Михаил Швецов - Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига

• Название: Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига
• Автор: Михаил Швецов
• Жанр: История

«Ложь — основа государственной политики России». Именно политики (и не только в России) пишут историю. А так называемым учёным, подвизающимся на этой ниве, дозволяется лишь охранять неизвестно чьи не сгнившие кости в специально отведённых местах, не пуская туда никого, прежде всего дотошных дилетантов, которые не подвержены колебаниям вместе с курсом правящей партии, а желают знать истину. Фальшивая история нужна политикам. В ней они черпают оптимизм для следующей порции лжи. Но почему ложь им ценнее? Да потому, что именно она позволяет им достичь сиюминутной цели — удержаться лишний месяц — год — срок у власти. За их враньё платит народ своей «шкурой».

Но мы с тобой не временщики, мы здесь навсегда. Поэтому истина — вот основа нашей жизни и сегодняшнего выживания в условиях полицейского режима, фальшиво называемого демократией.

---

Геройство и смекалка Давыдова принесли ему европейскую славу. Даже Вальтер Скотт повесил у себя в кабинете портрет этого русского воина. А у себя в России ему, многажды жертвовавшему своей жизнью ради исправления ошибок политического руководства и ради изгнания оккупантов с родной земли, приходилось скрывать, что он партизан и правая рука Кутузова в тылу врагов. Александр I боялся вооружения простого народа, немало претерпевшего от врага в захваченных им регионах страны — разорённые крестьяне могли направить свой гнев и против царя. «Трогать врага не моги». Доходило до того, что крестьяне, участвовавшие в борьбе с французами, подвергались наказаниям со стороны помещиков и властей. Так бывает почти всегда: тираническая власть боится своего народа больше, чем иноземцев. И запросто готова вступить в сговор с врагами; так было раньше, так и теперь. Ну, а Кутузов и Давыдов удостоились немилости государя императора: не лезь вперёд царя, даже если он и Романов. А этот глупец повёл войска до Парижа, желая уничтожить зверя в его логове и ради «всего света», вопреки мнению Кутузова. В результате понесённых Россией и народом жертв выиграла Европа и всё та же Англия.

Хочется сказать несколько слов и об упомянутой выше книге воспоминаний Фаддея Булгарина. Одно то, что она не переиздавалась при Советской власти, о многом говорит: содержала ненужные и идеологически опасные откровения. Развязная коммунистическая литературная критика закидала его имя грязью, но даже читающая публика не знала и не понимала, за что его поносят и ругают! Книга и теперь невероятно интересна и возвращает автора в ряды допущенных к читателю властителей умов. А Булгарину-то уж есть о чём рассказать! Как в книге Н. Задонского, в ней тоже говорится о событиях, предшествовавших явлению Наполеона в Россию. В частности, о войне со Швецией по причине присоединения Финляндии к России. Булгарин сам участвовал в ней. Но насколько же его описания живы, потрясают искренностью чувств и поступков. Что значит увидеть, а не только услышать! Именно там со всей полнотой проявился полководческий талант Барклая де Толли и Багратиона, одержавших победу в невероятных условиях холода, голода, слякоти на незнакомой территории. Был там и Денис Давыдов. Так и хочется спросить: не шведские ли партизаны научили его воевать?

За свои подвиги Давыдов был удостоен самых скромных наград (в сравнении с нерусскими любимчиками царя). Остаётся только сокрушаться, что за взятие оккупированного французами города Гродно он получил Георгиевский крест IV класса, да и то, кажется, случайно, — вместо барона Корфа, которому Александр I жаловал Георгий II класса (если бы тот взял город). Жертвовать жизнью — не значит получать самую высокую награду. Скорее наоборот, начальству лучше, когда герой уходит на тот свет — чтоб не мозолил глаза своими подвигами. Конечно, царь желал Давыдову смерти, а он всё жил и жил, побеждал и побеждал. Многие сверстники, пребывавшие всю войну в штабах и резервных частях, обгоняли его в чинах и украшались орденами посолидней… Каково герою всё это видеть и чувствовать собственной «шкурой»? Как любить людей после такого? Но любить надо — иначе смерть одиночества…Военные испытания — не всегда из разряда самых тяжёлых. После войны — новые потрясения. Царь, следуя требованиям злой памяти, лишает героя генеральского мундира. Потом окажется — «по ошибке». Как же быть, если и объяснений не с кого взять? Так он и жил, смещённый государём на задворки его неблагодарной памяти, но писал и писал — для своих потомков, для таких, как мы с тобой. Ради любви к нам Давыдов был согласен стрелять и «из пушки по воробьям». Лишь бы как-то пригодиться. Но Александру I угодны были другие «герои», такие, как Аракчеев [61*], который стал послушным и жестоким проводником кощунственной идеи императора о создании в России военных поселений. Это была месть Александра народу-победителю, без того задыхавшемуся в условиях крепостного права. Цитированный выше Н. Задонский («Денис Давыдов») рассказывает о сути и последствиях нововведения. Гениальный русский художник И.Е. Репин провёл детство в военном поселении и с ужасом вспоминал то грозное время (см. «Далёкое близкое»*, 1986).

Если для борьбы с гражданским населением России сгодился злодей Аракчеев, то кого же захотел Александр I иметь палачом терских и гребенских казаков в ходе развязанной, так называемой Кавказской войны? Выбор пал на отважного генерала Ермолова, который оставил воспоминания, изданные, естественно, после его смерти, но попавшие под нож романовских редакторов (Записки А.П. Ермолова. 1798–1826 гг. — М.: Высш. шк., 1991. — 463с.). В них генерал восхищается своими казаками как лучшими воинами. Со стороны противника упоминаются лишь князья и вожди с мусульманскими фамилиями и прозвищами; нет ни слова, ни намёка, что шла война с русскими казаками, поселившимися на краю Российской империи. Ермолов жесток на войне, но не ради самой жестокости: «во имя меньшей крови». Г.В. Носовский и А.Т. Фоменко пишут про эту странную для нас, прошедших краткий курс скалигеровской истории, войну в книге «Славянское завоевание мира» (М.: Астрель; АСТ 2010): «с.64. Согласно нашим исследованиям, казаки-мамелюки пришли в Египет из Средней Руси, завоевали его и основали там правящую династию, просуществовавшую до конца XVIII века. Связь мамелюков с Кавказом действительно существует и состоит в том, что они завоевали также и Кавказ и правили там под именем ТЕРСКИХ И ГРЕБЕНСКИХ КАЗАКОВ. Правление казаков на Кавказе, вероятно. продолжалось вплоть до самой Кавказской войны начала XIX века. В которой Романовы, по-видимому, уничтожили в том числе и старое кавказское казачество под видом «непокорных горцев»».

Далее ФН цитируют средневекового историка Орбини, заслуживающего серьёзного изучения, который «с. 81…пишет и о царице Тамаре, которая тоже была, оказывается, славянкой. Что прекрасно соответствует обнаруженным нами свидетельствам, согласно которым средневековыми правителями Закавказья и, в частности, Грузии, где правила знаменитая царица Тамара, — были ТЕРСКИЕ И ГРЕБЕНСКИЕ КАЗАКИ. Именно они, как выясняется, упоминаются в летописях XVI–XVIII веков под именем ГРУЗИНСКИХ ЦАРЕЙ. Причём к современным грузинам (картвелам) они, по-видимому, не имели никакого отношения. Отметим, что согласно сохранившимся документам Посольского Приказа, нерусскоязычная переписка грузинских царей с Москвой в XVI–XVII веках велась не на грузинском, а на греческом, персидском и арабском языках, причём сами имена грузинских царей того времени были ТАТАРСКИМИ, а не грузинскими. Грузинский язык появляется в грамотах очень поздно и то лишь в переписке с ИМЕРЕТИНСКИМИ, а не грузинскими правителями».

Желание Романовых угодить «и нашим и вашим» не раз отдавало рикошетом. В основном, их подданным. Внушённая им иностранцами идея спасения «всего света» (теперь это называется «общечеловеческими ценностями») толкнула и Николая I гасить огонь революции в Европе. В «благодарность» та устроила ему кровавую бойню в Крыму. Разочаровавшись во всех и вся, царь принял яд…

Европа любит применять термин «общечеловеческих ценностей», понимая под этим, прежде всего, свою выгоду. Кто откушал её идеологическое варево, тот и будет отравлен. Об этом писал Достоевский в «Дневнике писателя», сегодня ему вторит публицист Кунгуров [76]. Великий русский мыслитель даже считал, что если бы Россия выиграла в Крымской войне, то вся Европа двинула бы на нас. Также он полагал, что подобного сценария можно было бы ожидать и после нашего триумфа в войне с французами — если бы Австрия и Пруссия не находились в союзе с Россией и не приписали себе победу над Наполеоном!

По сути, Европа лишила Романовых искреннего уважения, потому что перестала бояться, как это было до того. Давай, почитаем вместе ФН [64*], которые объясняют, почему иностранных послов в столице Руси принимали «высокомерно» и, в свою очередь цитируют И. Забелина:

«с. 579. Обряды…которые при Московском дворе сопровождали приём гостя, ШЛИ ОТ ГЛУБОКОЙ СТАРИНЫ…Государь предварительно делал гостю церемониальный приём… В назначенный день за гостем посылали царский экипаж, великолепно убранный, карету или сани, смотря по времени года… Приёмная палата была наполнена боярами, окольничими, думными и ближними людьми, стольниками, стряпчими и московскими дворянами… Так как все эти чины собраны были для церемонии, для увеличения придворного блеска и торжественности, то в сущности ЭТО БЫЛ ТОТ ЖЕ ВОЕННЫЙ СТРОЙ… ОНИ СИДЕЛИ НЕПОДВИЖНО И ХРАНИЛИ САМОЕ ГЛУБОКОЕ МОЛЧАНИЕ, так как полата казалась пустой и был слышен малейший шорох или шёпот. ПРИХОДИВШИХ К ГОСУДАРЮ ГОСТЕЙ НИКТО НЕ ПРИВЕТСТВОВАЛ ДАЖЕ И НАКЛОНЕНИЕМ ГОЛОВЫ. Нередко это приводило в смущение, ставило в неловкое положение послов, и они, НЕ ПОНИМАЯ МОСКОВСКОГО ЭТИКЕТА, НЕ ЗНАЛИ, ЧЕМ ОТВЕЧАТЬ НА ТАКОЙ ХОЛОДНЫЙ ПРИЁМ ПРИДВОРНЫХ…Посол, отмечая в своих записках подобный приём, писал, что и он в этом случае вёл себя так же СУХО И ХОЛОДНО. Во дворце на лестнице и на крыльце (говорит Варкоч) «стояло множество бояр в лохматых шапках и кафтанах, шитых золотом. НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ ПОКЛОНИЛСЯ МНЕ, почему и я, с моей стороны, не сделал им никакого приветствия».