Семен Луцкий - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Семен Луцкий
• Издательство: Berkeley Slavic Specialties
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 1-57201-062-2

В настоящем издании наиболее полно представлено творчество Семена Луцкого (1891–1977) — поэта «первой волны» русской эмиграции. В «литературном Париже» Луцкий был знаком со многими «знаковыми фигурами» той поры: В. Ходасевичем, Г. Адамовичем, М. Осоргиным, А. Ладинским, Б. Божневым, В. Андреевым и другими.

В книге полностью воспроизводятся два прижизненных поэтических сборника С. Луцкого (1929 и 1974 гг.), и впервые публикуется большое количество ранее неизвестных стихов. Проза поэта представлена в разделе «Очерки». Также публикуются письма С. Луцкого, в частности к М.А. Осоргину и В.Л. Андрееву. Завершают книгу воспоминания о поэте.

---

V. «Стало тихо в жутком доле…»

Стало тихо в жутком доле
После этих слов,
Содрогнулся поневоле
Миллион голов…

По привычке суеверно
Ожидая бед,
Все надеялись: наверно
У поэта бред.

Но тупой своей природе
Каждый верен был,
Увидав на небосводе
Очертанья крыл…

VI. «…”Зловещая, злобная птица”…»

…«Зловещая, злобная птица», —
Кричали они, увидав…
Один — на колени, молиться,
Другие — бежали стремглав.

«О, милые, я ли лукавый?
Я с вестью благой от Отца»…
Но плакали грешный и правый
И страшного ждали конца.

А самые смелые — стрелы
И камни метали в него…
— Так ангел божественно-белый
Иное познал естество…

VII. «Он застонал от боли…»

Он застонал от боли
И оборвался сон…
Опять он в ясном поле,
Опять на небе он.

О, радость пробужденья,
О, родина, о, рай…
О мраке сновиденья
Душа, не вспоминай.

И стал опять он Бога
Все славить в небесах,
Но было грусти много
В раскрывшихся глазах.

VIII. «Мой милый, но я не об этой…»

Мой милый, но я не об этой,
О жизни хотел я иной —
Быть песне всегда недопетой,
Всегда недопетой, земной…

«Стояла ночь на страже сна…»

Стояла ночь на страже сна,
Над ночью — свод тысячеокий —
В одной стране была весна,
В другой зима и снег глубокий.

Стояла ночь на страже сна
И день стоял на страже бденья —
В одной душе была весна,
В другой — лишь мерзость запустенья.

Бродили тени, без тепла,
Без памяти, без сновидений,
Ручей любви и реки зла
Впадали в океан забвений…

Но в дальнем царствии чудес,
Где нет любви, ни зла, ни света,
Вне тьмы, быть может, вне небес
Живешь ты волею поэта…

Вне образов, но все ж в моем
Воображении живая,
С таким сжигающим огнем,
Такая хладная, чужая,

Такая вся моя, моя,
Знакомая и незнакомка,
Что ночью просыпаюсь я,
Что ночью вскрикиваю громко.

И, руки простирая вдаль,
Зову — вернись, вернись Психея,
Но слышу, сердцем леденея,
Лишь однострунную печаль…

— Я знаю — в мире нет названья
Тому, что я хочу назвать,
Я знаю — на одно свиданье
Я не посмею опоздать…

Стояла ночь на страже сна.
Была зима. Была весна.

La Moyssetie en Auvergne («Ты помнишь? Над башенной крышей…»)[116]

Ты помнишь? Над башенной крышей
Два голубя днем ворковали,
А ночью летучие мыши
Зигзагом бесшумным витали…

Ты помнишь их черные крылья
На крылья похожие смерти,
Глаза их пустые, слепые —
Такие же, верно, у смерти.

Ты помнишь, как ты леденела
От страха и от омерзенья,
А в узкие окна летела
Прохлада от лунного пенья…

Ты помнишь? Все было несложно
И не было жизни вне муки…
Ты помнишь? Забыть невозможно
Твои непорочные руки…

Ты помнишь? Над смертной постелью
Склонясь, я шутил и смеялся,
А ты, будто веря веселью,
Смеялась, но голос срывался…

Ты помнишь, как ты умирала,
Как ты умерла, отлетела,
Как медленно глина скрывала
Твое беззащитное тело?..

Ты помнишь. Я знаю — верна ты,
Ты все поняла и простила —
Мы творчеством были богаты,
В котором и мука и сила.

Я тихо от счастья немею —
Одна у нас память святая.
Стою над могилой твоею,
А рядом стоишь ты, живая…

1960–1973

«Мне не хочется думать сейчас ни о чем…»

Мне не хочется думать сейчас ни о чем,
Наслаждаюсь прощальным вечерним лучом,
Песней птицы далекой и тем, что во мне
Зародилось, живет и цветет в глубине.

Эта музыка, этот звучащий цветок
Так приходит нежданно, в таинственный срок…
Я не в силах понять, рассказать не могу,
Но в взволнованном сердце моем берегу —

Процветанье в душевном, возвышенном мире
Лепестков анапеста — их ровно четыре.

«Не презирай свой темный труд…»

Не презирай свой темный труд —
Существованье в грубом мире —
От камня, канувшего в пруд,
Круг на воде и звук на лире…
Круг не исчезнет без следа
И звук не будет без созвучий,
Не успокоится вода,
Но станет плеск ее певучей…
Когда придет последний срок
И станешь ты на грани жизни,
Ты вспомнишь, как он был высок,
Удел твоей земной отчизны.
И, позабыв прошедших лет
Свои терзания и муки,
Возденешь на весь Божий свет
Благословляющие руки.

«Поэт, живи! И милость Божью…»[117]

Поэт, живи! И милость Божью
На нищих духом призывай,
К бездомности и бездорожью
Голодным сердцем привыкай…

Ты будешь чист, и свят, и беден,
Когда ж пробьет простейший час,
Ты отойдешь суров и бледен
В непостижимое для нас.

И пусть, и благ и злата ради,
Живет и гибнет жадный век —
Не ты ли на большой тетради
Оставишь подпись — Человек?..

Эпитафия («Всю жизнь он так мучительно искал…»)

Всю жизнь он так мучительно искал
Во тьме веков потерянное слово,
Так вопрошал и так ответа ждал
Последнего, простого, основного…

И вот теперь он каменный лежит —
Ужель и камень ничего не знает?
Нет, он уже с природой говорит
И страшным голосом природа отвечает…

«Не прислав никакого гонца…»

Не прислав никакого гонца —
Да такого никто и не ждет —
Неизвестно, с какого конца
Подколодной змеей подползет.

И холодной колодою вдруг
Станет тот, кто был полон огня…
Нет, не в силах понять я, мой друг,
Что коснется сие и меня,

Что уйду, не оставив следа,
А за веком потянется век,
Что уйду неизвестно куда —
Будто был и не был человек…

«На грубый мир, на низменные души…»

На грубый мир, на низменные души
Ночная тень медлительно сползла,
Но тот, кому даны глаза и уши,
Касанья темного не ощутит крыла.

Поэт не спит. Его томит тревога,
Она ему, как страшный дар дана,
И только тайн
Его душа мучительно полна.

Nocturne («Ночью долгой в одиночестве…»)[118]

Ночью долгой в одиночестве
Сны не снятся, сон бежит…
Как мне вспомнить имя-отчество? —
Память темная молчит.

Знаю, жил многозначительно
Этот странный человек,
Только, видно, расточительно
Прожил он свой серый век.

И совсем как офильмована
Жизнь его передо мной,
Темной краской заштрихована
Или краской голубой…

Сколько было обещано,
Сколько было дано,
Сколько было завещано
Или запрещено…

Сколько было возможностей —
Помнишь об этом ты?
Сколько было и сложностей,
Чуда и простоты…

— Ночью долгой… Но словами ли
Рассказать про свет, про тень?
— Ну, вставай, Семен Абрамович,
Начинай привычный день.

Кинерет(«Невозможно понять, где кончается небо, где море…»)[119]