Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том 1 (Изобретение кино 1832-1897, Пионеры кино 1897-1909)

• Название: Всеобщая история кино. Том 1 (Изобретение кино 1832-1897, Пионеры кино 1897-1909)
• Автор: Жорж Садуль
• Издательство: Искусство
• Жанр: История
• Год: 1958

Перед вами лучшая работа по истории киноискусства, написанная французским историком Жоржем Садулем. Можно с уверенностью утверждать, что материал, собранный и обработанный Садулем, является беспрецедентным по своему объему. Садуль впервые сделал попытку рассмотреть историю киноискусства как историю коллективного труда кинодеятелей всего мира. Он не ограничивается рассмотрением и анализом отдельных фильмов или творчества отдельных художников. Он не отрывает эстетические явления киноискусства от развития техники, производства и эксплуатации. Он анализирует одновременно и экономику, смело вводит статистические данные и впервые раскрывает картину ожесточенной конкуренции в борьбе за овладение новым видом воздействия на зрительские массы.

---

Фильм этой новой программы «Вокруг кабины» — шедевр Эмиля Рейно. Все персонажи сделаны с очаровательным юмором. Парижанка с осиной талией, с пышными рукавами «жиго», в огромной шляпе с цветами, Копюршик с белыми бакенбардами и моноклем и маленькая собачка, изнеженная и нервная. Сцена, как и в «Бедном Пьеро», разделена на две части; часть, представляющая море, покрыта волнами, непрерывно колеблющимися по способу, издавна применявшемуся в волшебных фонарях. Изображение полета чаек производило на публику наибольшее впечатление — для этого Рейно использовал хронофотографии Марэ (срисовав их)[90].

Вот сценарий одного из фильмов Рейно 1895 года, «Сон у камина». «Толстый кот входит в гостиную с грандиозным камином (слабый огонь), оглядывается вокруг, прогуливается, вспрыгивает в кресло и свертывается клубочком. Входит слуга со шляпой хозяина и кладет ее на то же кресло, где спит кот, который убегает. Появляется подвыпивший хозяин.

На лице его — изнеможение, усталость, досада. Нетерпение, потом глубокое раздумье. Он садится в кресло и засыпает. Его не видно.

В очаге сперва разгорается, потом пылает огонь. Пламя доходит до верха камина. Из пламени появляется странное видение. Возникает дух огня, который жонглирует раскаленными предметами и исчезает. Языки пламени образуют экран, на котором проходит жизнь гуляки:

Он показан:

1. Маленьким в колыбели, укачиваемый матерью.

2. Постарше, на велосипеде.

3. Танцующим на балу.

4. У ног женщины, получающим пощечину от соперника.

Шум пощечины его будит. Видение исчезает. Он поднимается, трет себе глаза, потом энергичным жестом выражает свое желание драться с оскорбителем. Он надевает шляпу и перекидывает плащ через руку. Появляется кот и трется об его ноги. Занавес».

Этот сценарий, хотя и не равноценен сценарию «Вокруг кабины», намного превосходит большинство тех сценариев, которые были в ходу до 1905 года. Однако он во многом родствен, как мы увидим, этим последним.

Заслуга Рейно не только в том, что он изобрел оптический театр — первый аппарат, сделавший возможными длительные проекции, но еще и в том, что он обогатил репертуар, сделав его равноценным в художественном и коммерческом отношениях большинству из фильмов Мельеса.

Рейно в своих изобретениях проявил универсальность, достойную некоторых умов Ренессанса. Он был в одно и то же время механиком, оптиком, конструктором, рисовальщиком, оператором, сценаристом, декоратором, изобретателем, фабрикантом, режиссером постановщиком трюков. Но именно этот универсализм, который ведет за собой отсутствие специализации, показывает, что дело идет о ремесленнике, неспособном соревноваться с людьми новой формации, представителями промышленности движущихся картин. Он будет раздавлен, когда они выйдут на сцену, и мы увидим, как после 1895 года этот несомненный гений, жертва своего времени, своего характера, бедности, одиночества, постепенно придет к полному разорению и закончит жизнь в нищете.

Глава III ПЕРВЫЕ ФИЛЬМЫ КИНЕТОСКОПА ЭДИСОНА

Рейно начал как изобретатель и продавец аппаратов. Потом, после 1890 года, необходимость эксплуатировать свой оптический театр сделала из него антрепренера, режиссера. Лента, прежде явление вспомогательное, стала основой его работы, и поэтому его пьески и исполнительское мастерство все время совершенствуются.

Эдисон же, наоборот, выпустив в продажу свои кинетоскопы, так и остается главным образом продавцом аппаратов, что характеризует всю его коммерческую и промышленную деятельность до 1900 года. Фильмы для него — только необходимый аксессуар вроде валиков музыкальных шкатулок, которые вечно повторяют один и тот же мотив.

Намереваясь в будущем снимать оперы, Эдисон рассматривает свои фильмы только как ленты для коммерческой демонстрации и не придает им большого значения. Он всецело передоверяет их Диксону, и если он дает ему какие-то указания, то в большинстве случаев это советы использовать сюжеты, сходные с теми, которыми в тот период пользуется коммерческий зоотроп. С точки зрения хозяина Вест-Орэнджа, суть дела состоит только в том, чтобы показывать движение, не заботясь о мимике актеров или о создании комических персонажей и т. д.

В зоотропах сюжеты лент имели только вспомогательное значение, тем более что возможности актеров были весьма ограничены: они могли воспроизводить только самые простые движения, допускающие бесконечные повторения, кроме того, одновременно могли действовать только два-три персонажа.

И все же в лентах зоотропа уже можно было дифференцировать две сюжетные категории: «жанровые сценки» (цирульник, кузнец, зубодер, фермерша, кормящая кур, пьяница, курильщик, швея, спорщики и т. д.) и «номера» в смысле номеров мюзик-холла (жонглеры, акробаты, акробаты на трапециях, боксеры, борцы, клоуны, дрессированные животные и т. д.). Отметим, чтобы не забыть об этом потом, что существовало и несколько «документальных» лент (машины, движение светил, геометрические фигуры и т. д.).

Когда Диксон начал в интерьерах его «Кинетографического театра» снимать первые фильмы, он прямо следовал лентам зоотропов, тем более что ленты для аппаратов Эдисона были тоже лентами без конца, которые можно было пускать по нескольку раз подряд.

В последних месяцах 1894 года каталоги фильмов Эдисона состояли уже из 60 лент. «Номера» мюзик-холла занимали первое место в этом каталоге, и их сходство с сюжетами зоотропа поразительно. Дрессированные животные[91], силовые упражнения[92], акробаты[93], танцы[94], борьба[95]. Наибольшим успехом пользовались последние два рода фильмов. Они внушили Латаму мысль о съемке матча бокса в нескольких раундах в исполнении звезд ринга. Идея была подхвачена Раффом и Гаммоном, которые выпустили матч в пяти раундах: «Хорнбэкер против Мэффи» и «Билли Эдвард против неизвестного боксера».

Танцевальные фильмы были очень разнообразны. Самыми знаменитыми были: «Танцовщица Аннабель» (имитация танца Лое Фюллер) и «Французский канкан». Затем в «Черной Марии» были засняты многие артисты знаменитого цирка Барнума и Бейли, а также труппы Буффало Билля. Сам полковник Коди (Буффало Билль), женщина-стрелок из карабина Анни Окли и труппа индейцев предвосхищали фильмы о Дальнем Западе, неутомимыми и никогда не надоедающими героями которых они будут впоследствии.

От танцев Диксон перешел к запечатлению номеров ревю, где выступали его артисты. Это уже был отказ от зоотропических сюжетов и переход к съемке опер, о чем мечтал Эдисон.

Жанровые сценки были немногочисленны, но пользовались наибольшим успехом. В некоторых лентах уже появляются зародыши сценария, получаются драмы или комедии на 30 секунд, например «Спасенные из огня», где изображались: огонь, дым и пожарные в действии, «Драка в баре» и т. п.

Для того чтобы зрителю кинетоскопа были понятны движения действующих лиц величиной с булавку, фотографируя их, нужно было подчиняться точным правилам. Без сомнения, строгий черный фон и силуэтное выделение фигур облегчали видимость, но, когда в кадре одновременно действовали несколько персонажей, силуэтность исчезала и действие становилось смутным, неясным.

Этим объясняется то, что современники не оценили фильма 1895 года «Смерть Марии Стюарт». Когда его теперь проецируют на экран, большое впечатление производят и многочисленные фигуранты в костюмах, и королева, коленопреклоненная перед эшафотом, и палач, который опускает секиру, а потом показывает публике отрубленную голову. В этом фильме 1895 года, который, вероятно, явился запечатленной на пленку сценой из спектакля какого-нибудь нью-йоркского театра, пользовавшегося успехом, мы видим предшественника французских и итальянских «художественных фильмов». Но крошечный размер изображений сделал фильм столь неразборчивым, что он не имел никакого успеха у зрителей кинетоскопов, и произведение, которое теперь кажется нам сенсационным, тогда провалилось.

Фильм, выпущенный во Франции под названием «Танец Лое Фюллер»[96], был исполнен молодой танцовщицей с Бродвея — Аннабель, которая мало-помалу вошла в известность тем, что была замешана в скандальную историю и что а ней распространился слух, будто бы она танцевала голой перед гостями наследника цирка Барнума, что подняло цену и спрос на ленты кинетоскопа, на которых она была снята; публика уже отдавала предпочтение звездам.

С другой стороны, известно, что «Танец с серпантином», который прославил балерину Лое Фюллер, исполнялся с длинными покрывалами, которые окрашивались в разные цвета электрическими прожекторами, что позволяло придавать балерине различные очертания — то цветка, то бабочки.

Для того чтобы передать все особенности «змеиного танца», снимки Аннабель были раскрашены от руки в Вест-Орэндже. Этим кинетоскоп, возобновив способ, употреблявшийся в фотографии, открывал дорогу плодотворной традиции цветных фильмов.