Маргарет Джордж - Елена Троянская

• Название: Елена Троянская
• Автор: Маргарет Джордж
• Издательство: Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-35762-8

Дочь бога, жена царя и главный приз в кровавой войне. Все это Елена Троянская, сказание о которой уже многие тысячелетия продолжает вдохновлять художников и писателей.

Маргарет Джордж вдохнула новую жизнь в великое повествование Гомера, рассказав о событиях тех далеких дней глазами Елены. Мы переживаем вместе с ней ее осознание своего божественного происхождения и вселяющей ужас красоты. Совсем юной девушкой она вышла замуж за Менелая, царя Спарты, и родила ему дочь. Но когда самой красивой женщине на свете исполнилось двадцать лет, она встретила ослепительного троянского принца Париса. Через два дня они стали любовниками, и Елена сбежала от мужа под покровом ночи в Трою, что нарушило сложившийся ход событий и привело к самой известной войне в истории…

В «Елене Троянской» Маргарет Джордж смогла переработать нестареющую легенду в завораживающую историю женщины, которой было самой судьбой предопределено как устраивать мелкие раздоры, так и уничтожать цивилизации.

---

Матушка сказала: Деметра является богиней плодородия и изобилия, поэтому нет ничего странного в том, что она покровительствует Спарте. Ведь наша долина так плодородна. С обеих сторон ее защищают высокие горы, через нее протекает река Еврот, широкая, с быстрым течением, которая орошает наши поля. Богатые урожаи злаков, яблок, гранатов, оливок и фиг, виноградные лозы с тяжелыми гроздьями, обвивающие могучие стволы дубовых деревьев, — все это радует сердце Деметры, прославляет ее силу и власть.

— Ты видела, как скудна земля Этолии, — говорила матушка. — Хотя, может, ты не помнишь. Ты была очень мала. Но поверь, нет земли изобильнее, чем долина Спарты. Ни в какое сравнение с ней не идут ни Аргос, ни Тирин, ни Микены. И даже Пилос уступает ей. — В голосе матери звучала нескрываемая гордость. — И это потому, что Деметра любит нас.

— Так Спарта плодородна, ибо Деметра любит ее? Или Деметра любит Спарту, ибо она плодородна? Что причина, а что результат? — попробовала уточнить я.

— Елена, ты слишком любишь спорить и противоречить, — нахмурилась мать.

— Я не спорю, я просто хочу понять.

— А всегда кажется, будто споришь. Я не знаю, что причина, а что результат, да это и не важно, на мой взгляд. Важно то, что Деметра — наша покровительница. Она благословила землю, которой мы правим, а значит, и нас.

— А если мы покинем эту землю? Богиня тоже покинет нас?

Ведь если я выйду замуж и уеду из Спарты, я больше не буду связана с этой плодородной землей. И что тогда — Деметра отвернется от меня, не будет моей покровительницей? Должна же я знать!

Мать откинула голову и прикрыла глаза. Рассердилась ли она? Обиделась ли? Она глубоко дышала, словно заснула. Но когда она заговорила, голос ее звучал спокойно и задумчиво:

— Ты права. Это очень важный вопрос. Бывает, царь лишается трона и царства. Твой отец дважды чуть не потерял Спарту. Низвергнутые цари бросались с обрыва в Еврот. А над родом микенских царей тяготеет проклятие, ибо брат убивал брата из-за трона. Ужасные вещи творились на свете…

Мать задумалась. Потом, глубоко вздохнув, пожала плечами.

— Да, девочка моя, может случиться и так, что боги отвернутся от нас… Какое дело им до людей!

Наслаждаясь теплом и светом, мы сидели в залитом солнцем внутреннем дворе дворца. Летом здесь весело шелестели листьями декоративные деревья, по веткам которых скакали стайки птиц, ожидая угощения. Они совсем не боялись людей, спрыгивали с веток, важно прохаживались между нашими ногами, а схватив крошку-другую, с криками улетали, кружили над крышей дворца и исчезали из виду. Глядя на их полет, мать смеялась грудным волнующим смехом. Я любовалась ею: она была чудо как прекрасна. Она следила своими черными глазами за птицами, а я — за ее взглядом.

— Подойди ко мне, Елена, — сказала она вдруг. — Я хочу тебе кое-что показать.

Она поднялась и протянула мне свою тонкую руку, унизанную браслетами и кольцами. Когда она взяла меня за руку, кольца больно впились в мою ладонь. Я послушно проследовала за ней в ее покои.

Я повзрослела. Я уже отдавала себе отчет, что комнаты матери обставлены богаче всех остальных залов дворца. Обычная обстановка зала: несколько стульев, простые столики на трех ножках с гладкой столешницей. Но в комнате матери стояли стулья с подлокотниками, кушетки для дневного отдыха с мягкими покрывалами, столики с инкрустацией из слоновой кости, резные ажурные сундуки с алебастровыми вазами. Полупрозрачные занавеси защищали комнату от резкого дневного света, смягчая его, и слегка шевелились от дуновения свежего ветерка. Дворец стоял высоко, поэтому сюда долетал только самый свежий ветер, и комнаты матери были приютом прохлады и покоя.

На одном из столиков у стены она хранила любимые драгоценности: там стояли несколько чаш и шкатулок из золота, между ними были разложены длинные бронзовые булавки, украшенные камнями. С краю лежало материнское зеркало с ручкой из слоновой кости, как всегда перевернутое. У меня возникло желание схватить его и как следует рассмотреть себя.

Она заметила, куда направлен мой взгляд, и покачала головой.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты хочешь увидеть себя — этот интерес так естествен для нас. В тот день, когда ты обручишься и мы будем знать, что ты в безопасности, ты сможешь посмотреться в зеркало. А пока… пока у меня есть для тебя кое-что другое.

Она открыла продолговатую коробку и извлекла из нее, как мне показалось, переливающееся облачко. Но оно было прикреплено к золотому обручу. Мать покачала им туда-сюда: облако затанцевало в воздухе, солнечные лучи заиграли на нем, крошечные радуги загорались и гасли. Мать надела обруч мне на голову.

— Пора тебе иметь нормальное покрывало.

Все расплылось у меня перед глазами. Я сдернула его.

— Не буду носить! Какой смысл? Во дворце все меня знают в лицо, а больше здесь никого не бывает. Не буду носить!

Я теребила ткань в руках, растягивала ее, пытаясь порвать, но, несмотря на все мои усилия, паутинка не поддавалась — вот что значит превосходная работа, будь же она неладна!

— Как ты смеешь? — возмутилась мать и выхватила покрывало из моих рук. — Этой ткани цены нет. Оно сделано специально по моему заказу, а золотой обруч дороже отменного кубка!

— А я не хочу больше прятаться под покрывалом! Не хочу и не буду. Со мной что-то не в порядке? Я уродина? Ты обманываешь меня, что я красивая! На самом деле я, наверное, чудовище, если должна прятать свое лицо! Вот почему ты не разрешаешь мне смотреться в зеркало! А я все равно посмотрюсь!

И не успела она опомниться, я схватила зеркало с ее столика, отбежала за колонны и на мгновение в полированной бронзовой поверхности увидела свое лицо, освещенное солнцем. Точнее, фрагменты лица: мелькнули глаза в опушении густых черных ресниц, губы, щеки. Меня поразили блеск зеленовато-карих глаз и яркость румянца, но это мелькнуло лишь на миг — мать настигла меня и выхватила зеркало. Она стояла рядом. Я думала, она ударит меня, но этого не случилось. В ту минуту мне пришло в голову, что она боится меня, но позже я поняла, что она боялась причинить мне боль. Она совладала с собой и сказала:

— Нет, ты не чудовище. Хотя порой ведешь себя как чудовище.

Она рассмеялась, и ужасная минута минула.

— Разрешаю тебе не носить покрывало во дворце. Но обещай, что никогда не покинешь дворец без сопровождения стражников и твоей наставницы. А выходя из дворца, ты будешь покрывать лицо. Ах, Елена… Если б ты знала, сколько людей желают нам зла, и похитить царевну для них не составит труда. Мы ведь не допустим этого, правда?

Я согласно кивнула. Но я понимала, что это только часть правды. Почему родители боятся, что похитят именно меня, а не кого-либо из старших детей?

IV

Дни становились длиннее, сумерки наступали позднее, и лето низвергало на нас горячие волны. Я кожей чувствовала, как Гелиос движется по небу в своей колеснице прямо у меня над головой, и жара сопровождает его путь, обжигая землю. Листья покрылись пылью и уныло повисли на ветках. Мы постоянно обмахивались веерами — другого ветра не было. Горячая неподвижность полдня заставляла даже белых бабочек искать укрытия. Казалось, днем все замирало.

Несмотря на жару, я прилежно изучала обряды и таинства Деметры, и это продолжалось все лето. Научиться нужно было многому. Всю историю странствий богини в поисках дочери, которую похитил Аид, когда она собирала весенние цветы, предстояло в Элевсине воспроизвести от начала и до конца. Жрицы знали все, даже какие цветы собирала Персефона: маки и желтые, очень редкие, нарциссы. Когда Деметра приняла облик старой женщины и нанялась в кормилицы к маленькому царевичу, она попыталась дать ему бессмертие. Она вознесла его над огнем, чтобы сжечь его смертную природу. Не успела она закончить, как вошла царица Метанира, мать ребенка, и подняла крик. Чары рассеялись, и младенец скончался. Попытка богини не удалась.

— Она не понимала, что огонь принесет ребенку смерть, а не бессмертие, — пояснила старая Агава.

Похоже, боги довольно равнодушны к людям, думала я, и плохо представляют себе степень нашей хрупкости и беззащитности. По правде говоря, они внушали мне страх и трепет. И хотя я гордилась, что Деметра является нашей покровительницей, в глубине души очень надеялась, что она не вспомнит ни обо мне, ни о моих родных. А то как бы не вышло беды.

Я научилась готовить кикеон — ячменный кисель с мятой, который пьют во время обряда. Им Деметру угостила старая няня. Мы разучивали песни, сложенные ямбическим метром, которые пела Деметре хромая царская дочь. Их предстояло исполнить во время мистерий. У нас была священная корзина — сакральная гробница, в которой хранились ритуальные предметы. Нам дали высокие факелы, с ними полагалось шествовать до святилища, а потом танцевать священный танец, который означал скорбный путь несчастной Деметры в поисках похищенной дочери. Я училась ходить и танцевать с факелом в руке, высоко его подняв.