Томас Рид - Смертельный выстрел

• Название: Смертельный выстрел
• Автор: Томас Рид
• Жанр: История

---

- Ах, какая красивая молодая леди!

- Ты правду говоришь, Феба! И красивая, и добрая такая. Мне так жаль, что она покидает это место. Много черных пожалеет об отъезде своей дорогой, молодой леди... А масса-то Чарли Кленси! Да что я! И забыл совсем, что теперь его ничто не обеспокоит... Умер, пожалуй! Тогда леди пожалеет его... все глаза выплачет о нем.

- А ты разве думаешь, что между ними было что-нибудь?

- Думаешь! Я сам видел, Феба! Видел, как они гуляли в лесу, когда я бывал там на охоте. Много раз видел. Молодые белые леди не встречаются так зря с джентльменами, если не любят друг друга... К тому же Джулия сказала это Джупу, а Джуп выдал этот секрет мне. Это тянется давно, еще до того, что масса Чарли уезжал в Техас. А большой полковник Армстронг ничего не знает об этом. Святые мои! Узнай он только, он убил бы Чарли Кленси... Да вот бедняга умер поди и без того. А что, если нет? Ну, Феба, прочти письмо и скажи, что леди пишет... если только это она писала. Может, что-нибудь и узнаем об этом.

Феба вынула письмо из конверта и мало-помалу, хотя и с трудом, из-за отсутствия долголетней практики, прочитала его от начала и до конца. Оба сидели какое-то время молча, размышляя о том, что они узнали. Первым заговорил Билль.

- Я и раньше знал многое из того, что здесь написано, но есть и новое; все равно, старое или новое, но мы ни слова не должны говорить о том, что молодая леди написала. Слышишь, Феба, ни одного слова! Надо спрятать письмо, и никто не должен знать, что оно у нас. И никто не должен знать, что негр нашел его. Если это узнают, нечего говорить, что будет со мной. Синий Билль отведает бича... или еще чего получше. Дай слово, Феба, что ты никому ни слова... Штука тут опасная, серьезная.

И оба, прежде чем заснуть, дали слово друг другу, что будут немы, как рыбы.

Всю ночь провела Елена без сна. Враждебные, неприязненные чувства к Чарльзу Кленси не давали ей спать. И еще одна женщина не спала на расстоянии какой-нибудь мили от нее; но чувства ее были не враждебны, а полны сердечной тревоги. Это была мать Кленси, которая, как уже было сказано, недавно только овдовела и до сих пор еще носила траур.

Ее покойный муж, происходивший из хорошей ирландской семьи, покинул Ирландию и поселился в Нашвиле, крупнейшем городе штата Теннесси, где селились в то время многие ирландские семьи. Здесь он женился. Сама она - уроженка города Теннесси из семьи колонистов, живших раньше в Старой Каролине. В Америке, как и везде, ирландцы редко богатеют, а тем более ирландские джентльмены. Нажив себе состояние, они дают полный простор своему гостеприимству, которое доходит до расточительности, приводящей в конце концов к полному разорению. Таков был и капитан Джек Кленси, который промотал как свое собственное состояние, так и состояние, полученное им за женой. Результатом этого явилось переселение на Миссисипи, где жизнь была несравненно дешевле, и он надеялся удержать остатки своего имущества. Но надежды его не оправдались, и он решил переехать в Северо-Восточный Техас, куда и отправил сына для наведения первоначальных справок. Сын привез домой благоприятные вести, но не застал уже отца в живых.

Потеря мужа едва не свела в могилу бедную женщину и совершенно расстроила ее здоровье; можно было с достоверностью сказать, что второй утраты она не в силах будет перенести. Вечером рокового дня она сидела у себя в комнате, освещенной тусклым светом единственной свечи; тяжелые предчувствия мучили ее, и она то и дело прислушивалась, не раздадутся ли шаги ее сына. Отправляясь на охоту, он и раньше задерживался, но она, зная страстную любовь его к охоте, всегда прощала ему. На этот раз, однако, он запоздал дольше обычного. Уже наступила ночь, когда олени отправляются на ночлег, а с факелами он никогда не охотился. Одно только могло задержать его... Она давно уже заметила задумчивый его вид, прислушивалась не раз к вздохам, исходившим как бы из глубины самого сердца. Слухи, ходившие кругом и переданные ей, быть может, служанкой, дали ей возможность узнать, кто приобрел любовь ее сына. Мистрис Кленси нисколько не была огорчена этим; лучшей невестки, чем Елена Армстронг, она не знала во всем округе, причем не красота и не социальное положение играли в ее глазах главную роль, а благородный характер девушки, о котором она так много слышала. Вспоминая свою молодость и свидания украдкой с отцом своего сына, она не могла быть в претензии на последнего, если только это было причиной его продолжительного отсутствия.

Когда же часы пробили полночь, а его все еще не было, ею начала овладевать серьезная тревога. Молодая девушка не могла и не посмела бы отлучиться в такой поздний час. Не могло этого быть и потому, что Армстронги, как известно всему соседству, должны были уезжать рано утром. Обитатели плантации давно уже удалились на покой, и причиной отсутствия ее сына не могло быть свидание. Что-нибудь другое должно было задержать его. Что же? Время от времени она вскакивала с места, выходила за дверь, долго всматривалась в дорогу, шедшую мимо ворот коттеджа, и прислушивалась, не раздается ли шум шагов. С вечера было совсем темно, теперь же луна сияла в полном блеске, но, несмотря на это, на дороге никого и ничего не было видно.

Час ночи, а тишина все та же. Сердце матери сжалось, и она с большой тревогой стала ходить и прислушиваться к малейшему звуку, доносившемуся к ней из лесу.

Два часа! А сына все еще нет!

- Где мой Чарльз? Что могло задержать его?

Почти те же слова, которые произносила Елена Армстронг несколько часов тому назад, но только в другом месте... слова, вызванные разными чувствами, но одинаково чистыми и беззаветными. Возлюбленная считала себя осмеянной, забытой; мать мучилась предчувствием, что у нее нет больше сына.

Прошел еще час, и вот почти перед самым рассветом мистрис Кленси увидела вбежавшую через ворота собаку с обрывком веревки на шее и узнала в ней любимую охотничью собаку сына. Появление собаки, обрызганной грязью и запачканной кровью, открыло ей ужасную истину. Усталая от бессонной ночи, измученная ожиданием, она не в силах была выдержать этого рокового удара. Как подкошенная, свалилась она на землю, где ее увидела единственная оставшаяся еще у нее невольница, которая подняла ее и отнесла в дом.

Последний взгляд на любимые места.

В то время как служанка хлопотала около своей госпожи, все еще не приходившей в сознание, с дороги донесся стук колес проезжавшего мимо тяжелого воза и крики погонщиков.

Запряженная четырьмя сильными мулами фура была нагружена всевозможной домашней утварью. Рядом с ней шел кучер-негр, а за ним еще несколько темнокожих слуг.

Едва этот поезд скрылся из виду, как на дороге показался другой экипаж на этот раз более легкая повозка, запряженная парой кентуккских лошадей. Кожаный верх повозки был откинут, и всех сидящих было ясно видно. На козлах сидел черный кучер, и рядом с ним девушка-мулатка. Это была Джулия.

На заднем сидении мы узнали бы еще одно знакомое лицо. Только выражение его грустное и расстроенное. Так же печальны были лица двух остальных пассажиров - полковника и другой его дочери.

Они ехали по дороге в Натчез, откуда намеревались направиться в Техас, а в фуре, проехавшей перед ними, они увозили все, что неумолимый кредитор дозволил им взять из дорогого для них дома.

Полковник сидел грустный, низко опустив голову. В первый раз в жизни он чувствовал себя глубоко униженным, и это чувство заставило его выехать так рано: он старался избегнуть встречи со знакомыми лицами, боялся видеть их огорченными. К тому же еще одно обстоятельство вынуждало спешить: пароход отходил из Натчеза на заре и необходимо было поспеть в город к этому времени.

Старшая дочь плантатора грустила не меньше его, имея на то свою причину.

Всю ночь Елена не сомкнула глаз ни на минуту и теперь лицо ее было мертвенно-бледным, под лихорадочно блестящими глазами лежали темные круги. Она не обращала внимания ни на что встречавшееся по дороге и едва отвечала на замечания сестры, с которыми та время от времени обращалась к ней, очевидно, желая развлечь ее. Но и у самой Джесси, всегда веселой, было тяжело на душе: ей не хотелось расставаться с домом, где она выросла, и страшно было заглянуть в будущее, где, вместо роскоши и довольства, их, вероятно, ожидают многие лишения, как и предупреждал ее отец.

Елена вовсе не думала о перемене жизни, она не боялась бедности и примирилась бы со всеми лишениями, лишь бы Чарльз оставался верен ей! Но он изменил, и теперь ничто уже не интересовало ее. Она чувствовала, что не может ни забыть его, ни простить, и горе с новой силой охватило ее, когда повозка поравнялась с фермой Кленси. Елена думала: "Вот здесь спит тот, кто на всю жизнь сделал меня несчастной. Неужели он может спать?"

Чувство ее было так сильно, что, несмотря на все старания, она не могла скрыть его, и счастье, что отец, поглощенный собственным горем, не обратил внимания на дочь. Сестра же заметила ее волнение и угадала причину, но не сказала ничего, зная, что есть минуты, когда выражение участия даже самого близкого человека бывает неуместным.