, учинив подозреваемым пытку, дабы убедиться, что те ничего не забыли рассказать о своих сообщниках. Сен-Валье предстояло претерпеть «умеренное дознание, буде врачи сочтут, что лихорадка тому не помехою»[111]. На самом деле члены комиссии не спешили вынести заключение. Они ссылались на то, что параллельно ведут следствие в отношении лекарей коннетабля в Тулузе и Памье, дабы подтвердить двурушничество главного свидетеля[112].

В декабре король, потеряв терпение, поручил Парижскому парламенту закрыть дело. В виде компенсации за сделанные ими признания наименее значительные подозреваемые были помилованы, и первым — Эктор Данжеруа. сеньор Сен-Бонне[113]. Совсем иному обращению подвергся Сен-Валье: 23 декабря его перевели в парижскую тюрьму Шатле.

Парламент 8 января 1524 года получил недвусмысленный приказ короля начать судебный процесс[114]. Приговор был вынесен 16 января[115]. Уличенного в преступлении против короля, отца Дианы лишили всех титулов, прерогатив и приговорили к обезглавливанию на площади Парижа. Приговор не избавлял его от пыток, предшествующих казни: «Объявляется, in mente Curiae, что, прежде чем приступить к исполнению сего приговора, означенный суд приказывает подвергнуть упомянутого Сен-Валье пыткам и чрезвычайному допросу, дабы получить из его уст более обширные сведения о прочих сообщниках». Создается впечатление, что Сен-Валье избрали искупительной жертвой, поскольку других обвиняемых либо освободили, в обмен на их разоблачения, как Сен-Бонне, либо приговорили к недолгому тюремному заключению, и 23 января парламент распорядился привести приговор в исполнение[116].

Луи де Брезе и Диана уже давно начали кампанию, пытаясь обелить своего тестя и отца в глазах короля, королевы и Луизы Савойской. Прибыв ко двору в Блуа, великий сенешаль мог рассчитывать лишь на собственные силы, в чем и признавался маршалу де Монморанси: «Если хотите знать, господин мой маршал, в каком положении я оказался, могу вас уверить, что мне пришлось говорить в одиночку, ибо я не сыскал никого, кто согласился бы помочь. Однако вера моя в доброту повелителя столь крепка, что, надеюсь, все закончится хорошо».

Тем временем финансовые трудности Короны и начало следствия по делу суперинтенданта Санблансе отодвинули преследования сообщников коннетабля на задний план[117]. Франциск I чувствовал недовольство знати и парламента, считавших вчинение Бурбону иска из-за наследства неловким ходом, ибо именно этот процесс подтолкнул его к предательству. Вдобавок король не желал настраивать против себя де Брезе, коему поручил защищать границы Нормандии, в то время как опасность вторжения англичан оставалась весьма грозной. А потому в знак особого расположения через три дня после утверждения смертного приговора Сен-Валье Франциск I послал великому сенешалю 25 бутылок вина: 10 — белого и 15 — красного. Такая любезность, по-видимому, означала возвращение королевской милости, что возродило надежды великого сенешаля. «Уверяю вас, господин мой маршал, — писал он своему корреспонденту, — что без доброты и благоволения повелителя я был бы несчастнейшим из дворян на всем белом свете, однако упование на то, что ему ведомы истинно преданные слуги, сняло с души моей большую часть тяготившего ее бремени (…). Владыка оказал мне великую честь и удостоил лучшей пищи, чем заслуживает человек в моем состоянии, ибо он пожелал, чтобы я и впредь принимал участие в Совете и споспешествовал деяниям оного»[118]. Итак, все изменилось, когда угроза вторжения англичан и имперских войск исчезла, а народ и парламент начали изъявлять симпатии к коннетаблю.

Канцлер Дюпра прибыл в парламент 15 февраля, но не для того, чтобы, как надеялись парламентарии, сообщить о желанном помиловании, а с требованием привести приговор в исполнение и казнить Сен-Валье. Оставалось лишь подчиниться. Утром 17 февраля двор направил своего первого судебного исполнителя, Жана де Сюри, посетить осужденного и выяснить, можно ли его подвергнуть допросу. Посланец констатировал, что Сен-Валье болел всю прошлую ночь и «так сильно страдал, что не мог подняться с постели»[119].

Такое заключение избавляло Сен-Валье от пытки «испанским сапогом», но не должно было отсрочить казнь. В соответствии с обычной процедурой приговор огласили в присутствии всего двора и канцлера. Сделал это Жан де Виньоль, один из четырех нотариусов и секретарей короля, прикомандированный к парламенту. В тот же день осужденного должны были отвезти на Гревскую площадь и отрубить ему голову. Все имущество казненного подлежало конфискации и отходило королю.

Сен-Валье выслушал приговор в тюрьме Консьержери из уст Карла Люксембургского, графа де Русси. Ему надели на шею орден Святого Михаила, а затем сорвали. Приговоренному объявили также, что он лишается командования королевским отрядом Сотни дворян и звания ее капитана[120]. Зато Сен-Валье предоставили несколько минут, дабы настоятель церкви Святой Магдалины Жан Марлен помог ему приготовиться к смерти. Потом вместе с Жаном де Виньолем прибыл секретарь суда по уголовным делам Жан Малон. В ответ на их требования новых признаний Сен-Валье заявил, что ему нечего добавить к уже изложенному, и разрешил священнику открыть все, сказанное им на исповеди[121]. Сен-Валье попросил разрешения оставить кое-какие средства своим верным слугам, незаконнорожденному сыну Этьену и в приданое законной дочери Франсуазе, коли на то будет соизволение короля. При этом он напомнил, что поместье Сериньян не может быть отнято у его старшего сына, поскольку расположено в Папской области[122].