Сергей Беляев - Истребитель 2Z

• Название: Истребитель 2Z
• Автор: Сергей Беляев
• Издательство: Детиздат
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1939

Научно-фантастический роман.

---

Он тяжело встал, опираясь обеими руками о стол. В его глазах Лебедев впервые прочел ничем не замаскированную лютую ненависть.

— И вот вам, Лебедев, выпало на долю сумасшедшее счастье: быть первым свидетелем испытаний истребителя. Вы воочию увидите и далее сами почувствуете его действие. Вы согласны?

Лебедев вскочил. Немые стражи угрожающе придвинулись.

Урландо отрывисто приказал:

— Готовьтесь, Лебедев. Через час мы вылетаем отсюда. Испытание истребителя решит судьбу человечества.

— Даже человечества? — съиронизировал Лебедев.

Внезапно наступившая темнота помешала ему заметить исчезновение Урландо.

Второе испытание

Бутягин волновался, глядя, как рабочие подводили машину «Урожай» к краю опытного поля: «Нет, уж сегодня без всякой парадности и без гостей. Проверим всхожесть «альбины», скорость роста, и хватит… А там видно будет».

Он поманил к себе Башметова:

— Засоренность при прорастании допустима не более одного процента, дорогой друг. Если окажется больше, то отвечать передо мной будете вы.

Ассистент взглянул прямо в глаза профессору:

— Я принял все меры, Николай Петрович. Зерно протравлено с соблюдением всех пунктов инструкции. Почва подготовлена, трижды перепахана, лущильником «Н-9» удалены все корни сорняков. Я полностью отвечаю за мой участок работы. И я уверен, в победе.

Бутягину понравился прямой ответ Башметова. Он искренне сказал:

— Спасибо…

Груздев осмотрел машину, сказал подошедшему Бутягину:

— А приемную антенну мы с Головановым значительно улучшили. Видите, какая она теперь несложная, — вроде мачты. А раньше, действительно, казалось, будто везут на грузовике какую-то башню, а на приемник и не похоже. Кроме того, дальность приема достигает величин порядка сотен метров.

Все одобрили внешний вид улучшенной повой модели. Рабочие заканчивали последнюю смазку подшипников гусеничного хода.

— Ну, поехали! — весело сказал Груздев и взобрался на водительское место.

Голованов крикнул:

— Техник, внимание!

Он выждал, когда Груздев уселся и взялся за руль управления. Груздев кивнул головой, и тотчас же Голованов опять крикнул:

— Сигнал!

Модель торжественно двинулась по тщательно выровненной пухлой чистенькой земле. Бутягин смотрел на хронометр: минута… две… три… четыре…

— Да вы смотрите! — вдруг восторженно вскрикнул Башметов, указывая на полосу опытного поля, где несколько минут назад двигалась модель.

Между двумя параллельными следами от гусеничного хода модели на черной ровной земле появлялся нежный зеленый пух новорожденной поросли.

— Это «альбина», — наклонился Бутягин.

— Альбиночка, скороспелочка моя! — всплеснул руками Башметов. — Браво!..

Все захлопали в ладоши.

— Не надо, — поднял руку Бутягин. — Измеряйте, делайте каждый, что необходимо. Товарищ Шэн… товарищ Мирзоева… Выбирайте экземпляр и следите. Точность в миллиметрах… Я засекаю время на полных сантиметрах. Так…

Ассистенты склонились над ростками «альбины». Мирзоева выбрала росток с краю полосы и приставила линейку. Росток вытягивался, раскрывал свои зелененькие листики. Мирзоева боялась пропустить мгновение, когда вершина ростка достигнет отметки «2 сантиметра». Она затаила дыхание, вся во власти необычайного волнения и радости за торжество науки.

— Два! — выкрикнула Мирзоева.

— Два, — услыхала она спокойный голос Шэн рядом.

Росток добавил еще 2 миллиметра и замер. Мирзоева подняла глаза, вздрогнула… Модель стояла примерно в 200 метрах. Груздев приподнялся с сиденья, махал руками и что-то кричал.

К нему подбежал Голованов:

— Владимир Федорович… что?..

Он видел, как по бледному лицу инженера стекали капельки пота и как нервно двигались мускулы на скулах.

— Перебои в трансформаторе, Голованов. Рвет машина, а не двигается. Подкачали вы с расчетом, Ваня!

Голованов опустил глаза, побледнел, прошептал:

— Что вы, товарищ Груздев! Да этого не может быть…

Тот вспылил:

— Как так? Рывки почему? А сейчас совсем тока нет!

— Я не знаю, — тихо ответил Голованов дрогнувшим голосом.

Груздев отозвался более мягким тоном:

— Если не в трансформаторе, то?..

Голованов пожал плечами и молчал. У Груздева сморщился лоб:

— Ну, вот я включаю приемник…

Он повернул рычаг на доске управления. Модель плавно двинулась вперед.

— Все в порядке, Владимир Федорович, — сказал Голованов.

Груздев остановил модель:

— У нас-то в порядке, а вот еще где-то не совсем.

— Где же, Владимир Федорович?

Тот прищурил глаза и вытер пот с лица:

— В эфире шалят, Ваня.

…и Пушкина в обиду не дадим!

Лампа ярко вспыхнула. Лебедев вскочил. Сейчас же распахнулась дверь, и в комнату быстро вошел Гуров:

— Говорят, куда-то летим! Что за история?

Лебедев передал последний разговор с Урландо.

Гуров задумчиво потер лоб:

— Значит, мы с тобой вроде приемочной комиссии? Мы должны составить акт, а этот пират со сшитым-перешитым носом приложит печать и начнет палить из своего истребительного огнемета в нас?

На краткий миг, на какую-нибудь одну десятую долю секунды, Лебедев внутренне содрогнулся при последних словах Гурова. Припомнилось исчезновение букета Башметова, гибель неизвестного самолета. Так и их, пожалуй, превратит в ничто этот Урландо!

Лебедев схватил Гурова за плечи:

— Мы не будем расписываться в собственной гибели. Мы…

В глазах Лебедева штурман увидал блеск невысказанных мыслей, задорный вызов судьбе.

Лебедев взял со стола блокнот, развернул его и показал товарищу первые буквы записей. Гуров, чуть шевеля губами, медленно разбирал акростих:

— «Штопан Нос останется с носом». Ну, а дальше?

Лебедев медленно перевернул страницу. Буквы по левому краю абзацев смеялись:

— «А мы удерем»…

Гуров только глубоко вздохнул:

— Ясно. Есть контакт!

Штопаный Нос неожиданно сунулся в дверь, сказал тоном, не допускающим возражений:

— Прошу надеть эти костюмы. Вы должны быть в штатском.

Он положил на тахту две серых «тройки», плащи и мягкие шляпы.

Боевые товарищи в веселом настроении быстро переоделись. Накидывая плащ, Гуров даже начал напевать:

Вперед, самолеты героев…

Черное южное небо, полное крупных лохматых звезд, высилось в безмолвии ночи. У площадки на легких волнах покачивалась слабо освещенная кабина. Лебедев попытался было определить, что это: морской катер или гидросамолет. Но кругом стояла густая, как чернила, тьма. Урландо торопил:

— Скорей!

Крепкие руки стражей провели Лебедева и Гурова по короткому трапу. Они очутились в кабине. Плотные занавеси из тяжелой тафты висели на окнах. Четыре кресла, разложенные и превращенные на ночь в кровати, занимали площадь кабины.

Дверца захлопнулась.

На одном кресле разместился угловатый человечек, тот самый, которого когда-то видел на аэровокзале Лебедев. Человечек немного поседел, но глаза его, как и тогда, беспокойно шарили вокруг.

Урландо сел на второе кресло.

— Нам предстоит восьмичасовое путешествие, — заметил он. — Желающие могут располагаться спать. А я ночью люблю посидеть и помечтать. Ночью иногда приходят замечательные мысли. Мечтать ночью — это удел гениев. Вспомните, Лебедев, вашего Пушкина. Вы не помните, Лебедев, как Пушкин говорил: «Когда шумный день замолчит…»

Лебедев со злостью подумал: «А вот и на стихах не подловишь, и Пушкина я тебе в обиду не дам!» И спокойно ответил:

— Помню и знаю:

Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень…

Кстати, дальше в стихотворении говорится об угрызениях и тяжких думах. Вы подумайте над этим, синьор Урландо.

Лебедев снял плащ и повесил его на крючок:

— А когда мы двинемся?

Урландо важно развалился в кресле:

— Мое торжество начинается. Мы уже летим. Система вертикальных и горизонтальных пропеллеров. Бесшумный ход в воздухе. Между прочим, — максимальное использование вашего глушителя, Лебедев. О скорости и радиусе не спрашивайте: секрет. Идем на очень большой высоте, вот и все.

Урландо, видимо, ожидал дальнейших вопросов, но Гуров молчал, а Лебедев смачно зевнул:

— Я удовлетворен. Утро вечера мудренее… Ложусь спать. Товарищ Гуров, советую следовать моему примеру.

Он скинул пиджак, шуршащий шелком подкладки, бережно повесил рядом с плащом, сел на край кресла, принялся расшнуровывать штиблеты. Гуров, глядя на него, делал то же.

Раздевшись, Лебедев улегся, прикрылся одеялом, закрыл глаза, а сам и не думал спать: