Алексей Слаповский - Мои печали и мечты (Сборник пьес)

• Название: Мои печали и мечты (Сборник пьес)
• Автор: Алексей Слаповский
• Жанр: Драматургия
• Год: 2012

Пьесы Алексея Слаповского идут на сценах многих театров мира и, конечно, в России (около 30 театров). Эта драматургия балансирует на грани драмы и трагикомедии, она довольно сильно отличается от его же экранизированных сценариев, где все, по выражению автора «ласково, нежно и утешительно». Слаповский-драматург, не скованный необходимостью быть в формате, свободен, он, если взять название одной из пьес, «Не такой, как все». И эти пьесы, что важно, интересно читать, поскольку идея-фикс Слаповского: вернуть драматургии статус полноценного литературного вида.

---

КОРИШНЕВ (тоже встает с бокалом). Нет моих таких красивых слов, друг мой Вася Яшнев, чтобы выразить свою признательность за такие твои, без базара говорю, душевные слова! Выражаю свое согласие на обручение, а насчет холдинга погодим, у меня капитал хоть маленький, да свой, я уж как-нибудь сам обернусь!

ЯШНЕВ. Уважаю за гордость, друг мой Сергей Коришнев, а насчет маленького не горюй — денежка к денежке липнет, достигнешь еще моего благосоизмерения, если, конечно, конъюнктура не подведет!

И тут все замирают. А покойники, сидящие в углу, высвечиваются бледным светом, и Самолишенец комментирует.

САМОЛИШЕНЕЦ. Это он спьяну предложил.

ПОКОЙНИК. Не спьяну, а по чистому велению души.

САМОЛИШЕНЕЦ. Какое еще веление? Он что, бизнеса не понимает? Это к большой денежке денежка прилипает, а от маленькой отскакивает, да еще ее и прихватывает! Дело известное, сам в живую пору купцом был. (Оживляется). Вот помню, приволок я из далекой страны Китая четыре воздушных обоза мелкого товару…

АКТЕР. Да постой ты со своим товаром! Дай рассказать человеку!

Самолишенец обиженно отворачивается.

ПОКОЙНИК. Ну, так. Выпили за это дело, да и разошлись. Яшнев все больше богатеет (Самолишенец кивает головой и поднимает палец: «А я что сказал?»), открыл банку, инвестиция за инвестицией к нему так и прут, впору лишнее отгребать. А Коришнев, такое, значит, дело, поиздержался. Да и как? — дельце-то маленькое, а казенных людишек много, и каждому свой кусок требуется. Коришнев, к примеру, пирожки печет, а Авдотья продает.

Авдотья выходит с плетеной корзиной.

ПОКОЙНИК. Не успеет выйти — городовой мимо идет, как не дать пирожка городовому? Один она ему даст, а второй он сам возьмет, какой городовой одним пирожком сыт будет?

Проходит Городовой, происходит то, о чем повествует Покойник.

ПОКОЙНИК. А там, глядишь, инспектора пойдут — и тебе пожарный, и тебе санитарный, и тебе налоговый, а то и вовсе неизвестно кто, документов не предъявляет, но взгляд такой нехороший, что лучше ему уж дать, чем не дать.

Проходят Пожарник в каске, Городовой в милицейской фуражке, Санитар в белой шапочке и Неизвестно кто с нехорошим взглядом. И все нагло берут пирожки.

Авдотья печально глядит в пустую корзинку.

ПОКОЙНИК. И остался наш Коришнев на нуле. Хотел на цареву службу устроиться, но Яшнев об этом узнает, достает свою дорогую красивую мобилу и говорит Коришневу.

ЯШНЕВ. Обижаешь ты меня, дорогой мой друг, Сергей Коришнев. Иль ты не знаешь, что у меня банк собственный? Приходи, я тебе отсыплю кредита без всякого процента.

КОРИШНЕВ. Благодарствую, друг мой, Вася Яшнев. Кредит возьму, но, как все, с процентом! Не могу я твоей совестью пользоваться, у меня своя есть!

ПОКОЙНИК. И взял Коришнев кредит, и начал сызнова свое дело. Однако, как ни старался, а опять обнулился. Опять хотел на нищенскую цареву службу податься, но тут Яшнев берет свою дорогую красивую мобилу и опять ему звонит:

ЯШНЕВ. Сызнова обижаешь ты меня, друг мой, Сергей Коришнев! Ну, обнулился, с кем не бывает? Возьми у меня еще кредита, все у тебя поправится!

Самолишенец нервно вскакивает.

САМОЛИШЕНЕЦ. Не верю! Да где это видано! Человек кредит не вернул, а ему новый дают! Или, может, у этого Яшнева банк не свой был, а казенный?

ПОКОЙНИК. Свой.

САМОЛИШЕНЕЦ. Тогда — бред! Сказки!

ПОКОЙНИК. Но он же друг его был.

САМОЛИШЕНЕЦ. А хоть брат! Сроду такого не слыхал! Брешешь!

АКТЕР (Самолишенцу). Хоть и сомнительно, но ты, Евгений, тоже совесть имей! Покойники не брешут!

БЛУДНИЦА. Ну, это кто как. Ты и покойный брешешь!

АКТЕР. Я не брешу, а фантазирую! Я актер! И не мешайте человеку!

Коришнев говорит с Авдотьей.

КОРИШНЕВ. Что с тобой, Авдотьюшка? Неужто опять пуста? Я ж тебе пирогов вдвое больше напек, чтобы было и дать, и продать.

АВДОТЬЮШКА. Твоя правда. Всем дала, как обычно, глядь — поп идет, дай, говорит, на церковь, но только добровольно. Как на церковь не дать? Дала. Добровольно, само собой. Потом глядь: человек со значком идет. Ты, говорит, торгуешь в свой карман, а мы, говорит, вместе с моей партией по названию Общая Россия, будущее строит! Совестно мне стало. Я тоже будущего хочу. Ну, и дала на Общую Россию. В общем, муж мой, Сергей, когда городовой явился, у меня ничего не осталось. Он говорит: раз не пирожками и не деньгами, давай мне другой натурой. Я, конечно, послала его куда подальше, но засела обида в моем сердце. Горит она и болит. Я, наверно, не выдержу, помру.

КОРИШНЕВ. Не умирай, Авдотьюшка! Как ты меня оставишь, как сына Яшеньку бросишь?

АВДОТЬЮШКА. Жаль мне тебя, муж, а сына Яшеньку еще жальче, но терпение мое истощилось. Не могу больше. Не обессудь, помру. (Уходит).

КОРИШНЕВ (бросается за нею). Авдотьюшка! Мне и хоронить тебя фактически не на что!

ПОКОЙНИК. Не послушала его Авдотья, померла. На похороны он деньги, конечно, нашел. Но остался при этом опять совсем без капитала.

К горюющему Коришневу подходят Яшнев и Дарья.

ЯШНЕВ. Не печалься, друг мой, Сергей Коришнев. Бог дал, Бог и взял. А тебе сына растить. А скажу я тебе вот что! Видишь ты, какая складывается неудачная конъюнктура! Брось ты свои кондитерские забавы, а иди ко мне компаньоном. Я твой бизнес за миллион куплю, будет это твой компаньонский капитал. И развернемся мы с тобой во всю ширь — мужик ты честный, хоть и неудачливый!

САМОЛИШИНЕЦ. Не верю! Хоть режьте меня, не верю! За миллион бизнес купить — которого и нет! Да не бывает такого!

БЛУДНИЦА и АКТЕР (в два голоса). Не мешай!

КОРИШНЕВ. Спасибо, милый мой друг, Василий Яшнев. Только не стоит мой бизнес ни полушки. Хочешь не хочешь, а пойду если не на цареву службу, то внаймы. Все ж таки я худо-бедно, экономику знаю, меня в торговые приказчики.

ДАРЬЯ. Не мне, бабе, мужчину учить, Сергей, но смотри в оба: мухлюют-то хозяева, а отвечает-то приказчик!

КОРИШНЕВ. Ничего! Честному человеку бояться нечего!

Самолишенец фыркает и крутит головой.

Коришнев надевает фартук, встает к прилавку.

ПОКОЙНИК. И стал Коришнев приказчиком в москательном магазине. И такой был он приветливый, такой обходительный, что враз поднял хозяину прибыль в два раза, а потом еще в два. А хозяин тот был от другого хозяина. И он эту прибыль от главного утаил. И грянула тут ревизия. И обнаружилось противоречия: по документам прибыли столько-то, а фактически меньше! Вызвали городового.

ГОРОДОВОЙ. Ну что, москательная душа? Как отвечать будешь — по закону, али по понятиям?

КОРИШНЕВ. А какая, ваше благородие, отличительная разница данной презумпции?

ГОРОДОВОЙ. Ишь ты, грамотный, что ли? Раздражаешь меня? Толкую: по закону — на каторгу тебя сошлют. А по понятиям: возвращаешь хозяевам всю прибыль и столько же мне за мою доброту!

КОРИШНЕВ. Что же мне делать? И в каторгу неохота, и прибыли взять неоткуда!

САМОЛИШЕНЕЦ. Ага, знаю, что будет! Сейчас друг Яшнев появится!

ПОКОЙНИК. Нет. Друг Яшнев об этом ничего не знал.

САМОЛИШЕНЕЦ. И Коришнев ему не позвонил?

ПОКОЙНИК. Нет.

ГОРОДОВОЙ. Ну, раз в каторгу неохота, насчет прибыли мог подсказку сказать. Есть у меня на примете один разбойник, Тырьев фамилия. Он разбойник тайный, по ночам на большую дорогу выходит, хапнет куш — и след простыл. И живет барином, и подступки к нему нет. Я было подлез, а он мне в рыло документ сунул, а по тому документу он есть депутат народной думы и лицо юридически неприкасаемое. Ты вот что, ты вотрись к нему в доверие, пусть он тебя на дело возьмет. А как возьмет, ты ему грабить не препятствуй, ты, главное дело, дай знать, где и как. Тут я его и хапну с поличным. Ну, и придется ему половину этого поличного мне отдать, как правоохранительному органу!

КОРИШНЕВ. Как же это? Неужто ты, власть, меня грабить посылаешь?

ГОРОДОВОЙ. А что, сам я буду руки марать? На то я и власть, чтобы другие грабили, а я регулировал! Да не будь меня, чего было бы? Кто бы кого хотел, тот того бы и грабил! А я всегда укажу — кого надо грабить, кого не надо. Внутренняя экономическая политика это называется! Всех урезонил, один Тырьев у меня из рук утекает! Так что даю тебе время день, да ночь, а утром скажешь, куда хочешь — на каторгу или ко мне в помощники.

Городовой уходит.

Коришнев, подумав, лезет на прилавок с веревкой.

КОРИШНЕВ. Знаю, что грех, прости, Господи, а на каторгу безвинно не могу идти. Они там мою человеческое достоинство унизят, а у меня, кроме достоинства, ничего не осталось! А разбойником тем более быть не смогу. И ты, сын Яшенька, прости меня. Но разве приятно тебе было бы знать, что папа каторжник или разбойник? Пусть уж он лучше самолишенец будет! А больше всего, Авдотьюшка, ты прости меня, потому что мы там не встретимся, твоя душа в раю обретается, а я…