Иван Клулас - Диана де Пуатье

• Название: Диана де Пуатье
• Автор: Иван Клулас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02710-8

Автор многочисленных исследований по истории Франции, лауреат Большой парижской премии 1982 года, член Французской школы в Риме и Дома Веласкеса в Мадриде Иван Клулас с большим успехом знакомит читателя с эпохой последних Валуа. Он блестяще и живо раскрывает образ самой невероятной женщины XVI века, фаворитки короля Генриха II — Дианы де Пуатье, герцогини де Валентинуа. В одиннадцатилетнем возрасте Генрих влюбляется в двадцатидевятилетнюю красавицу Диану, а когда ей исполняется 48 лет, делает ее герцогиней де Валентинуа и дарит дворец Ане. Правы ли были современники, которые утверждали, что она завоевала сердце короля не столько красотой, сколько советами, которые ему давала, и своей любовью к искусству, в котором прекрасно разбиралась? Иван Клулас предлагает свое объяснение тайны очарования Дианы де Пуатье.

---

Неизвестно, кто доставил это сообщение Диане. Вполне вероятно, это был один из Гизов, и скорее всего — кардинал Лотарингский. И в самом деле, несмотря на искреннюю и глубокую скорбь, королева Екатерина вовсе не затворилась в затянутой трауром спальне, как полагалось по этикету, а немедленно переехала в Лувр вместе с новыми суверенами и Гизами. Коннетабль, будучи великим мажордомом, вынужденный сидеть у останков Генриха II, волей-неволей остался во дворце де Турнель.

Герцог Гиз тотчас занял апартаменты герцогини де Валентинуа, расположенные рядом с королевскими, а его брат кардинал — комнаты Монморанси.

Франциск II, испытывавший к матери любовь, страх и уважение, предложил ей власть. Однако Екатерина мудро предпочла действовать исподволь, выставив на первый план Гизов. Таким образом она вынуждала дядей Марии Стюарт делиться с ней властью, распоряжаться которой те рассчитывали в любом случае. Герцог Гиз получил под командование войска, а кардинал Лотарингский — прерогативы премьер-министра. Что до коннетабля, Франциск II дал ему «освобождение от трудов и обязанностей придворного», и Монморанси вернулся в Шантийи. Бертрану, Хранителю Печатей, пришлось уступить место канцлеру Оливье. Д’Авансон покинул пост сюринтенданта финансов[572].

Судьба Дианы оставалась неопределенной. Герцог д’Омаль попытался было растрогать братьев и вступиться за свою тещу, но «кардинал Лотарингский гордо ответствовал ему, что тот должен радоваться, обеспечив путем неравного брака великие богатства и завидное положение на несколько лет, однако ныне тот же союз делает его одиозной фигурой и покрывает позором, а потому в интересах достославного Дома Гизов — мало-помалу стереть из памяти людской сие постыдное воспоминание, удалив герцогиню от двора. Д’Омалю следовало бы понимать, что удерживать ее тут невозможно, не оскорбляя тем самым королеву-мать, а именно ее-то и надлежит ограждать от подобных и иных неприятностей. В общем, д’Омаль обязан сохранить и достойными деяниями упрочить положение, которым, к стыду своему, был обязан официальной фаворитке последнего царствования[573]…».

Таким образом, в тот момент единственной санкцией против Дианы было запрещение появляться при дворе, относившееся также к ее дочери, герцогине де Буйон. При этом мадам де Валентинуа никто не изгонял из Парижа, и она могла попрощаться с царственным любовником из окна собственного особняка.

Она наблюдала 13 августа за шествием похоронной процессии через всю столицу в сторону Сен-Дени. На парадном ложе несли изображение ее возлюбленного, высеченное Франсуа Клуэ. Скульптор весьма точно воспроизвел черты лица покойного. Одежды короля и убранство кареты были выдержаны не в белом и черном — цветах Дианы, а лиловом, ибо таков цвет королевского траура. Однако среди цветов лилии кое-где мерцали еще «Н» со скрещенными полумесяцами, образующими двойное «D».

Никогда не подумала бы герцогиня, что столь трагически дорого заплатит за мир, который должен был стать ее триумфом.

Отличаясь практическим складом ума, Диана никак не ожидала, что обычный турнирный поединок может закончиться смертельным исходом. Ни она, ни королева Екатерина, при всей склонности последней к астрологии и толкованию снов, сначала даже не заметили аллюзии в 35-м четверостишии первой «Центурии» Нострадамуса, фигурировавшей в издании его «Пророчеств», подаренном в 1555 году Генриху II:

Юный лев одолеет зрелого
На поле брани в странном поединке,
В златой клетке единым ударом лишится
Обоих очей, а затем придет жестокая смерть.

Отправляясь в ссылку, Диане оставалось лишь оплакивать свою судьбу: она потеряла мужчину, давшего ей гораздо больше, чем корону, — власть, право влиять на политику, людей и искусство. Но и после его смерти герцогиня намеревалась посвятить себя культу воспетого дю Белле полубога, возлюбленного сына Марса и Венеры, чьей высочайшей жрицей она была:

Увы, он был сражен насмерть обломком копья.
Тот, кто на войне явил непобедимую отвагу.
Но, прежде чем умереть, он сотворил так,
Что его время восстановило золотой век.
И при жизни был так любим всеми.
Что сами Боги ему завидовали…
Так высеките же на его усыпальнице:
«Здесь упокоился король Генрих, бывший любовью мира сего»[574].

Глава IV ПОСЛЕДНИЕ ОГНИ

После похорон короля Диана осторожности ради удалилась из Парижа. Она уехала в одно из своих поместий Бейн, расположенное между Лимуром и Ане. Оттуда герцогиня писала Себастьяну де Л’Обепину, епископу Лиможскому и брату государственного секретаря Клода де Л’Обепина; 20 августа по просьбе своего зятя д’Омаля и верного Жана д’Авансона Диана послала епископу документы, доказывавшие ее права на маркизат Кротоне, только что признанные в статье Като-Камбрезийского мирного договора[575].

Поскольку королева Екатерина публично не выражала никакого возмущения, в ноябре Диана вернулась в Париж. Там она занялась устройством дел своих детей. Финансовый совет должен был изучить вопрос о передаче в дар Генрихом II герцогу д’Омалю и герцогине де Буйон доходов с соляного склада в Ла Рош-сюр-Ион. Доклад предстояло делать сюринтенданту финансов Шарлю Ле Прево, сеньору де Гранвилю. Диана попросила 25 ноября коннетабля повлиять на де Гранвиля, чтобы дело в первом же слушании решилось в пользу ее детей. Просила она также добиться отмены штрафа бывшему получателю доходов от склада в Ла Рош-сюр-Ион некоему Рибольдо по прозвищу Ла Гийотьер, который, впрочем, принадлежал к числу слуг коннетабля: этого наказания требовал от Счетной палаты королевский прокурор, что привело к аресту имущества Рибольдо, а д’Омаль и герцогиня де Буйон считали это несправедливым, опасаясь, несомненно, как бы часть ответственности не пала и на них. В том же письме герцогиня де Валентинуа призывала коннетабля не оставить своими щедротами монастырь Кающихся грешниц в Париже, которому сама покровительствовала с давних пор и в 1553 году сумела добиться от короля ежегодной ренты в 2 тысячи ливров, уплачиваемой главным казначеем Парижа из «отчислений, получаемых в качестве платы за титулы, для погашения долгов, легализации документов, предоставления гражданства, пошлин за совершение сделок, взимаемых Счетно-аудиторской палатой Парижа»[576].

Герцогиней де Валентинуа двигало все то же неизменно свойственное ей стремление сплотить своих родных и друзей. Долгий жизненный опыт доказал ей необходимость поддерживать целую сеть доброжелателей, для того чтобы добиваться своих целей. Однако она не боялась и лично принять бой, когда нападение принимало ясный и целенаправленный характер: например, когда Екатерина Медичи решила завладеть Шенонсо.

Королева нанесла визит в Шенонсо в сопровождении всего двора[577]. Имение очаровало ее. Ссылаясь на изначальную принадлежность этих земель королевскому домену, Екатерина потребовала возвращения Короне ее имущества. Но Диана, некогда прибегнув к фиктивной продаже имения Бойе, потратила десять лет на тяжбы, чтобы исключить Шенонсо из числа королевских владений, а потому сначала весьма успешно противостояла королеве. Через три месяца после смерти короля, в октябре 1559 года, она все еще участвовала в преобразовании кутюмов Турени как владелица Шенонсо, представленная доверенным лицом — мэтром Этьеном Табуа. Тогда Екатерина сменила тактику. Вместо того чтобы прибегнуть к конфискации, как это было проделано с герцогиней д’Этамп, королева предложила обмен. За Шенонсо она отдавала Диане замок Шомон, купленный ею 31 марта 1550 года у Шарля-Антуана де Ла Рошфуко и его супруги Антуанетты д’Амбуаз за 120 тысяч ливров[578].

Этот обмен был выгоден для Дианы: земли Шомона на треть превышали стоимость Шенонсо. А потому после очень недолгих переговоров соответствующий документ был подписан в замке Блуа во время пребывания там короля в конце 1559 года. Королеву-мать представлял кардинал Лотарингский, а герцогиню де Валентинуа — советник короля Франсуа Марсель, сеньор д’Авердон. Утверждение договора состоялось в Шиньоне несколько позже — в мае 1560 года: отсрочка произошла из-за вспыхнувшей в королевстве смуты. Противники Гизов составили против них Амбуазский заговор, в последний момент случайно раскрытый в марте 1560 года. После казни участников его организации Ла Реноди и других Екатерина вместе с королем и молодой королевой Марией Стюарт поехала праздновать свой и Гизов триумф в Шенонсо. По такому случаю замок и подступы к нему чудесным образом преобразились: символические композиции и девизы провозглашали величие короля и его матери, а также отдавали дань глубочайшей скорби Екатерины, поклявшейся вечно хранить память об усопшем супруге. Замок, отданный королем в залог особой нежности к фаворитке, был призван хранить воспоминания о супружеской любви, над которой не властно само время. А чтобы полнее отпраздновать победу, Екатерина пообещала себе продолжить и превзойти в великолепии все усовершенствования дворцового комплекса, начатые Дианой.