Евгений Суровцев - Ганская новелла

• Название: Ганская новелла
• Автор: Евгений Суровцев
• Издательство: Известия
• Жанр: Рассказы
• Год: 1987

В сборник вошли рассказы молодых прозаиков Ганы, написанные в последние двадцать лет, в которых изображено противоречивое, порой полное недостатков африканское общество наших дней.

---

Признаюсь, эти разговоры нас весьма смущали, пока один здоровенный парень, старший на молитве, не положил этому конец, пропев своим могучим голосом: «Прибавляет да вычитает, а нет чтобы умножить или разделить», — и мы все повалились со смеху.

А тут еще самый маленький в классе, ну сущий карлик, но большой шутник, подбавил масла в огонь: «Да и делить-то, наверное, умеют только в столбик», — ну мы еще сильней схватились за животы, я, например, в тот день чуть не плакал от смеха. Так что мы дальше стали строить планы, забыв о всяких там правилах арифметики. Кое-кто из нас хотел, чтобы священник освятил и амулеты малама, но первый ученик класса заявил, что это уж совсем глупая затея — попы и знахари рука об руку не ходят, это все равно что заставить волков и овец есть из одного корыта. Очень жаль, сказали мы, но поскольку известно, что благоразумие, так сказать, самый ценный элемент мужества, то в конце концов амулеты малама могут обойтись и без благословения.

Когда пришел священник и освятил наши пояски, он, разумеется, завел речь о том, как важно получить защиту святой Филомены, равно как и друга животных святого Антония из Падуи, и самого Иисуса Христа, и добродетельной девы Марии, и других великих святых, но мы, мол, при этом не должны забывать, что бог и святые помогут нам лишь в том случае, если мы сами будем стараться и работать не покладая рук. Эта речь привела нас в замешательство: мы знали Катехизис наизусть, и наши скромные познания хоть и не позволяли спорить со священником, но давали нам уверенность, что в его словах что-то не так. Конечно, пока священник находился рядом, мы молчали, но после его ухода разгорелся серьезный спор. Видите ли, Катехизис утверждает, что человек, рожденный от женщины, греховен и сам себя спасти не может, но, уверовав в господа, способен сдвинуть горы. И вот является какой-то священник и заявляет, что одной веры мало. Наши отличники так и не пришли к единому мнению. Одни утверждали, что все известно — выпускные экзамены нечеловечески трудны и только вера может обеспечить успех. Другие говорили, что господь никогда не спустится на землю, чтобы сдать за кого-то экзамены, поскольку он слишком занят, глаз не сводит с Марии, сидящей по левую от него руку, и Иисуса — по правую. Это были греховные речи, но что взять с грубых деревенских мальчишек, которые и в церковь-то никогда не ходили, а учителя, оглашая по утрам в понедельник список присутствовавших на службе, боялись бить их бамбуковыми палками.

Примерно за три месяца до экзаменов из соседнего городка прибыла какая-то странная личность, утверждавшая, что имеет дядю в Экзаменационном совете в Аккре и что через этого дядю получена кой-какая полезная информация, которую мы могли приобрести. В ближайшем лесу была назначена тайная встреча, и там каждый из нас взамен двухпенсовой монеты получил двадцать вопросов с длиннющими заумными ответами, которые, как нам было сказано, написал преподаватель средней школы из Аккры, после этой работы сошедший с ума. «Воспаление мозга из-за непосильной нагрузки» — так этот тип определил его недуг, который обрушивается, разумеется, только на людей с избытком интеллекта.

Ну, вот мы и получили эти бесценные вопросы и ответы. Оставалось только все это пережевать, а остатки выплюнуть и забыть. То есть от нас требовалось тщательно пережевать каждое слово так, чтобы во время экзаменов без запинки излить все усвоенное на бумаге, спихнуть эти чертовы экзамены и забыть о них… Очень просто. Но вопрос — зубрить или не зубрить — оставался по-прежнему. Не зубрить лишь потому, что на нашей стороне всевышний? И кое-кто из нас решил полностью довериться господу, святой Филомене, другу животных святому Антонию из Падуи и мусульманскому маламу. В числе таких «решившихся» был и Яу Ману. Ночами они молились, а днями постились. Они страдали ужасно, но делали это с радостью и презирали тех из нас, кто ел регулярно, и чем больше подводило от голода их животы, тем больше они верили, что господь их не оставит. Они жгли длинные индийские свечи, обмотанные черными лентами, и от них постоянно несло ладаном. На полу в нашем классе они начертили огромную звезду Давида с маленькими крестами в конце лучей, а в центре ее поставили стакан с чистой водой и приступили к такой операции: выходили, хватали какого-нибудь малыша и волокли в наш класс. Сначала справлялись, сколько ему лет — не семь ли? Кажется, Катехизис утверждает, что дети младше семи не столь испорченны. Если мальчик оказывался старше семи лет, ему давали подзатыльник и отпускали. Но если мальчишка говорил, что ему шесть или около того, то оставалось только его спросить, спал ли он когда-либо с женщиной. Вы понимаете, что не у мамы в кровати, а по-настоящему. Вопрос был важен, поскольку и звезда, и кресты, и вода появились для того, чтобы вызвать дух святого Антония, а только девственный мальчик подходил для этой цели. Мальчик, познавший женские тайны, был обречен на подзатыльник, а чистый мальчик должен был нагнуться и смотреть в стакан с «водой святого Антония».

— Что ты там видишь? — суровым голосом спрашивал старший на молитве.

— Ничего, — отвечал мальчик, всматриваясь в стакан еще пристальнее. Старший на молитве покашливал и говорил:

— Закрой глаза, — а после продолжительной паузы: — Открой. И что ты сейчас видишь?

— Все еще ничего, — раздавался тревожный ответ.

— Смотри внимательнее. Ты разве не видишь человека с крестом, одетого в черное?

И тут уж мальчик отвечал:

— А-а-а. Да, сейчас я его вижу. Да, он одет в черное. — Пинок под зад, и мальчик вылетает вон, потому как известно, что святой Антоний относится к области белой магии и может быть одет только в белое. Если же мальчишке удавалось увидеть настоящего святого Антония, то его просили больше не смотреть в стакан, а приложить к стакану ухо и слушать.

— Ну, святой Антоний начал говорить? — Правильный ответ должен был звучать не на фанти, поскольку святой говорил только по-английски. Поначалу я не мог понять, как мальчик, не зная английского, разбирал то, что говорил святой Антоний, но старший на молитве объяснил мне, что святой обладает способностью сделать так, чтобы любой понимал его, это одно из его чудесных свойств, как, например, пятнадцать таинств девы Марии, о которых рассказывал учитель Закона божьего во время благословения в октябре, как чудо Христа, превратившего на свадьбе воду в вино.

— Ну и все мы сдадим экзамены? — спрашивали мальчика.

— Святой Антоний говорит, что не все, — отвечает мальчик после некоторой заминки.

— И сколько же провалится?

— Святой Антоний говорит — трое.

По каким-то причинам всегда называлась цифра три. Трое из наших, которые учились хуже всех, начинали больше молиться и жестче соблюдать пост. А Яу Ману, хотя он и не входил в эту тройку, всегда и молился, и постился вместе с ними. Он был очень осмотрительным парнем.

В день экзаменов мы пошли к заутрене. Учитель Закона божьего произнес свою речь о тернистом жизненном пути, и всю дорогу от церкви до зала, где должны были проходить экзамены, мы шли медленно, распевая «Веди нас и свети». Экзамены всегда казались праздником, поэтому младшеклассники и женщины из деревни стояли вдоль дороги, выкрикивая нам всякие пожелания, и пели: «Пусть отправится с вами в путь надежный друг». Некоторые плакали, а мы шли с опущенными глазами, потому как знали, что воистину спускаемся в долину смерти.

В декабре стали известны результаты экзаменов. Девятнадцать человек провалились. В сущности, для нашей школы это было совсем неплохо, поскольку проваливалась обычно половина. Конечно, объявляя результаты, учитель изобразил на своем лице великую скорбь, но мы-то знали, что в душе он ликует, а скорбь — для провалившихся, чтобы им было не так обидно.

Позже наша компания все пыталась понять, почему же не сбылось предсказание святого Антония. Старший на молитве, кстати, один из провалившихся, был просто взбешен и заявил: это потому, что не все по-настоящему соблюдали пост и искренне молились — вот господь и наказал нас: провалившись, мы заплатили за грехи нерадивых. Он до того разъярился, что я был рад, когда мы наконец разошлись, спев на прощание «Веди нас и свети».

А Яу Ману и я экзамены выдержали и на следующий год уехали в город и поступили в среднюю школу.

Не люблю вспоминать те пять лет, что мы там провели. Никто ни с кем не дружил, учиться было трудно. Святые отцы заставляли нас каждое утро ходить в церковь и каждый вечер свершать молебствие. Мне все страшно не нравилось, Яу Ману же — наоборот, тем более что святые отцы души в нем не чаяли, хотя учеником он считался неважнецким, зато лучшим католиком. Он буквально не вылезал из часовни. В первый же год его сделали служкой. Как ему, который не мог запомнить даже собственных записей по истории, удалось выучить все эти латинские выражения, до сих пор остается для меня загадкой. Когда бы я его ни встретил, в руке он всегда держал маленький молитвенник, а губы шептали церковную латынь. Он морщил лоб, а с уст лилось загадочное… Именно церковь разлучила нас. Яу Ману первым потерял ко мне всякий интерес, но для меня он всегда оставался и другом, и братом.