Эрнесто Медзаботта - Папа Сикст V

• Название: Папа Сикст V
• Автор: Эрнесто Медзаботта
• Жанр: Историческая проза

(ит. Ernesto Mezzabotta) — итальянский писатель, известный в свое время журналист.

На русский язык были переведены только два размещенных ниже исторических романа.

---

— Вы настоящий представитель истинного Бога, — вскричала еврейка, падая на колени перед папой, — возьмите это не для себя, но для государства, для осуществления великих ваших идей. Я богата и без этих денег, позвольте мне, ваше святейшество, вдали от вас радоваться, что и я хоть немного способствовала осуществлению планов великого и благородного Сикста!

Со слезами на глазах поцеловав руку папы, еврейка исчезла. Сикст V не мог опомниться от изумления, все это ему казалось каким-то сном, но кредитивы, лежащие на столе, убеждали его в действительности. Папа вздохнул полной грудью, вскинул глаза на распятие и сказал:

— Провидение мне послало это золото, которое даст мне возможность прославить Твое имя, святой Искупитель; будем же милосердны во имя Твое. Завтра прикажу закончить процесс с отравителями; Роза пойдет в монастырь, ее любовник Тит на галеры, Гербольд получит свободу. Но Зильбер? Он не должен жить — потому что он еретик. Смерть еретика не может быть не приятна никому, разве Юлии Фарнезе, и то едва ли.

РИМСКИЙ НАРОД РАЗВЛЕКАЕТСЯ

НА площади Восса della verita против Ватиканского дворца был выстроен эшафот, нечто вроде круглого возвышения с плахой и крестом посередине. Здесь должна быть произведена казнь над еретиком, и казнь самая лютая, которая не применялась долгое время даже при свирепом, жестоком Сиксте V. Это страшное истязание заключалось в следующем. Приговоренного привязывали к большому деревянному кресту, палач сначала разбивал ему громадной дубинкой руки, потом ноги и затем отрубал голову; части тела казненного разбрасывались на все четыре стороны города. В этот день была назначена казнь Зильбера; как нарочно, погода была великолепная. Небо светло-голубое, тихий юго-западный ветерок приятно освежал лицо, лучи восходящего солнца начали золотить купол храма св. Петра. В толпе, собравшейся вокруг эшафота, шли разные разговоры по поводу казни одного преступника, а не двух, как предполагалось сначала. Говорили, что должна быть казнь и барона Гербольда, но по просьбе короля Франции он освобожден. Лучи солнца осветили и фигуры четырех палачей, занявших свои места на эшафоте. Старший из них со свирепой физиономией, беспечно бросал взгляды на праздную толпу, опираясь на огромную дубину, которой он должен размозжить кости осужденного; в ногах палача лежала секира; помощники, засучив рукава, также дожидались торжественного момента.

Недалеко от эшафота стояла Вероника, жена скрывшегося тюремщика Фортунато, со своими двумя детьми; все трое они были весьма прилично, если не роскошно, то нарядно одеты.

— Что ни говорите, кумушка Вероника, — обратилась одна женщина средних лет к жене Фортунато, — эти люди родятся в рубашке: устраивают заговоры, убивают, отравляют, и, когда настает час поплатиться за свои преступления, вдруг является ходатаем какая-нибудь красивая синьора — и преступник получает свободу.

Вероника, желая быть предметом общего внимания, было собралась рассказать кумушке, как к ним неожиданно явилась неизвестная синьора, но в это самое время увидала угрожающий взгляд одного из стоящих, здесь рабочих, прикусила язык и поперхнулась на полуслове.

— Извините, я забыла, — лепетала она, — в другой раз расскажу подробности.

И, взяв своих дочерей за руки, она поспешно пошла домой. Когда толпа народа осталась далеко позади, перед женой тюремщика предстал, точно вырос из-под земли, тот самый рабочий, который так напугал ее своим свирепым взглядом около эшафота.

— Вероника! — спросил ее рабочий. — Ты получаешь аккуратно каждый месяц двадцать червонцев?

— Да, получаю, — побледнев, отвечала Вероника. — Не понимаю, к чему клонится вопрос.

— А как ты думаешь, эти деньги валятся с неба? Тебе их назначила твоя благодетельница за молчание, — продолжал рабочий, — а ты болтаешь о том, чего не следовало бы иметь даже в помышлении.

— Простите, синьор! — пролепетала сконфуженная женщина.

— Хорошо, первую ошибку я тебе прощу, но помни, Вероника, если ты не укоротишь свой язык, тебе будет плохо, — сказал рабочий и скрылся за углом соседнего дома.

Между тем на площади, где была назначена казнь, толпы народа прибывали, наконец, не осталось ни одного вершка свободного места: площадь, балконы, крыши, даже деревья были полны народом — до такой степени казалось интересным предстоящее зрелище. Наконец раздался общий возглас: «Ведут! Ведут!», и действительно из-за угла, с соседней улицы, сначала показался отряд солдат, потом телега, на которой сидел связанный преступник; телегу окружили конные жандармы, за ними опять следовали солдаты. Бледный Зильбер, презрительно улыбаясь, глядел на бесчувственную толпу, лицо его выражало полную решимость умереть, но не боязнь смерти.

— Это он, это он, отравитель!

— Хотел убить святого отца, нашего защитника!

— Да здравствует Сикст! Смерть его врагам! — ревела толпа, бросаясь на позорную колесницу; но солдаты без церемонии пустили в ход приклады, и толпа отхлынула. Сторонники Зильбера видели, с каким остервенением народ хотел разорвать в клочки того, кто посягал на их благодетеля Сикста, и невольно повесили головы. Между тем печальный кортеж остановился около эшафота, палачи развязали преступника и подвели его к плахе.

— Пора кончить, я голоден, — сказал один из палачей. — Ложись, приятель! — обратился он к приговоренному. Зильбер повиновался, его прикрутили к кресту, и старший палач взял уже в руки свою страшную дубину. В это время к осужденному подошел капуцин, наклонился к нему и сказал:

— Сейчас ты должен умереть, не желаешь ли примириться с Богом?

— Не через тебя ли, католический поп? — громко вскричал Зильбер.

— Да, мы посредники между небом и землею, — отвечал монах.

— Вы, посредники, именующие себя министрами Господа Бога, предаете меня страшной мучительной казни и хотите, чтобы я верил вашим словам?

— Брат, — сказал кротко капуцин, — что значат земные страдания в сравнении с вечными муками в аду?

— Иди к дьяволу, лицемер! — вскричал Зильбер и, обращаясь к палачу, просил поскорее кончить казнь.

Толпа была поражена, многие осеняли себя крестным знамением и шептали: «Несчастный хочет умереть не раскаявшись!»

Между тем главный палач обратился к стоявшему около эшафота чиновнику с вопросом:

— Могу я начинать? Бедный молодой человек сгорает нетерпением.

— Погоди немного, — отвечал чиновник, устремив взгляд на одно из окон близстоящего здания.

В этом окне во время казней всегда появлялась фигура папы Сикста V. Спустя несколько минут окно отворилось, и чиновник отдал приказание палачу начинать.

— Вы меня извините, если я сделаю вам маленькую неприятность? — говорил, цинично улыбаясь, палач, обращаясь к приговоренному.

— Только ради Бога поскорее, кончай разом, — прошептал Зильбер.

Палач сделал шаг назад, поднял свою тяжелую дубину и опустил ее на правую руку приговоренного. Послышался треск размозженных костей, и по всей платформе потекли ручьи крови; из груди несчастного вырвался раздирающий душу крик. Толпа дрогнула от ужаса и страха, крик мученика разом заглушил в ней дикие инстинкты и пробудил сожаление. Палач таким же способом размозжил левую руку осужденного.

НЕОЖИДАННАЯ СМЕРТЬ ПАПЫ СИКСТА V

ПАПА Сикст V имел чрезвычайно болезненный и истощенный вид; его физические силы быстро исчезали. Энергия, с которой он принялся следить за процессом отравителей, в конце концов, убила его здоровье. Железный характер его ослаб; он с ужасом видел, что дни его сочтены, а между тем предстояло так много сделать. Войдя в кабинет дворца Восса della Verita, папа опустился перед Святым Распятием и начал молиться. Он верил, что Господь внушит ему справедливое решение. Его мучила мысль, что барон Гербольд, также виновный, прощен потому, что его мать внесла за него много денег. «Значит, — думал Сикст, — Зильбер погибает вследствие неимения капиталов, разве это справедливо?» И Сикст продолжал горячо молиться, по его морщинистым щекам струились слезы, папа шептал: «Вразуми меня, Божественный Искупитель, скажи мне, Господи, что человек, осужденный мною на смерть, должен умереть! Кроме преступления, задуманного им, он еще и еретик, худая сорная трава, которую надо вырвать с корнем и сжечь в огне». Папа долго и горячо молился, наконец, встал на ноги, вытер холодный пот с лица и вскричал:

— Нет, Гербольд не так виновен, он сам не был еретиком и никого не совращал с пути истинного, а Зильбер вреден, как зараза, и должен умереть.

Сказав это, папа подошел к окну и отворил его. Почти в то же время палач размозжил правую руку осужденного, и воздух огласился страшными криками страдальца. Сикст V невольно отшатнулся от окна и пролепетал:

— Боже Великий! Дай мне силу убеждения, что этот несчастный заслуживает казни!