Наталия Терентьева - Училка

• Название: Училка
• Автор: Наталия Терентьева
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-080131-2

Ее жизнь похожа на сказку, временами страшную, почти волшебную, с любовью и нелюбовью, с рвущимися рано взрослеть детьми и взрослыми, так и не выросшими до конца.

Рядом с ней хорошо всем, кто попадает в поле ее притяжения, — детям, своим и чужим, мужчинам, подругам. Дорога к счастью — в том, как прожит каждый день. Иногда очень трудно прожить его, улыбаясь. Особенно если ты решила пойти работать в школу и твой собственный сын — «тридцать три несчастья»…

Но она смеется, и проблема съеживается под ее насмешливым взглядом, а жизнь в награду за хороший характер преподносит неожиданные и очень ценные подарки.

---

— Так, ладно. Все идем в магазин, — решила я.

— Да-а-а! — заорал Никитос и высоко подпрыгнул, стараясь дотянуться до потолка.

Не дотянулся и тут же стал задираться к Игоряше:

— А ты смог бы? Смог?

— Я? — неуверенно улыбнулся Игоряша. — Я — да. Наверно…

— Он смог бы! — ласково улыбаясь Игоряше, добавила Настька. — Только он не хочет. Да, пап?

— Да! — радостно подхватил Игоряша. — Одеваемся, одеваемся!

Никитос снисходительно постучал Игоряшу гипсом.

— Давай, прыгни!

— Послушай-ка, — я небольно взяла своего лучшего друга за ухо, — ну-ка хорош, а? Кстати, я тебе рассказывала, как у Андрюши не срослась рука и ему ее снова ломали?

— Уже два раза, мам! — ответила за брата любящая сестра. — Никитос, тебе помочь застегнуть куртку?

Никитос сделал всем сразу страшную рожу. Мне — за предательство, Игоряше — за его очевидную слабость, Настьке — просто до кучи.

И мы отправились в магазин.

Я шла по улице, чуть отстав от всей веселой компании. Никитос что-то взахлеб рассказывал и показывал всеми двигающимися конечностями, Настька переливчато смеялась, Игоряша качал головой, что-то бубнил и крякал. А я думала: вот хорошо это или плохо, что я такая? В том-то и дело, что полутонов здесь не может быть. Или хорошо, или плохо. В нравственности вообще нет полутонов. Или нравственно или нет. Полунравственно быть не может. Вот я — нравственная? Или нет… Но я его не люблю! Зачем рожала? Хотела детей. И он — хороший человек. А жить с ним не могу, не хочу. Не люблю. Детей люблю. Даже Наталью Викторовну уважаю. И симпатизирую ей, она хорошая, порядочная и умная женщина. А Игоряшу не люблю.

Он как будто услышал мои мысли и обернулся тревожно:

— Анюся?

— Идите-идите! — постаралась как можно дружелюбнее ответить я.

— У тебя все в порядке?

— А что? Тебе сон тревожный приснился?

— Анюся, ты что! Я не сплю же на ходу… — удивился Игоряша.

— Вот и не спи. Смотри, Никитос у тебя что делает… Никита! Черт такой…

Никитос увидел впереди ледяную дорожку — и понесся по ней. Этой зимой мы живем без любимых ледянок, по которым так весело, так сладко прокатиться с ветерком. А тут весь тротуар решили посыпать едкой мерзкой солью, разъедающей новые сапоги, вдрызг убивающей старые, как будто прожигая кожу, и главное — полностью растворяющей снег даже в мороз. Кому это пришло в голову? Думаю, тому, кому это выгодно, — как обычно. В диком капитализме, который свирепствует в России уже третье десятилетие, всё или почти всё делается потому, что это кому-то, одному маленькому троечнику, который с трудом закончил среднюю школу и нашел где применить себя, — вы-год-но. Все, точка. Логика большинства решений в экономике, здравоохранении, образовании и, увы, даже культуре.

— Никита-а-а!..

Я с ужасом смотрела, как Никитос, разогнавшись, летит головой вперед, а на него по тротуару едет, и довольно бодро, белая, очень чистая, очень-очень красивая машина, с блестящими бамперами, большими удивленными фарами… Никитос не мог остановиться, а машина, наверно, не хотела. Или тоже не могла. Все происходило быстро и как будто с выключенным звуком.

Я увидела, как неловко стал прыгать Игоряша, высоко задирая ноги, пытаясь догнать и подхватить Никитоса, как застыла Настька с вытянутыми вперед руками, видела длинноволосую женщину за рулем, она одной рукой держала телефон, а другой руль и смотрела почему-то не на Никитоса, а куда-то выше… Она поправляла темные очки. Темные! Очки! Время было восемь вечера. Февраль. Темнота на улице… Я рванулась вперед, оттолкнув Настьку, застывшую как изваяние.

Я оказалась около Никитоса уже тогда, когда машина стукнула его бампером и остановилась. Никитос упал лицом в снег, точнее, в ледяную дорожку, которая обрывалась как раз здесь. Он лежал на самом ее краю. Собственно, как хотел, так и докатился. Прошлой зимой, когда полно было этих ледянок, он всегда мечтал докатиться до самого конца — не свалиться и не остановиться посередине. Искал ощущение полета.

Я склонилась к нему:

— Никитос… Ты меня слышишь? Господи…

— Ой, — сказала тетка, вылезая из машины. — Там, что, кто-то есть? Ой… — Она неожиданно попыталась сесть обратно в машину.

— Иди сюда! — Я вскочила и одним рывком протащила ее по снегу. Кажется, она хотела тоже упасть.

— Отпустите меня, — заверещала тетка. — Ты что… — Она стала ругаться матом и довольно сильно пинать меня ногой.

Я отпустила ее и посмотрела на Игоряшу, который, как и Настька, застыл в полном ужасе рядом с Никитосом.

— «Скорую» вызывай. И полицию.

— Зачем полицию? — вдруг другим тоном заговорила тетка, отряхивая снег. — Договоримся!

— Я сейчас с тобой договорюсь! — Я довольно сильно пихнула ее.

Я понимаю, что совершенно неправильно было с ней драться. Отпихивать, толкать, называть на «ты». Неправильно с точки зрения кого и чего? Высококультурной интеллигенции, которая — в России — в проигрыше всегда?

Никитос тем временем застонал и попытался встать.

Я присела к нему.

— Никита, Никитушка, осторожно…

Он открыл глаза.

— Я доехал до конца? — спросил он.

— Доехал, доехал… — Я погладила его по шапке. Весь лоб был в крови и грязи. Я пыталась как-то аккуратно вытереть грязь, но она только втиралась в рану.

В нарушение всех законов московской действительности «Скорая» приехала через пять минут — поликлиника через два дома. А полиция и того быстрее — стояли, видимо, где-то рядом.

Пока полицейские вразвалочку шли к нам, тетка еще пару раз предлагала «договориться».

— Так, гражданка Громовская… — услышала я. С некоторым опозданием до меня дошло.

Я резко обернулась к тетке. Громовская? Я правильно услышала? Или это совпадение?

— Подержи его голову, — сказала я Игоряше, — рану не трогай только.

— А-а-а-а… — все громче стала подвывать Настька.

— Насть, не вой, а! Пожалуйста! — попросила я ее.

— Всё ок! — хрипловато подтвердил Никитос.

— Да еще как ок! — пробормотала я.

— Да он сам на машину бросился, нарочно! Вы что, не знаете этих оборванцев! Мамаша подговорила… — расслышала я. Или у меня начался бред от сильного нервного потрясения?

— Что ты сказала? — оставив Никиту на руки Игоряше, я подошла к Громовской близко-близко.

— Женщина, женщина… — попытался отвести меня рукой полицейский. — Ну-ка, вы давайте…

— Ты Андрюшке не звонил, случайно? — обернулась я к Игоряше, зная, что он любит в трудных ситуациях подключать без спросу моего брата.

Тот не понял вопроса, стал приподниматься и неаккуратно толкнул голову Никитоса.

— Да, сиди, ты, господи, голову ему держи. Вот «Скорая» едет, к нам, кажется!

— Андрюш, — набрала я номер брата, — а ты далеко от нас?

— Рядом, хотел заехать как раз.

Это удивительно, но я не удивилась. Между нами информация распространяется именно так, квантами. Здесь болит — там слышат, даже за много километров.

— Мы около «Синего цветка», универсама, знаешь? Очень быстро подъезжай.

— Еду.

Тетенька тем временем пыталась отвести полицейских в сторону, полезла в сумку. Я видела, как один из них оглядывался по сторонам, а другой внимательно смотрел ей в руки. Наверно, там показывали что-то интересное. Я включила камеру в телефоне.

— Народ, — громко сказала я.

Оба полицейских и Громовская недовольно посмотрели на меня.

— Эй-эй, женщина! — Один из них быстро подошел ко мне и потянулся за телефоном. — Снимать запрещено! Разрешение на видеосъемку есть?

— Есть! — сказала я и быстро сунула телефон в карман на Настькином шарфе-кенгуру. Настька очень вовремя пришла ко мне на помощь и уже стояла, держа меня, по своему обыкновению, за карман.

— И что это тебя снимать-то запрещено? — спросила я полицейского.

— Э-э-э… Потише, гражданочка! Сейчас мы вас за сопротивление властям…

— А мы тебя сейчас за взятку, ага? Вот камера у магазина, не видишь? Вы что, вообще озверели, что ли? Полиционеры… одно название… Завтра себя по телевизору увидишь, как взятку брал.

Я услышала характерный звук предупреждающей сирены. Где-то рядом подъехала машина с мигалкой.

— Так… — раздался рядом спокойный родной голос. — А теперь все по порядку и без лишних судорог.

— Гражданин, проходите, не надо здесь задерживаться! — Полицейский попытался преградить путь Андрюшке. Это он зря сделал.

— Я здесь, уважаемый, не задерживаюсь, а восстанавливаю, как я вижу, попранное правосудие. — Андрюшка достал служебное удостоверение.

Полицейский попытался его выхватить. Андрюшка лишь покачал головой:

— Не стоит. Остановись лучше.

Андрюшкин тон произвел впечатление. Сержанты хорошо знают, как разговаривают начальники. И не знают, но кишками чуют, если это большие начальники.