Гелий Рябов - Мертвые мухи зла

• Название: Мертвые мухи зла
• Автор: Гелий Рябов
• Жанр: Детектив

---

- А... а твои?

- А я сгину, Ильюхин. Такие, как я, - честь истории. И мы погибаем - с надеждой, что нас поймут. Лет через сто... Не огорчайся. План хороший. Что с "перепиской"?

Рассказал о вчерашнем разговоре с царем. Кудляков слушал с таким восторгом, словно воплотились самые заветные его чаяния, сбылась мечта.

- Счастливый ты... - улыбнулся грустно. - Я государя видел только издали... Я сопровождал его в Чернигов в 1907 году. Было мне тогда двадцать лет, я только начинал - в филерской службе... Ладно. Почерк установить просто. Иди в Совет и проверь дела комиссариата продовольствия. Это Войков сочиняет. Ты не сомневайся...

Через пять минут, убедившись, что Юровский отсутствует, вошел, постучавшись, в комнату княжон. Они встретили его радостными возгласами, Мария подбежала и вдруг застыла - совсем рядом. Ильюхину показалось - на секунду, на мгновение, что она хочет броситься ему на шею. Но стесняется взглядов сестер.

- Барышни... - поднял руки, - я вам искренне рад, это чистая правда. Только тише, тише... Здесь и стены слушают и слышат... Не дай бог... А ведь если что - вам... трудно станет...

Хотел сказать - "плохо", но в последний момент передумал. Зачем пугать...

- Ваш... батюшка... Здесь ли? - А ведь как легко, как свободно выговаривает Кудляков "государь". Вот, не выговаривается. Пока.

Открылась дверь, появился Николай. Он тоже обрадовался.

- Хорошо, что вы пришли. Я написал ответ. Собственно, не совсем я... Но я диктовал. Я ответил, что... В общем - я вполне нейтрально описал дом и так далее. Сказал и о том, что мы окружены ворами - пусть знают, пусть! И я косвенно дал понять, что без наших слуг и приближенных мы никуда не уйдем! Во-первых, они не должны нас считать хамами, равными им во всем! Во-вторых, отступать надобно постепенно! Не сразу же отказываться от светлой мысли о свободе? Наше письмо должно вызвать доверие, но не должно стать аргументом!

Ильюхин слушал, вглядываясь в стареющее, помятое лицо собеседника, и ловил себя на неправдоподобной мысли: партийные пропагандисты называли этого человека безмозглым, идиотом, дураком и неучем, но - видит Бог! - это ведь совершенно не так! Не так... И что? Разве там, в Москве, вождям не все равно - кого убивать? Они с равным удовольствием, или пусть - безразличием, убьют и умного и глупого, потому что за их спинами не должен остаться ни прежний дом, ни прежний хозяин. Потому что сначала - до основанья...

- Вы все сделали правильно. Я постараюсь бывать у вас каждый день. Чтобы обсудить следующие письма и ответы на них.

Ушел, наклонив голову коротко и резко. Однажды видел в Кронштадте: господа офицеры так здороваются и прощаются со "шпаками". Называется "офицерский поклон".

А царь просто поклонился, самым что ни на есть штатским образом. И дочери подняли ладошки и помахали вслед, словно он был уходящим поездом...

На следующий день просмотрел делопроизводство комиссариата продовольствия. Аккуратно, не привлекая внимания. Причину сочинил наипростейшую: задержан купец, поставщик продовольствия, подозревается в шпионстве. Знал: никому и в голову не придет докладывать о такой чепухе Петру Войкову. А его бумаги попадались часто. Были и собственноручно им написанные. Но сколько ни вглядывался Ильюхин в аккуратные, продолговато-округлые буковки - к определенному выводу так и не пришел. То ли дождик, то ли снег... Черт его знает! Вроде бы по-французски эти буковки выглядели несколько по-другому. Не так, как в распоряжениях об отпуске сахара, ветчины, красной рыбы и икры.

Обо всем рассказал Кудлякову, тот задумался.

- Логика во всем этом есть. Высвечивать "автора" Юровскому ни к чему. Возможно, слушок о Войкове - это только прикрытие настоящего "писца". А что? Его и в самом деле надобно охранять наитщательнейшим образом! Если что - кто допишет? Ведь государь никак не поверит новой руке.

Он был прав, этот ротмистр...

И вдруг спросил:

- Кудляков... А ты и правду считаешь, что твой царь - ну, ни в чем, ничегошеньки не виноват?

Ротмистр негромко рассмеялся, и смех этот был не то сумасшедший, не то покойницкий.

- Он ведь и твой, матрос... Что ж, отвечу как на духу: виноват. Только не в том, в чем вы все уверены. Не угнетатель он, не тиран... Он правитель земли русской... А виноват он - ты только не бросайся, не трясись - виноват он в том, что после пятого года не поставил столбы по обе стороны дороги из Санкт-Петербурга в Москву и не повесил всех социалистов. До одного. Начиная с вашего Ленина и Троцкого. Не сердись только...

Захотелось дать жандарму в зубы. От души. Но почему-то вспомнил мятое лицо, Георгиевский крест на гимнастерке и... очи. Ее очи. Удивительные. О таких и мечтать нельзя. И во сне такие не увидишь...

- Чего сердиться-то... - проговорил, налегая на мягкий знак, как бы на местном идиотском диалекте. - Мы вроде бы и понимаем. Ваше благородие... А уж если серьезно - кто знает... У меня в голове крутятся колесики, как в ходиках настенных, а правильный час пока не высвечивается. Но это посмотрим.

Кудляков улыбнулся. И Ильюхин ответил улыбкой. Этот бывший дворянин и офицер Охранки был симпатичен ему и с каждым днем нравился все больше и больше.

Только вот кто пишет, кто?

- Знаешь, Ильюхин, - грустно сказал Кудляков, - я ведь родился в Санкт-Петербурге, на Васильевском острове, на восьмой линии. Там - ближе к Среднему проспекту - была мужская гимназия, ее я и закончил в девятьсот четвертом - как раз первая революция началась... Именно тогда я и понял, как не прав твой любимый поэт: "нам жаль их сытость разрушать..." Мою, моих родителей, государя и его семьи... Это ошибка гения, Ильюхин. Но ведь он ее повторил, повторил, понимаешь? "Презренье созревает гневом, А зрелость гнева есть мятеж..." А ведь Пушкин - тот был поумнее, нет - дальновиднее был: "одним только улучшением нравов и без всяких насильственных потрясений", понимаешь?

- Твой нрав улучшишь... - пробормотал невнятно, но Кудляков услыхал.

- Не во мне дело. И не в тебе. И не в Войкове. Лет через сто или пятьдесят Россия - уже при сыне Алексея Николаевича - стала бы первой державой мира!

- Все сейчас хотят, - неуверенно произнес Ильюхин. - Сегодня. Кто сможет объяснить народу, что сейчас ничего не будет? Разве это поймут?

Взгляд Кудлякова потяжелел.

- Ты прав. Легче натравливать одних на других.

- А то вы не натравливали! - обрадовался Ильюхин. - Взять тех же жидов, евреев то есть. Не прав?

- Одни дураки довели до ручки, другие - за нее схватились. Ты, Ильюхин, может, и доживешь до озарения. И все поймешь. Только поздно будет, ты уж мне поверь на слово.

- И ты доживешь. Может, тебя за прежнее простят? - возразил так горячо и так искренне, что Кудляков грустно улыбнулся и обнял за плечи.

- Славный ты человек, Ильюхин. Порядочный - несмотря ни на что. Ты мне нравишься, поверь.

- И ты мне. Делать-то что будем?

Кудляков отвечал четко, почти чеканно. Прежде всего следовало окончательно убедить двойников семьи принять участие в рискованном деле. Деньгами - это скорее всего. Золотом, к примеру. Скажем - по пятьсот рублей червонцами с портретом царя. Есть такой запас... Далее: они должны знать и понимать, что речь идет всего-навсего о театральной постановке для руководства Урала и Москвы. Мол, все заснимут на кинопленку. И выстрелы будут холостые, просто так. И кровь - театральная, каждый из них сам надавит резиновый мешочек с трубочкой. Для чего это нужно? Объясним: мировой империализм уже обвиняет большевиков в смерти семьи. А им в ответ пленка! Никакого расстрела и не было! Вам об этом "расстреле" наплели, а вы и поверили. Но на самом деле рабоче-крестьянское правительство придумало этот спектакль только для того, чтобы разоблачить темные силы там, на Западе!

Кудляков вошел в раж, начал размахивать руками, лицо его покраснело и приняло отчаянно-революционный оттенок.

Ильюхин вздохнул:

- Ты в эту чушь сам-то веришь?

- Массы верят только в чушь! - взвился к потолку. - Уж не обижайся чем круче ложь, тем больше доверия! А уж западные благополучные люди - они все, как один, на сказках братьев Гримм выросли! Поверят. Как преподнести...

- Ладно. Я пока с "перепиской" продолжаю. Ты... Если что нового или непонятного - нос по ветру!

- Не сомневайся.

Зоя Георгиевна постучалась среди ночи. Открыл, на лице мгновенно отразились самые неприязненные чувства.

- Поди опять приставать станете...

- А ты возражаешь? - похлопала его по щеке. - Я не одна...

Из темноты вынырнул Войков. Был он в сатиновом грязном халате и стоптанных башмаках. На голове бандитская кепка набекрень.

- Не удивляйтесь, товарищ Ильюхин... - вытер ноги, тщательно закрыл дверь. - Садитесь. Есть разговор.

Ошеломленный Ильюхин едва не сел мимо стула. Надо же... И фамилию произнес правильно, и ведет себя нормально. Шут гороховый...

- Вот что... - устало проронил Войков. - Чаю не найдется ли?

Зоя начала раскочегаривать примус, Войков заговорил: