Синклер Льюис - Капкан

• Название: Капкан
• Автор: Синклер Льюис
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1965

В заключительный, девятый, том вошли рассказы "Вещи", "Скорость", "Котенок и звезды", "Возница", "Письмо королевы", "Поезжай в Европу, сын мой!", "Земля", "Давайте играть в королей" (перевод Г. Островской, И. Бернштейн, И. Воскресенского, А. Ширяевой и И. Гуровой) и роман "Капкан" в переводе М. Кан.

---

Он взялся прилаживать мотор к транцу своей лодки, прищемил себе ногти, выругался и негодующе уставился на Ральфа. Он рычал, что деревца, срубленные на мачты, чересчур толсты и не войдут в гнезда, а когда выяснилось, что они в самый раз, сердито насупился и объявил: «Все равно чересчур хлипкие, не выдержат».

— Слушай, да займись ты хоть чем-нибудь! — гаркал он на Ральфа. — Сидит тут, любуется на себя.

Когда Ральф рискнул было спустить в свою лодку ящик копченой свинины, с трудом балансируя на планшире, придерживаясь одной рукой за неструганый край причала, Вудбери взорвался:

— Господи боже ты мой, куда ж ты лезешь с этим ящиком вперед: грузу место в центре!

Ральф безропотно терпел эти окрики, страдая от сознания своей ненужности, чувствуя, что только мешается у всех под ногами. К Луи, самому младшему и наиболее утомленному жизнью проводнику, он обращался с заискивающей любезностью, к Чарли — с сыновней почтительностью, к Вудбери — с благоговением; и когда великий вождь бледнолицых снизошел до того, чтобы выслушать его хвалебное: «На этом деле, Вэс, ты собаку съел, что и говорить», — Ральф исполнился благодарности.

Несмотря на кипучую деятельность коммерческого директора, дело, как ни странно, подвигалось к концу.

Соскальзывая на дно лодки, каждый тюк словно сжимался в объеме. Поначалу казалось, что груза вдвое больше, чем они могут взять на борт, а между тем в байдарках каким-то чудом половина места оказалась свободной.

Посреди каждой лодки было оставлено как бы гнездо для бледнолицего. Постельная скатка вместо сиденья и тут же, под рукой — все игрушки: рыболовная снасть, ружье и даже гребок. (Правда, когда работал мотор! Вудбери приходилось перебираться на корму.) Индейцы даже не думали возражать, когда городские неженки время от времени делали вид, будто помогают вести неповоротливые байдарки: только бы не окатывали брызгами от весел. А после первых двух-трех раз индейцы и смеяться перестали…

Уже совсем можно бы трогаться, если б не любимая игрушка Вудбери — подвесной мотор. Он ловко сидел на транце, хорошенький, сверкающий, в полной боевой готовности и — единственная беда — не заводился.

Он даже голос не желал подать. Напрасно Вудбери битых полчаса, чертыхаясь, дергал за стартовую веревку — хоть бы что!

С бревенчатого причала за остервеневшим Вудбери сокрушенно наблюдал Ральф. Других свидетелей не было. На первых порах население Киттико — пятеро белых и девять индейцев — тоже высыпало поглазеть на сборы, но Вудбери, переживая горькое разочарование в жизни, встретил их без обычного радушия, и они разбрелись. Индейцы-проводники, управившись с погрузкой, расположились на куче опилок на берегу и предоставили событиям развиваться своим ходом.

Отправиться в путь на этой неделе или в будущем году — какая разница? Хватило бы только свиной грудинки и сигарет.

Ральф разбирался в моторах не лучше и не хуже всякого, кто всего лет десять или двенадцать как водит автомобиль. Он отличал баранку от рукоятки ручного тормоза и умел заливать воду в радиатор. Лодочный мотор был для него точно языческое диво: круглая штуковина, один-единственный ребристый цилиндр, длинная рукоятка, и больше ничего не понять.

Когда Вудбери на секунду оторвался от мотора и стоял, меряя его возмущенным взглядом, будто прикидывая, что бы такое сказать ему пообидней, Ральф отважился:

— Ты не допускаешь, что засорилось питание?

Покачиваясь в лодке, Вудбери, словно умирающий великомученик, воздел руки в немой мольбе и терпеливо изрек:

— Да, гениальные мозги надо иметь, чтобы додуматься до такого! Эх, и помощи мне от тебя! Ну, разумеется, я ведь только раза два, не больше, продул жиклер, пока ты тут пялишь глаза!

Ральф отошел на дальний конец причала и, заинтересованно рассматривая двух болотных курочек в густом бурьяне, с тоскою думал о Йельском клубе.

По причалу не спеша подошел торговый агент «Компании Гудзонова Залива». Видно было, как Вудбери внизу в байдарке весь напружинился, готовый при первом же замечании одним прыжком взять пятифутовую высоту и задушить непрошеного советчика. Агент, с виду похожий на священника и щедро наделенный даром истинно духовного красноречия, сощурил один глаз, всколыхнулся от удовольствия, хрюкнул: «В бачке клапан забило» — и, ссутулясь, зашагал прочь, с презрением, которого было достаточно, чтобы не только от Ральфа, но и от великого Э. Вэссона Вудбери осталось мокрое место.

Ральф заметил, как Вудбери весь ощетинился, точно кошачий хвост, подыскивая достойный ответ. Но заметил он и другое: Вудбери осмотрел клапан бачка, поковырялся в нем, схватил стартовую веревку и дернул.

И в ту же минуту мотор чихнул и застрекотал ровно и чисто, словно миниатюрный аэроплан.

Выпрямившись во весь рост в лодке, сжав кулаки, Вудбери воззрился на Ральфа, как бы говоря: «А ну, скажи хоть слово…» Ральф поспешил сделать как можно более равнодушное лицо. Вудбери метнул свирепый взгляд в другую сторону, на индейцев: индейцы крепко спали. Уязвленный людскою черствостью, вождь оскорбился, ушел на время в горькое раздумье о беспримерных обидах, нанесенных ему, затем взревел:

— Ну, вы как: намерены отправляться в байдарочный поход или, может, нет?

Так была спущена на воду славная флотилия; так стартовала легендарная экспедиция в безвестную глубь Севера.

Вышла к порогу вигвама одинокая индейская скво и поглядела им вслед. А больше ни одна живая душа не ведала, что Ральф Прескотт и Э. Вэссон Вудбери повернули колесо истории.

На две недели их жизнь свелась к монотонной рутине: продвигаться вперед, останавливаться, удить щук, двигаться дальше.

Пробирались на шестах по мелководью, кружили на веслах по извилистым протокам, а временами Вудбери тянул их на буксире под стрекот мотора, убаюкивающий, словно жужжание пчелы. Вошли в озеро Уоррик: неоглядная ширь, бесчисленные островки и на дальнем берегу — черные скалы в причудливых узорах рыжего лишайника. В тихую погоду полированную гладь воды рассекала головная моторка, а при попутном ветре шли под парусом.

Борта лодок выступали над водою всего на каких — нибудь четыре дюйма, и их частенько захлестывала волна. Ральф содрогался при мысли, как беспомощна байдарка под парусом. До берега много миль. Наткнется такая скорлупка на подводную скалу — и мгновенно ко дну, а ему и четверти мили не проплыть.

Он старался побороть себя, высмеивал собственное малодушие, ставил себе в пример Вудбери, который, казалось, беззаботно наслаждался парусными прогулками, и все-таки не мог не гадать о том, много ли у него шансов выплыть к берегу в случае аварии.

А между тем вокруг была красота: искрились волны, гнулись под ветром, точно крылья чайки, треугольные паруса, а вечером за них опускался оранжевый диск солнца и паруса загорались золотом.

В такие часы Ральф ненавидел своих проводников.

Он привык к тому, что индейцев называют «суровыми и молчаливыми». Как знать? Индейцам-кри, во всяком случае, молчаливость была столь же свойственна, как отвращение к виски. Правда, сидя на веслах, они еще умели помалкивать; правда и то, что благословенный рокот мотора заглушал их болтовню. Но когда шли под парусами в тишине и Ральф совсем было настраивался на то, чтобы упиваться красотою, отрешившись от своей постылой застенчивости и робости, тут его проводники, один — на носу, другой — на корме, принимались тарахтеть, словно прачки, хихикать, точно школьницы, и обмениваться остротами с экипажем флагманской лодки.

Частично, как он мог заключить по их ржанию, эта несносная и нескончаемая трескотня состояла из сальных историй, частично, судя по насмешливым взглядам, это были язвительные замечания по адресу его и Вудбери. Индейцы в его лодке говорили только на кри; он не мог ни понять их, ни хотя бы приказать им умолкнуть. Да и потом ему хотелось держаться с ними «добрым малым», не портить отношений. Он слушал, страдал, и час от часу росло его раздражение.

Из озера Уоррик вошли в широкую Мэнтрап-Ривер и двинулись по направлению к Озеру Грез, где рассчитывали пополнить свои запасы провианта и горючего: на Озере Грез была расположена фактория Мэнтрап — поселок с лавкой общества «Братья Ревийон», скупочным пунктом «Компании Гудзонова Залива», торговым заве* дением купца по имени Джо Истер и несметным населением: человек двенадцать белых и — в летнее время, когда трапперы бездельничают, отдыхая от зимних трудов, — пять-шесть десятков индейцев.

Ральф окреп. Он был способен спать на земле так же сладко, как на перине, он с аппетитом уплетал свиную грудинку и только самую малость опасался парусных прогулок и порогов. Уже раз шесть индейцы крутыми зигзагами проводили его суденышко через кипящие пороги, и он не пугался больше при виде стремительно летящих на лодку утесов.