Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

• Название: История первая: Письмо Великого Князя
• Автор: Лента Ососкова
• Жанр: Научная Фантастика

У Сифа Бородина есть всё для того, чтобы стать супергероем в какой-нибудь приключенческой книжке: он — младший офицер элитных войск Российской Империи 201* года, воспитанник полковника-героя… Но отчего-то в школе Сиф предпочитает вместе с друзьями рисовать пацифики — знаки мира — где только можно и нельзя и молчит как о своем звании, так и о войне, на которой вырос.

Но когда его командиру приходит приказ от самого Великого Князя, становится не до рассуждений, и события шестилетней давности снова встают перед глазами…

---

Раста скосила глаза на Спеца: тот отвернулся от приближающейся женщины, стараясь справиться с застывшим на лице угрюмым, незнакомым Расточке выражением. Девочка пихнула здоровой рукой друга в бок, и тот кисло улыбнулся в ответ, но пояснять ничего не стал.

— Добрый день, в эфире по-прежнему наша дневная программа «Эхо мнений», — подскочив к ребятам, затараторила заученный текст женщина, сверкая улыбкой в камеру унылого детины. У того вид был такой, будто он уже третий день без отдыха таскает камеру, сумку и микрофоны по парку, не имея возможности даже сесть на лавочку, перекусить сосиской в тесте или хотя бы минералки хлебнуть. Но он не возмущался, смиренно подпирая штатив камеры.

— Сейчас мы спросим у этих приятных молодых людей, прежде всего, кто они такие, нужно же представиться! — продолжила тарахтеть женщина, загораживая собой микрофон от ветра. Мужчине с камерой пришлось передвинуться, чтобы снова уместить в кадре все лица.

— Кто вы такие, ребята? — женщина сунула микрофон под нос Расте. Та слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки, весело подмигнув прямо в камеру:

— А мы, господа хорошие, хиппи! — она встряхнула волосами, откидывая пряди от лица.

— А разве хиппи не… хм, исчезли? — сделала удивлённое лицо женщина, старательно занимая центральную позицию в кадре. Оператор, здраво рассудив, что зрители видят это лицо каждый день и хотят чего-то новенького, осторожно и незаметно перевёл камеру так, чтобы крупным планом была Раста.

— Ничего мы не вымерли! — весело возразил Каша, заглядывая в камеру. Он тоже обладал колоритной и яркой внешностью, поэтому оператор не возражал, хотя Расточка ему нравилась больше.

— Мы как грибы: олдовые, старые, то есть, хиппи исчезли, а мы заново выросли! — пояснила Раста, счастливо улыбаясь. «Если ты горишь, хочется, чтобы остальные зажглись от тебя», — вот и ей хотелось, чтобы ей улыбнулись в ответ.

— Тогда, дорогие хиппи, расскажите для наших зрителей, — стараясь вновь завладеть вниманием аудитории, заговорила корреспондентка, — в чём ваше счастье?

— Наше счастье? — Раста переглянулась с друзьями, подставила лицо и ветру и честно ответила, жмурясь от удовольствия: — Наше счастье — наша свобода! А наша свобода — в нас самих!

— Свобода? — озадачилась корреспондентка. Ей хотелось чего-нибудь поконкретнее или, ещё лучше, поскандальнее. Особенно от хиппи — под этим словом, правда, обычно объединяли любых «неформалов», а не только юных и ещё только разбирающихся в собственном движении «детей цветов». Но она мужественно принялась развивать тему: — То есть, хиппи по-прежнему выступают за мир без границ и законов?

— Мы не выступаем. Мы живём, — поправил Каша неожиданно серьёзно, вздохнул и объяснил, со своим непередаваемым пафосом в глазах: — Свобода — это… когда ветер подхватывает тебя и кружит, как сорванный с ветки лист. Когда природа вокруг тебя не тяготится присутствием человека, а человек не заставляет её приносить ему выгоду! Свобода — это когда ты счастлив просто оттого, что ты и твои друзья есть на земле, оттого, что ты можешь сделать мир вокруг чуточку прекраснее…

Каша не стремился к патетике. Он просто так говорил — и так верил. На самом деле. «На полном серьёзе». Если Спец просто любил говорить «по-книжному», вполне осознанно, то Каша — он так просто жил.

Вокруг друзей плескался ветер, который принёс им запах свободы. Счастье, обычное счастье четырнадцатилетних подростков, отражалось в пруду, в небе, в проходящих мимо или останавливающихся из любопытства людях, в усталом операторе с камерой. Раста, Каша, даже Спец улыбались, смеялись, что-то поясняли, с упоением вдыхая щекочущий где-то под сердцем запах свободы.

Когда корреспондентка унеслась дальше разыскивать «эхо мнений разных людей» о том, в чём же счастье, на ходу воюя с поставившем ультиматум «Или сейчас заворачиваем перекусить, или я ничего не снимаю» оператором, Раста звонко рассмеялась, схватила Спеца за руку и закружилась с ним, второй рукой подхватив под локоть Кашу.

— Мне хорошо, хорошо! — проговорила она сквозь смех, потом вдруг притормозила и, посерьёзнев, взглянула на Спеца: — Эй, ты чего?

— Чего я? — с излишним недоумением спросил Спец, и Раста не поверила, что он не понял, о чём речь.

— Ты такой… напряжённый. Что случилось? — девочка попыталась поймать его взгляд — всё-таки, друг был её немножко ниже, — но не смогла: Спец уткнул взгляд в свои часы.

— Не люблю… корреспондентов, — поморщился он, вспоминая что-то. Раста могла только догадываться, что воспоминания эти много раньше их знакомства.

— Среди них слишком мало людей. Всё пираньи с хищными улыбками до ушей да стервятники-перелётки… — чуть слышно пробормотал Спец, словно надеясь, что Раста ничего не услышит, не поймёт, не обратит внимание. Но она услышала, обратила внимание, поняла. Поняла, что Спеца надо срочно вытаскивать из пучин воспоминаний, куда он так старательно себя загоняет. Сказано — сделано:

— Всё, забыли! — решительно заявила девочка. — Пойдёмте куда-нибудь. Здесь слишком людно.

Она потащила приятелей вперёд по тропинке, чувствуя себя толкачом баржи: маленьким, беленьким, упрямым и похожим формой на какой-то ботинок. Толкач старательно буксировал две своих «баржи» вперёд, к той части пруда, где тот вытягивался в недлинную речку, протискивался под узким круглым мостом и снова разливался. В Сетуньском парке можно было найти множества укромных уголков, поэтому Раста не сосредотачивалась на цели, тропинка сама ложилась под ноги.

Ветер вокруг пруда гулял всегда неслабый — осенью так вообще над деревьями взмывали десятки воздушных змеев. Сейчас, в апреле, змеев было немного — только где-то вдалеке парил над деревьями ярко-красный треугольник, — и ветер носился свободным взад-вперёд, словно малыш-шалунишка, подхватывал разный немногочисленный мусор и с упоением шуршал в камышах, воображая себя великим музыкантом.

Пока друзья шли до моста, в чьём-то кармане зачирикал синтетической птичкой телефон, и это прозвучало так же дико среди посвиста настоящих птиц и шороха камыша, как крики пролетающих фламинго над деревней. Трое ребят привычным жестом похлопали себя по карманам, разыскивая источник звука. Телефон чирикал у Спеца.

Мальчик с кислой миной открыл «послание», но тут же недовольство на лице сменилось сначала просто облегчением, затем искренним восторгом. Раста не удержалась и попыталась прочесть, что же там такое написано. В сообщение значилось всего одно слово: «Отгул». Что это означало, девочка не поняла, но обрадовалась за Спеца: она же видела, что для него это приятное известие.

Раста любила вот так гадать, что происходит в голове у её друзей. Выросшая в компании старших братьев, она всегда предпочитала общество мальчиков, чувствуя среди одноклассниц себя неуютно. С мальчиками было хотя бы изредка понятно, что ими двигает. Что двигало девочками, Раста разобраться не могла даже на примере самой себя. Обычно, конечно, сваливала на то, что пример попался ей неудачный, но всё равно не могла спокойно дружить с теми, чьи мысли просто порою не понимала.

А мальчики… что мальчики? Ну, Спец, ну, Каша. Конечно, не так-то просто их понять, но можно попытаться… И где-то впереди поджидает успех.

Ну, или хотя бы можно поиграть в угадайку: что там в их головах? Чем мысли заняты? Игра без начала и конца, превращающая дружбу в увлекательную головоломку…

Сейчас друзья брели по дорожке мимо пруда, и Раста строила десятки предположений, что происходит в голове у Спеца, всё думающего о чём-то и периодически окончательно вываливаясь из этого мира. Её уже начало слегка раздражать, что ни одно из предположений не казалось ей достаточно достоверным, и постепенно это становилось, наверное, всё более и более заметно.

— Что с тобой? — удивился Каша. — Рука болит?

— Не-не, почти что нет, — замотала Расточка головой, стараясь не вспоминать о руке лишний раз. Как встанет перед глазами измазанная словно бы в краске ладонь… Как Спец смог остаться таким спокойным?!. И вот, опять она не понимает. Ну что же это такое, что за загадки?!

— Ты осторожнее с ладонью. И если что — лучше сразу в травмпункт обратись, — посоветовал Спец, огляделся с лёгким удивлением — «мама, где я, кто все эти люди?» — и снова исчез из этого мира.

Раста шла рядом с ним, чувствую его горячие пальцы на своём запястье, и гадала: в какие же глубины забирается сознание Спеца в такие моменты? Он вспоминает родственников? Или, может, пытался представить, где их искать?.. Порою, правда, Спец, казалось бы, полностью выныривал сознанием на поверхность, оглядывался, пытался ухватить нить разговора, но, поддакнув пару раз, снова срывался куда-то в глубину. Раста пока это терпела, но пару раз уже не выдерживала, теребила за рукав и задавала вопрос, любой, пришедший в голову. Один раз хотела узнать время время, другой — поинтересовалась, похож ли шорох камыша на музыку, а теперь просто прямо спросила, о чём он думает.