Элизабет Вонарбур - Неторопливая машина времени

• Название: Неторопливая машина времени
• Автор: Элизабет Вонарбур
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002

Путешествуя по вселенным, главное — не заплутать в собственных чувствах.

---

Всех, но не Меланэ. Меланэ уклонялась от встречи с ним.

У путешественницы были обморожены лицо и руки, что помогло Тенадену, видевшему, насколько истощена ее нервная система, убедить девушку не трогаться немедленно в путь, как она хотела. В итоге она согласилась остаться в Центре на некоторое время. И все это время она с ужасом смотрела на Эгона, когда он заходил в палату, потому что была его очередь дежурить в лазарете. Не прошло и недели, как Талита дрожащим голосом, похожим на сдерживаемый крик, попросила, чтобы ее лечением занялся другой врач.

Меланэ, очевидно, не знала, что в Центре находится очередная Талита, а если и знала, то делала вид, что ее это не интересует. Впрочем, она старательно избегала встречи с Эгоном.

Эгон часто думает о ней, о том, что она может переживать сейчас, и только эти мысли позволяют ему хоть ненадолго избавиться от обволакивающего его дурмана. Боль от шока не проходит — он не может забыть полный ужаса взгляд, которым встретила его путешественница… Это не его Талита, точно так же, как он не тот Эгон, которому предназначен этот взгляд, но это не имеет значения, он никак не может прийти в себя. Словно все рушится вокруг него, а у него нет даже сил на то, чтобы удивиться, чтобы обеспокоиться. Он не понимает, почему, но у него нет убежища, он остался беззащитным, голым, покинутым, обезоруженным.

Когда путешественница покидает Центр через десять дней, показавшихся ему вечностью, Меланэ заходит к Эгону в лазарет. Она останавливается на пороге, потому что просто не в состоянии сделать хотя бы еще один шаг, бормочет: «Мне очень жаль» и исчезает. Эгон долго не может сдвинуться с места. Потом он идет в сад, чтобы найти убежище.

Разумеется, именно этот момент выбирает Меланэ, чтобы появиться на сцене. Кто мог сказать ей, где он находится? Он не уверен, испытывает ли он гнев или благодарность — наверное, и то, и другое одновременно. Стоящая перед ним девушка несколько мгновений выдерживает его взгляд, потом резко опускается на землю у подножья соседнего дерева.

— Это была не ваша путешественница, — говорит она, с трудом выдерживая нейтральный тон. Эгон с огорчением отмечает, что она снова обращается к нему на вы. Он пытается собраться, подготовиться к назревающей стычке, но ему удается только подумать: «Боже, не сейчас!».

— Почему вы не сказали мне, что ее, эту вашу путешественницу, звали Талитой?

Он не отвечает, чувствуя, как его внезапно охватывает раздражение. Ведь ответ так очевиден! За прозрачной пленкой купола медленно меняется цвет неба: день подходит к концу. Заканчивается день, заканчивается время. Двадцать три года. Она не вернется. Она никогда не вернется. Но откуда в нем эта уверенность? Появившаяся именно сейчас, а не после посещения Центра предыдущей Талитой? Или той, которая была еще раньше? Он совсем не страдает; его словно подвергли анестезии. Но он не может объяснить свое состояние. Ведь это была одна из многих Талит, всего лишь еще одна Талита. Ему пора бы привыкнуть. Впрочем, он давно привык. Талита, обожженная морозом, Талита, которая ненавидела его, которая его боялась… В конце концов, он уже думал об этом, он понимал, что такое возможно. Конечно, пережить такое в действительности, это совсем другое, но не настолько же! Стоит ли превращать это в трагедию? Ну, хорошо, еще одна Талита. А его Талита… Действительно ли он ждал ее все эти годы? Можно ли продолжать любить на протяжении двадцати трех лет женщину, которая, может быть… нет, которая наверняка уже не вернется? И верил ли он в эту любовь?

— Так вы занимались мной только потому, — слышит он упрямый голос, — что я тоже Талита?

Это уж слишком! «Талита! Ты совсем не Талита! Или только чуть-чуть Талита… Ты не задумывалась, почему тебя зовут здесь Меланэ?»

Видно, что ее плечи немного опускаются, в ее вопросе звучит свирепый сарказм. Боже, что он наделал! Она думает только о ней, эта девчонка! — слышит он внутренний голос, полный укоризны. «А ты, — мелькает у него мысль, и он ощущает отвращение к себе, — о чем думаешь ты?» Он старается дышать медленно и глубоко.

— Меланэ, я смог заниматься тобой только потому, что ты не Талита. Ты — Меланэ, ты уникальна, как любой человек. Ты же видела эту Путешественницу, которая только что ушла. Ты думаешь, что это ты?

С удивлением он слышит через несколько мгновений, как она шепчет:

— Но это могла быть я.

— Но ведь это же не ты, не так ли?

После некоторого колебания:

— Теперь уже не я.

— И все остальные Талиты, которых ты можешь встретить, если пройдешь по Мосту, они тоже не будут тобой, ты же знаешь это?

— Да.

Разумеется, она знает это, но ей еще нужно будет усвоить, воспринять через непосредственный опыт, что ей придется жить с сознанием, что в других Вселенных живут ее двойники. Как и тебе, Эгон, потрясенному этим ужасом во взгляде, предназначенном другому Эгону…

— Какая она, ваша Талита?

Применение настоящего времени, обнаженная прямота вопроса поражают его и глубоко трогают. Он не может сдержать легкой улыбки, когда отвечает:

— Хотелось бы сказать, что она совсем другая. Более полная, более… Ей ведь было тридцать пять лет, когда я встретил ее, а мне только восемнадцать…

Меланэ понимающе кивает головой — и что она может понимать? Но его уже затянуло в нежные и горькие шестерни механизма воспоминаний, он перестает оценивать каждое свое слово и продолжает говорить. Их первая встреча в солнечной гавани, веселые краски парусов и яхт, необычное удовольствие от звуков ее голоса, от ее улыбки. Потом совместные прогулки, споры, молчание. Волшебное ощущение того, что тебя понимают, что бы ты ни болтал, что бы ты ни делал. Что тебя понимают, принимают, любят. Искренность, даже тогда, когда он признавался в самых болезненных своих чувствах, в своих самых сумасшедших мечтах. И даже в спорах он всегда чувствовал, что она с ним, несмотря ни на что, что она не осуждает его…

Однако, по мере того, как он говорит, он начинает слышать себя. И начинает думать, что же слышит Меланэ? Он всматривается в ее невозмутимое лицо. Как она воспримет его рассказ? С улыбкой сочувствия, с недоверием… Или как «патетическую историю, способную вызвать у вас слезы от смеха»? Он прекрасно помнит, как она рассказывала о себе, с какой яростью. Он знает, что у нее чувство справедливости, но оно покажет себя позднее, а сейчас она не может не быть жесткой. Она не будет успокаивать его, даже если вообразила, что влюблена в него — в особенности, если она вообразила это.

Он останавливается, несколько обескураженный ее молчанием.

— И вы ждете ее вот уже двадцать три года.

Он пожимает плечами:

— Да. Но за это время мне пришлось заниматься и многим другим.

— Но вы все еще любите ее.

В ее голосе отсутствуют вопросительные интонации, совсем как в первые дни. Она возвращается к старому? Или это что-то другое? Эгон вздыхает: он утратил свои способности преподавателя. Сейчас они равны. Но этот ее вопрос… Разве не об этом же он только что спрашивал себя? И он знает ответ; кстати, почему бы не признаться себе, что он давно уже знает его?

— Не так, как это было двадцать лет назад. Это любовь… любовь как бы потенциальная, в скобках. Уверенность, что если она вернется, то мы могли бы быть вместе; не так, как раньше, но вместе. Это реальность моего существования, важная часть моей жизни. Но это… не главное.

— А что тогда для вас главное?

Как она ухватилась за это слово! Да, сейчас она смотрит на него с выражением какой-то неосознанной свирепости. Она испытывает его. Да, все вернулось на круги своя.

— Главное, — отвечает он, глядя на свои руки, повернутые ладонями к собеседнице, — это жить. То, что я и делаю здесь. Это занятия со стажерами, изучение архивов, музыка, работа в саду. Жизнь. Это и дала мне Талита — возможность разумного существования в мире с самим собой. Знание того, что я нахожусь там, где должен находиться, что я стал тем, чем должен быть. Она помогла мне стать самим собой.

— Уйдя отсюда.

Он улыбается, радуясь этой проницательности, которую не ожидал встретить у Меланэ.

— Разумеется. Полагаю, что я всегда стремился к недостижимому. И, потом, у меня были бы проблемы с ее реальностью, если бы она осталась. Она была совсем не сахар, эта Талита, даже если учесть, что сегодня я вспоминаю прежде всего самое хорошее в ней. Двадцать лет разницы между нами. Целая жизнь. И какая при этом жизнь для нее! Путешествия… Нет, я не готов был стать ее спутником, даже если она и была готова к этому. Может быть, теперь…

Похоже, что Меланэ немного расслабилась. Вместо маски напряженной невозмутимости на ее лице появилось выражение строгости и мягкости одновременно.

— Она любила вас?

Да, строгая Меланэ, строгая и невольно жестокая. Ей необходимо знать. У Эгона ушло немало времени на то, чтобы смириться с этим ответом, но теперь он знает его: