Габриэль Витткоп - Убийство по-венециански

• Название: Убийство по-венециански
• Автор: Габриэль Витткоп
• Жанр: Современная проза

---

А в это время городские кафе, освещенные а giorno[29], переполнены острословами, авантюристами, шпионами и жуликами - в треуголках, со сдвинутыми на ухо масками они болтают, смеются и слушают. Обмен визитами происходит до полуночи, в притонах идет игра. Сквозь рыжеватый туман запотевших стекол видно, как маски под покровом баутт прохаживаются и склоняют головы, вынимая руку из муфты лишь перед столами, где игроки «на интерес» безотлучно проводят целые часы, пытая удачу в «пятнадцать», «сто», пассди, фараон, бассет, баккара, пароли и бириби, пока канделябры роняют им на шляпы слезы желтого воска. Также одетые в маски, пробираются сквозь толпу продавщицы кренделей, цветочницы в коротких юбках и девицы легкого поведения, лишь символически скрытые сендалем[30]. Густой, жаркий до одурения воздух этой адской пещеры насквозь пропитан смесью всевозможных духов и зловонных запахов, оседающих на зеркалах жирными слоями. Публика остается здесь до тех пор, пока Канал Гранде не окрасится свинцовым оттенком, прежде чем его скроют из виду лодки огородников. А между тем, омывая дворцы в обрамлении запаршивевших львов, огибая тайные сады, где дохнут мухи с белыми брюшками, мрачно плещет чернильный поток - Стикс без ив и камышей. Быть может, в следующий миг город внезапно поглотит водная пучина. Ночь всегда приносит с собой нечто в тот час, когда зеркала до краев наливаются тьмой. Через мост быстро движутся фонари. Откуда-то доносятся зловещие и непристойные песнопения. Раздается долгий крик. Во дворе палаццо светится сигнальный огонь галеры. Можно назначить тайную встречу в «Уомо Сельваджио» - трактире с дурной репутацией, где служанки составляют компанию клиентам и где подают пикет[31] под названием Альфабето, по пять сольдо за стакан. Это поистине коварное пойло, насыщающее кровь купоросом, а рот - селитрой, гнусное и шалое зелье, которое развязывает язык. Он и она сидят здесь в масках. Указательным пальцем она чертит узоры в лужице вина на столе.

И вот, наконец, то, что нельзя обозначить датой - постепенно приходящее открытие, смутное осознание, неясное смятение и намеки, но в то же время и большая осторожность, ибо отныне все становится значимым. Кто-то что-то увидел. Кто-то что-то услышал. А это значит, что надлежит усилить механизмы сдерживания, установить более изощренный церемониал, проникнутый кисло-сладким притворством, полуулыбками, лаской и коварством.

Они стоят друг против друга в салоне, одинакового роста и в чем-то похожие. Быть может, он предпочитает муку тревоги ране бегства. Она знает, что он все понял. Бледный клейкий шнур, кровянистая спираль все еще связывает их вместе. Иногда взгляд вдруг вспыхивает острым клинком.

Тогда из бездны вздымается мрачный прилив, чудовища возникают из него и внезапно исчезают, повинуясь резкой абсурдности сна. И, как во сне, меняется освещение, меняются декорации, и невидимые оркестры рыдают и воют в лабиринтах пещер.

Это время благоприятно для припарок. Нужно лишь собрать ингредиенты: шафранный омежник, чей стебель, если его надломить, истекает желтым, как гной, соком, зловонную, маслянистую руту, скорбную наперстянку и коварный лютик, молочай по прозвищу бородавник, дурман по прозвищу «труба архангела», очиток по прозвищу молодило, крестовник, называемый параличником, черный паслен и луковицы морского лука. Нужно суметь распознать их темные рельефные листья, зубчатые, как петушиный гребень, или рассеченные, как хвост креветки, их мертвенно-бледные ягоды, пурпурные кровоподтеки на стеблях цикуты, гнилостную вонь мандрагоры и печальную элегантность аконита. Именно последний становится причиной цианоза, от которого кожа сереет, представляя собой весьма любопытное зрелище, между тем, как цикута вызывает спазмы, похожие на эпилептические и чрезвычайно интересные для наблюдения. Но ничто не сравнится с эуфорбией по рецепту Катарины Сфорца. Этот препарат, прозванный ad tempus[32] за то, что он действует медленно, приступами, является одним из самых простых в приготовлении, берется ли за основу млечный сок стеблей, семенное масло или даже оба этих компонента вместе. Его действие столь же эффектно, сколь и анонимно, оставляемые им следы спорны, и, зная рецепт, даже ребенок мог бы без труда изготовить его на маленькой печке.

Несносный хор голубей, угнездившихся под карнизом кровли, комментирует действие. Кто-то плачет. Течение уносит прочь маленькую туфлю розового атласа, грязную и истерзанную. С наступлением вечера явится старая крестьянка с корзиной. Сдохло уже два кота, и поговаривают, что от крысиных укусов. Ночью крысы пробегают с первого этажа на пьяно нобиле[33].

Венеция, май 1772

Моя дражайшая сирена,

доставив мне удовольствие своим визитом, окончание коего, однако, безмерно меня огорчает, кавалер любезно согласился взять с собой это письмо - оно неотлучно пребудет в его багаже до передачи лично в Ваши прекрасные руки. Гондола уже прибыла к моим дверям, дабы отвезти нашего друга в Местре, где он сядет в один из экипажей, постоянно отбывающих оттуда в Германию. Все мы исполнены зависти к кавалеру. Но почему, спросите Вы, ведь Германия - холодная и сумрачная страна с весьма варварской музыкой?.. Однако же здесь мы не можем ни чихнуть, ни кашлянуть без того, чтобы Мессир Гранде сию же минуту не был уведомлен о том своими сикофантами. У стен есть уши, у замочных скважин - глаза, шпионы рядятся в сутаны аббатов и лохмотья комедиантов, и даже монашки занимаются этим подлым ремеслом. Самые рьяные шпионы - слуги, куртизанки и особенно гондольеры, хотя последние могут доносить только об увиденном, так как пределы их слуха - иное дело. Можно прибегнуть к шепоту или передать записку под покровом фельце, и только одно это нас и спасает: con I Dieci c’e la tortura, con I Tre la sepoltora[34] . Впрочем, без гондольеров, водящих знакомство с горничными и гувернантками, любовные приключения были бы не столь легко осуществимы. Вы смеетесь, не правда ли, ведь во время Вашего визита, столь убийственно краткого для наших сердец, взорам Вашим предстал лишь безупречно галантный облик города, где, как говорят, все невесомо и скоротечно. Но что сказать тогда об этих наследственных распрях, этих дьявольских приступах ревности и убийствах из алчности? Что значат все эти клинки, яды, эти мешки, сброшенные ночью в Канал?..

И в то же время здесь не прекращаются балы, концерты и празднества. Многие этим довольствуются, но у церковных ворот женщины из хороших семей, скрытые под черным сендалем, и почтенные мужчины в бауттах часами простаивают на коленях перед плошками для сбора милостыни. Ах, моя дорогая, я не стану лить горький вермут в это прекрасное вино, ибо с готовностью признаю, что, если б Ваши перси не были лучшим образцом красоты во всем свете, первенство досталось бы Венеции. Что же ныне служит здесь предметом обсуждения?.. Одни лишь престранные вещи. Из поцци[35] вытащили священника, чья кожа стала совершенно зеленой. Недавно состоялась казнь некого Дзуане Сабино - этот отец семерых детей, неразлучный с четками, был схвачен in flagranti[36] при попытке задушить маленькую девочку, которую перед тем изнасиловал. Она была у него на счету десятой. Сначала ему отрубили руки и мужское достоинство, затем четвертовали и повесили вниз головой при большом стечении народа. Кровь брызнула на обе колонны, и сразу же после этого ни в одном кафе на Пьяцца не осталось свободных мест. Вчера в Сан Самуэле представляли чрезвычайно забавную комедию «Il cavaliere di Ripafratta»[37]. Сейчас здесь дается множество прекрасных комедий и концертов, и надо непременно слышать Джомелли за клавесином в «Фолии» Корелли.

Прощаюсь с Вами, моя дорогая и горячо любимая сирена, ничего более к тому не добавляя: Вам ведомо мое сердце.

Это письмо правдиво от начала и до конца. Венеция, в которой, как говорят, все невесомо и скоротечно, знает и жестокую любовь, и разрушительные страсти, и когда они завладевают такой женщиной, как Марчия Дзольпан, бремя их сокрушает ее, а длительность изнуряет. Она не ожидала катастрофы от той эскапады в 1766 году. В Фузине были лишь поиски приключений. Хотелось познать любовь не только сапфическую и распрощаться наконец с девственностью. О привязанности не шло и речи. Было желание бросить вызов. Испробовать силы. Сыграть в поддавки. Но игра увлекает, и теряешь все, ничего не выиграв. Альвизе оказался трусливым и слабым, из тех мужчин, что не умеют настоять на своем, даже будучи влюбленными. Навеки униженная, Марчия вернулась к прежнему образу жизни, в конечном счете, весьма приятному, ибо ей, как сироте и наследнице, семья являет лишь привлекательные лики, по крайней мере, если судьба позаботится об удачном их сочетании. У женщин же Марчия удостаивает любви лишь телесный покров, в остальном жестоко их презирая.