Илья Рясной - Скованные намертво

• Название: Скованные намертво
• Автор: Илья Рясной
• Жанр: Боевик

---

— Зеленые «Жигули». Квитанция «а22-18мк».

— Понял. Присматривайте.

Через пять минут зеленые «Жигули» появились в зоне видимости. Машина была старая, потертая, битая-перебитая. Она остановилась в двух кварталах от дома.

— Объект два вышел из контейнера. Объект три остался в салоне, — сообщил оперативник из «наружки».

Ясно — Каратист отправился к дому, а Карась сидит за рулем и ждет возвращения подельника.

— Не упускайте. Пятый, по сигналу начнете брать. Союзники пусть подстрахуют.

Союзниками обычно называют сотрудников «семерки» — разведки. Они не имеют права участвовать в силовых мероприятиях. Их дело — наружное наблюдение. Они живут под чужими именами, имеют вымышленные места работы и документы прикрытия. Оперативник «наружки» — это тень. Он напоминает о своем присутствии лишь тихим шелестом и не должен никогда материализовываться ни в материалах уголовных дел, ни при задержаниях. Но в жизни часто происходит иначе. При мероприятиях часто просто не хватает оперативников для проведения захватов, и «семерка» занимается несвойственным делом — выламывает руки, защелкивает браслеты.

— Значит, все сработало, — сказал Савельев. — Они решили убрать клиента.

— Значит, решили, — произнес Аверин. На него обычно накатывало легкое возбуждение, когда операция входила в основную стадию.

— Смотри, вот он. С сумкой.

— В сумке — автомат Калашникова?

— Скорее всего. Привычный инструмент.

— Стрелки хреновы.

Каратист пристроился в сквере так, чтобы держать подъезд в поле зрения. Он нервничал. Вскакивал, суетливо прохаживался. Аверин рассматривал его в бинокль. Летом темнело поздно, на Улице было совсем светло.

— Четырнадцать трупов, — сказал Аверин. — Пора бы уж и перестать нервничать.

— Работа тяжелая. Боится еще.

— Может, зря не взяли спецназовцев?

— Обойдемся своими силами.

— Первый, ответь Бархану-один, — прозвучал голос опера «семерки».

— Первый на линии, — сказал Аверин.

— Терпила выходит из троллейбуса.

— Ну все, начинается. — Аверин сказал в рацию:

— Приготовиться.

По направлению к подъезду направился шатающейся походкой мужичок. Он шел прямиком к своей смерти. По планам Новицкого этому человеку надлежало через несколько минут умереть.

Каратист высмотрел клиента и заерзал на скамейке.

— Вперед, — сказал Аверин. Савельев тронул машину.

— Здесь притормози. Когда я сближусь с Каратистом, командуй захват. И подкатывай. Подстрахуешь.

— Понятно, — Савельев вынул «стечкина» и передернул затвор, положил пистолет между сиденьями.

— Если что не так пойдет и он выхватит автомат, сразу вали его, — велел Аверин, вылезая из салона.

— Сделаем.

Жертва зарулила к подъезду. Каратист встал со скамейки и быстрым шагом направился туда же. Аверин зашел за дом, бегом преодолел расстояние, перепрыгнул через газон, расстегнул рубаху на груди, приспустил ремень и нырнул за угол. Он рассчитал траекторию так, чтобы пересечься с Каратистом в нескольких метрах перед подъездом и столкнуться нос к носу.

Аверин рассеянно смотрел по сторонам, шатался, гнусавил под нос песню. Он вполне прилично научился изображать пьяных. Главное, не встретиться взглядом с глазами клиента. Это многих доводило до беды. У преступников существует какое-то шестое чувство. Некоторые чуют опасность и без видимых причин. Другие читают по глазам опера, если тот, дурак, пялится куда не следует.

Аверин смог теперь рассмотреть Каратиста получше. Высокий, симпатичный парень с длинными волосами, с набитыми по-каратистски руками. Ничего порочного в лице, во взоре.

Обычный молодой человек. Никто бы не подумал, что на его душе четырнадцать безвинных жертв.

Каратист прибавил шаг. Он вскользь и с видимой досадой посмотрел на Аверина — свидетель. Впрочем, в такой стадии опьянения, что вряд ли сможет потом сказать что-то членораздельное.

— Напрасно старушка ждет сына домой, — занудил Аверин, споткнулся и неожиданно ринулся вперед. Рывком преодолел три метра. Каратист отпрянул, но сделать ничего не успел. Аверин подсек его. Вырвал сумку, отбросил ее. Каратист махнул ногой, попытался подняться, и Аверин обрушил на него страшный удар кулаком. Голова стукнулась об асфальт, и Каратист потерял сознание. Сзади послышался визг тормозов. Из салона выскочил Аверин со «стечкиным».

Две машины блокировали зеленый «жигуль», в котором сидел Карась. Оперативники ринулись к дверям, распахнули их. Вытряхнули, как куклу, Карася, и впечатали его лицом в асфальт, слегка прошлись из чувства классовой ненависти злодею по ребрам.

— Допрыгался, гаденыш, — прошипел опер из второго отдела.

— За что, мужички?! — захныкал Карась.

— За дело, сученыш.

Далеко отсюда сотрудник ГАИ остановил «Мерседес», направлявшийся по шоссе.

— Ваши права, — произнес лейтенант.

— Пожалуйста, командир, — Новицкий протянул инспектору дорожно-патрульной службы водительское удостоверение. — За что остановил?

— Плановый досмотр.

К Новицкому подошли двое скучавших молодых людей, автомобиль которых досматривал второй инспектор. Новицкий кинул на них рассеянный взгляд. Обычные товарищи по несчастью.

Тут его и стиснули с двух сторон. Он напряг молодецкую силушку, пытаясь вырваться, но получил коленом в живот. Руки его завели за спину.

— Вы чего? — захрипел Новицкий.

— Мы из МУРа, Толик, — произнес оперативник.

— За что?

— Сам знаешь. Будь моя воля, я бы тебя здесь в расход пустил.

Через сорок минут все задержанные и спасенный хозяин жилья сидели в разных кабинетах на Петровке. Старший важняк из прокуратуры города оформлял все документы.

Аверин и Савельев говорили с Каратистом. Тот сидел согнувшись. Взор у него был тусклый. Он еще не совсем отошел от удара. Его слегка мутило. И он пребывал в шоке.

В сумке у него обнаружили короткоствольный автомат с глушителем. Аверин был уверен, — это тот самый, из которого были убиты и другие жертвы.

— Ну что, Ваня, говорить будем? — спросил Аверин.

— Я ни в чем не виноват. Вы ошиблись, — долдонил угрюмо Каратист, постанывая и держась за затылок, на котором запеклась кровь.

— За что взяли, знаешь?

— Не знаю…

— Понятно, — Аверин встал, прошелся по кабинету, сел напротив Каратиста, положил ладонь на его плечо. — Ты мне одно скажи, зачем было тогда, у площади Ильича в доме, через сумку стрелять? Так красивее показалось или вынуть автомат побоялся?

— Само собой получилось, — вздохнул Каратист. — Я не хотел… Я не думал, что все так получится…

— А как ты думал?

— Это все Карась… Ему все баксы и баксы.

— Бизнесмен вас на долгах ведь поймал.

— Поймал. Мы с Карасем вместе учились. Школу закончили. От армии сами знаете сколько стоит отмазаться. Деньги большие. Но заплатили. Решили дело свое завести. Взяли у Бизнесмена два «лимона» на раскрутку фирмы… Шмотье перепродавали, продукты. Пролетели быстро.

— Дело нелегкое.

— Вот именно… А Бизнесмен стал угрожать. На счетчик обещал поставить. А чего, у нас это быстро. Не знаете, что ли, что такое Железнодорожный? Тогда бы кабала на всю жизнь. Или рельс на шею.

— Действительно.

— А что делать-то было? Что?! — Каратист шмыгнул носом. — Жизнь на волоске зависла.

— А тут жизнь старика, которому сто лет в обед, только небо коптит, — кивнул Аверин, внимательно смотря на Каратиста.

— Ну да… Позвонили мы с Карасем в дверь. Открыл старикан. Опойный, под мухой — уже не человек, а животное, мусор под ногами. Я его обхватил, а Карась веревку накинул. Придушил. Взяли паспорт. Бизнесмен задним числом его квартиру на себя оформил. У него все в кармане — и нотариусы, и менты. Он знает, как такое делать.

— А потом?

— Потом в Мытищах. Там старикан и старуха жили. Божьи одуванчики.

— Зарезали.

— Да.

— Интересно человека резать?

— Противно.

— Но надо было попробовать.

— Да, — задумчиво произнес Каратист. — Потом на лестничной площадке еще двоих расстреляли. У метро «Площадь Ильича».

— Через сумку стрелял.

— Да. Бизнесмен дал автомат. Бесшумный. В лесу его опробовали… А потом на тех двоих. Из автомата и мужичка одного. Маклер он был. Вместе с Бизнесменом дела делали. Новицкий ему крутые бабки задолжал.

— А потом?

— Квартира в Текстилях.

— Зачем было хозяину железный штырь в ухо забивать?

— Это Карась. Ему показалось интересно… Ему понравилось убивать. Мне-то отвратительно, а он каждого дела как праздника ждал.

— Почему же сегодня ты пошел стрелять?

— Он стреляет плохо. Он вообще ничего не умеет делать, гад. Только подзуживает — бабки нужны, бабки…

Каратист вытер ладонью слезы. Плечи его дрогнули.

— Ваня, а не жалко людей? — спросил Савельев, вставая сбоку от стула, на котором сидел допрашиваемый.