Вячеслав Подкольский - За помощью

• Название: За помощью
• Автор: Вячеслав Подкольский
• Жанр: Русская классическая проза

(псевдоним, настоящая фамилия — Пузик) — русский писатель рубежа 19–20 веков. Обстоятельства жизни не установлены. Крайние даты прижизненного публичного творчества — 1891–1903 гг.

---

— Коли жизни не жалеешь, так, чёрт с тобой, переезжай, давай только мне пятачок за разрешение!

Мужичонка с радостью развязал кошель и, уплатив требуемую контрибуцию, хлестнул лошадь, которая сразу пустилась вскачь.

— Тише, тише, оглашённый, тут полынья! — крикнул было ему вдогонку стражник, но мужик, конечно, не слышал и продолжал нахлёстывать лошадь.

Власов пошёл по реке вслед за мужичонкой, не упуская его из виду. Пройдя Волгу, он увидел, что тот, остановив лошадь и повернувшись лицом к соборной колокольне, крестился, радуясь благополучному переезду. Когда мужичонка поехал дальше, Власов последовал за ним.

— Может, по дороге? Садись, — подвезём! — предложил тот свои услуги.

— А ты куда едешь?

— Да вот в Смоленское.

— А-а, это мне по дороге, я в Глушицкий монастырь иду, — сказал Власов и подсел к мужику на сани.

Дорогу до Смоленского за беседой со спутником он почти не заметил, а оттуда полторы версты до монастыря опять побрёл пешком.

«Да, давно я не молился», — думал Власов, завидев блеснувшие за зелёной кедровой рощею, принадлежавшей монастырю, церковные кресты и купола.

Утренний иней рассеялся, и яркое вешнее солнце взошло над монастырём и озарило его главы. Власов остановился и долго любовался открывшейся перед ним картиной шири и белизны окрестности, прислушиваясь к какой-то особенной, таинственной тишине.

— Как хорошо здесь! — невольно вырвалось у него.

В церкви заблаговестили к поздней обедне. Звон медленно спускался с колокольни и расползался по равнине. Достигнув противоположного берега, где раскинулась большая деревня, и не найдя там желающих перейти опасную Волгу, он вернулся назад и наполнил собою место около монастыря, где стоял одинокий богомолец-Власов, который заторопился, чтобы не опоздать, и скоро дошёл до монастыря.

Отстояв обедню и пообедав в общей трапезной, он вышел из монастырских ворот и оглянулся кругом.

— Э-эх, не ушёл бы отсюда! — проговорил он вслух. — Какая странная тишь!.. Как будто всё здесь прислушивается к чему-то и ожидает чего-то… Но что это за звук? Уж не Волга ли трогается? Нет, это вода ворчит подо льдом… Как хорошо здесь молиться! Давно я так не молился… Здесь невольно воскресла прежняя вера, и так легко, так хорошо стало на душе.

Власов шёл не спеша, но бодро, наэкзальтированный строгой, благолепной монастырской службою и красотою окружающей природы. Жизнь уже не казалась ему теперь такою тяжёлой, мрачной, и в глазах его светилось какое-то умиление. По временам он иногда останавливался, озирался кругом и полной грудью вдыхал в себя благодатный весенний воздух. Но первая же попавшаяся по пути деревня, а затем село Смоленское своими грязными избами и дорогами, — этими признаками простого, «житейского», — стали выводить его из возвышенного настроения и напоминать о горькой действительности. Приближаясь к предместью города, Власов начал подумывать о предстоявшей опасности перехода через Волгу. Ему закрались в голову мысли, от которых он никак не мог отделаться: зачем он затеял это богомолье? Зачем истратил взятые деньги на свечи в церкви и зачем должен подвергать свою жизнь опасности? Не лучше ли бы было выпить на эти тридцать копеек водки и хоть немного забыться?

— Подвергать опасности жизнь! — с усмешкой повторил про себя Власов. — А зачем она эта жизнь-то? Кому она нужна? Вот пустяки-то!

Когда он дошёл до берега городского предместья, то сразу заметил, что дорога через Волгу, по которой он шёл сюда, подвинулась, и на ней уже не было ни одной движущейся точки, какими казались с берега пешеходы.

— Тронуться ещё не тронулась, а подалась заметно. Дело плохо! — решил Власов, озираясь на Волгу и пристально всматриваясь, не мелькнёт ли по дороге бесстрашный пешеход, чтобы своим примером придать ему бодрости.

Не дождавшись никого, Власов выбрал самую меньшую полынью, чтобы удобнее прыгнуть на лёд и, оглянувшись в ту сторону, где остался монастырь, очутился на льду. Он пошёл быстро, с замиравшим сердцем, пугливо оглядываясь по сторонам. Дороге через Волгу, ему казалось, не будет конца. В душе его кроме страха за свою жизнь ничего не было.

— Господи, только бы живым остаться, да детей увидеть! А там, если места не найду, хоть на фабрику в рабочие наймусь… Если судьба перенесёт меня благополучно, так неужели для того, чтобы потом с голоду умереть?

Власову вдруг показалось, что с городского берега ему усиленно машут. Он ещё прибавил шагу, хотя ноги и без того плохо повиновались на скользком льду, а сердце как будто совсем перестало биться. Невдалеке он заметил как вода, прорвавши лёд, пенилась и бурлила. Тишину сменил какой-то странный шорох, который всё увеличивался и постепенно переходил в трескотню. Это ломался лёд. Пенящаяся вода уже пробивалась со всех сторон, и Волга из гладкой сделалась какой-то шершавой, бугристой. Солнце, которое больше всех способствовало этому разрушению, увидя его, спряталось и только одним краешком смотрело на дело своих рук, представляя остальное докончить воде. Власов совершенно отчаялся в своём спасении. Но вдруг огромную льдину, на которой он находился, сильным напором воды, при порывистом ветре, понесло прямо к городскому берегу. Это спасло его. Льдина с шумом врезалась в берег, и толпившийся на нём народ помог Власову выбраться на сушу. Почти без памяти и не в состоянии долее держаться на ногах, он сел прямо на землю.

— Ишь ты! — накинулся на него речной стражник. — Точно по бульвару прогуливается!.. Не было тебе зимой-то времени гулять? Перетонете, я за вас тут отвечай перед начальством!

Заметив, что какой-то мужик взял один из его багров, стражник оставил Власова и бросился к мужику, требуя с него за пользование багром неизменный пятачок, больше которого не шло его мздоимство.

Придя в себя и немного отдохнув, Власов поднялся с земли и тихонько поплёлся в город. Ноги и руки его заметно дрожали. Пока он дошёл до дому, раз пять останавливался отдыхать. Чем ближе Власов подходил к дому, тем мучительнее сжималось его сердце.

«Опять всё то же! — подумал он. — Те же взгляды, те же ехидные замечания… Ах, не всё ли равно? Только бы лечь и уснуть поскорее!»

Власов пошёл не через лавку, а через двор, чтобы не встретиться с тестем. У входа он столкнулся с тёщей, которая, к его изумлению, приветливо обратилась к нему:

— Ну, слава Богу! А мы ждём, ждём вас, самовар два раза подогревали!..

«Вот дура-то! — подумал Власов. — Воображает, что я действительно на фабрику ездил и место там получил!»

Он разделся, снял промокшие сапоги и прошёл в свою комнату.

Жена сидела на постели и кормила меньшую девочку. Лицо Авдотьи Павловны было светлое, радостное. Она привстала и, придерживая одной рукой ребёнка, другой достала со стола уже распечатанный пакет и молча подала его мужу. Власов быстро пробежал содержание бумаги и, опустившись на стул, проговорил с выступившими на глазах счастливыми слезами:

— Подумай ты: ведь это такое место, которое и во сне мне не снилось!

Через минуту явилась тёща с приглашением закусить и выпить чаю.

Когда все уселись за столом приветливые, радостные, Власов стал рассказывать, куда и зачем он ходил и чему подвергался. Все слушали умилённые, затаив дыхание.

— По нашим временам грешно на чудеса надеяться, — авторитетно заключил тесть, — а тут дело видимое!.. Как только Волга пройдёт, всем семейством отправимся в Глушицкий монастырь пешком на богомолье.

Полное единодушие и тихая радость светились на лицах всех сидевших за столом.

1903